Из воспоминаний участников расстрела царской семьи: бывшего помощника коменданта «Дома особого назначения» (Дома Ипатьева, где содержалась царская семья) Григория Петровича Никулина (1895–1965) и бывшего члена коллегии Уральской областной ЧК Исайи Иделевича Родзинского (1897–1987). Магнитофонная запись сделана в 1964 году в рамках расследования А.Н. Яковлева (в то время – зав. сектором радио и телевидения ЦК КПСС). Изучение обстоятельств екатеринбургских событий июля 1918 года проводилось по поручению Н. Хрущёва.
Г. Никулин:
– Была директива: сделать это без шума, не афишировать это, спокойно. Как? <…> Вариант возник такой, самый, так сказать, удачный по-моему, – это под видом обороны этого дома пригласить их для их же безопасности спуститься в подвал <…>
Нас было исполнителей восемь человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел – четыре, Ермаков Пётр – пять, вот я не уверен, что Кабанов Иван – шесть. И ещё двоих я не помню фамилий <…>
Они так это, когда спустились в подвал, так это недоумённо стали переглядываться между собой, тут же внесли, значит, стулья, села, значит, Александра Фёдоровна, наследника посадили, и товарищ Юровский произнёс такую фразу, что: «Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти». До них даже не дошло, в чём дело, потому что Николай произнёс только сразу: «А-а», а в это время сразу залп наш уже – один, второй, третий. Ну, там ещё кое-кто, значит, так сказать, ну, что ли, был ещё не совсем окончательно убит. Ну потом пришлось ещё кое-кого дострелить...
– Помните, кто был ещё не полностью мёртв?
– Ну вот была эта самая... Анастасия и эта... закрылась, вот, подушкой – Демидова. Демидова закрылась подушкой, пришлось подушку сдёрнуть и пристрелить её <…>
Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность. Я потом, когда, понимаете, воевал, вот в составе Третьей армии, 29-й стрелковой дивизии, я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив <…>
Иногда я выступал с такими воспоминаниями, это обычно бывало в санаториях. Отдыхаешь. «Ну, слушай, – подходят ко мне, – давай расскажи». Ну, я соглашался при условии, если вы соберёте надёжный круг товарищей, членов партии, я расскажу. Они задавали такой вопрос: «А почему всех? Зачем?» Ну объяснял зачем: чтобы не было, во-первых, никаких претендентов ни на что <…> Если бы даже был обнаружен труп, то, очевидно, из него были созданы какие-то мощи <…> ′
И. Родзинский:
– Что надо иметь в виду, когда речь идёт о нахождении царской семьи в Екатеринбурге, это то, что дали их нам на сохранение <…> Так и мы рассматривали задачу свою – во что бы то ни стало сохранить <…> Ленин носился с мыслью поставить процесс всероссийский над царизмом. Исходил он вот из чего. Если за 12 лет до этого передовой отряд рабочего класса России в лице петербургского рабочего класса мог идти с хоругвями к царю-батюшке просить заступничества от произвола слуг царских, то спрашивается, что же можно сказать о тёмной неграмотной крестьянской массе, искренне воспитывавшейся на преданности царю-батюшке? Ленин и всё руководство партии считало, что в соответствующее удобное время необходимо поставить всероссийский процесс над царизмом. С тем, чтобы разоблачить до конца в глазах самой широкой отсталой крестьянской массы царизм как таковой <…> И поэтому вопрос о сохранении царя имел особое значение <…>
Но <…> осуществить это оказалось совершенно невозможным <…> Очень неожиданно началось выступление чехословаков. И такое, при котором приходилось считать дни, сколько ещё удастся просидеть [в Екатеринбурге] <…> Потому что не было ни армии, ничего такого осязательного, что можно было противопоставить сколоченному по всем правилам корпусу, который обрастал мясом всё время – белогвардейщина вся эта примыкала, офицерьё, кулачьё облепляли этот корпус <…>
Настроение масс в Екатеринбурге было таково, что ни о какой эвакуации нельзя было и думать. Мы знали эти настроения – что там большевики нянчатся с царем, зачем содержат? <…> Пошли разговоры в раздражённом тоне на заводах, что не дадим эвакуировать! Причём этот лейтмотив был широко распространён в массах <…>
И вот мы так сидели [в ЧК] толковали, разговор шёл о том, что надо кончать с этим делом, что другого выхода сейчас нету. Шёл вопрос деликатный, спрашивали: как с Москвой? Дело-то серьёзное… Ну решили так <…> Если Москву запросить согласие – не разрешат <…> Там могут не понять, что нельзя иначе. И решили поэтому привести всё в исполнение и поставить о факте в известность, ссылаясь на обстановку <…>
– Значит, решили их расстрелять. Вот как практически это было, расскажите, пожалуйста. Были какие-нибудь споры?
– Ну какие могут быть споры. Расстрелять и всё <…>
Когда всех и привели вниз, Юровский в трёх словах сказал там, объявил, и тут пошло состояние прострации, естественно, наступило… Пошла стрельба, и надо сказать, стрельба беспорядочная, чуть сами не перестрелялись, потому что рикошетом пули летели… Очень неорганизованно было <…> Алексей, например, одиннадцать пуль проглотил… Чего-то так уж очень живучий парнишка… Между прочим, очень красивый парень, Алексей, очень красивый был. ′