Что связывает Ирландию и Украину
Эту салфетку я обнаружил на столике в закусочной в центре Берлина. На ней на украинском языке было написано (воспроизвожу русскими буквами):
«Батько Бандэра знов до нас прыйдэ.
Вин за Украину усих нас повэдэ.
Будэ Украина вильна, буде нэнька самостийна – хэй!
Москалив – на ножей!»
Случай можно было бы назвать вполне клиническим, но всё же: что хотел донести этой малявой до здешнего народа неизвестный мечтатель-хохол? К какой публике обращался? А может, просто распирало его от клокочущей в груди ненависти к поработителям?
Ответа не нашёл. Но показал салфеточку одному крупному немецкому политологу. Смотри, мол, каково жить с такими. А вы нам об агрессивности России.
А он мне с прямотой римлянина: «Привыкайте».
А ведь вправду: надо привыкать. Только к чему? Что за государство такое, которое мы по инерции называем братской страной, взросло по соседству? Есть ли в Европе, куда оно так отчаянно рвётся, нечто схожее?
И я понял: Украина – это славянская Ирландия. Когда в XII веке норманны переправились на остров, они назвали территорию The Pale – «окраина». У слова «Украина» тот же языковой корень. Схожа и мифология: и там и тут, например, в день летнего солнцестояния окунаются в реки, плетут венки, прыгают через костёр, сжигают всякие нехорошие символы. Там барды, тут кобзари.
Но главное, что их объединяет, – иступлённое неприятие соседа, бывшей метрополии. Конфликт между истинными ирландцами (как правило, истовыми католиками) и переселившимися с севера английскими протестантами длится несколько столетий и не затих поныне. Шесть из девяти графств провинции Ольстер, ставших в начале 20-х годов ХХ века Северной Ирландией в составе Великобритании, – вечная заноза в сердце ирландских националистов. А ведь это территория, где абсолютное большинство населения абсолютно добровольно сохранило верность Соединённому Королевству – и языку, и религии!
Лозунг ирландских патриотов всегда звучал так: чем хуже для Британии, тем лучше для Ирландии. Они становились на сторону Франции и во времена Кромвеля, и во времена Людовика XIV, и во времена Наполеона.
Был в Ирландии даже свой «голодомор» – с 1845 по 1849 год, в чём, понятно, обвинили англичан. Примечательно, что всё это время страна оставалась экспортёром продовольствия, причём экспорт мяса даже увеличился. Улавливаете аналогии?
В ходе Первой мировой войны в патриотических кругах Дублина зазвучал призыв: «Британия не должна получить помощи от Ирландии. Трудности Англии – шанс для Ирландии». И в апреле 1916 года, когда под Верденом решалась судьба Антанты, ирландцы подняли Пасхальное восстание. Часть лидеров инсургентов при этом хотела посадить на королевский престол Ирландии прусского принца Иоахима. (Смешно, но теоретик украинского монархизма Вячеслав Липинский выдвигал того же Иоахима как возможного претендента на украинский престол.) Один из руководителей восстания сэр Роджер Кейзмент вообще прибыл в страну на немецкой подводной лодке. Повстанцы должны были получить и транспорт с оружием из Германии. Это можно назвать и национально-освободительным движением. Но скорее похоже на предательство. Так и напрашиваются сравнения с действиями УПА, состоявшей большей частью из советских граждан, стрелявших в спину советским солдатам.
Во Второй мировой войне Дублин объявил себя «нейтральным» и поддерживал дипотношения с рейхом. Британских лётчиков, совершивших вынужденную посадку на острове, интернировали. После самоубийства Гитлера премьер-министр страны Имон де Галера оставил в посольстве Германии запись соболезнования. Правительство Ирландии объявило десятки тысяч соотечественников дезертирами, потому что те воевали на стороне антигитлеровской коалиции. Им не полагалось ни пенсии, ни иных льгот. Их сделали «отверженными», «антиирландцами» и «простили» совсем недавно. Не чуждались ирландцы и террора. Ещё в Первую мировую некий профессор Хейс разрабатывал бациллы тифа, чтобы заражать ими молоко, предназначенное для английских военных и полицейских. В 1939 году, в начале войны, боевики подпольной Ирландской республиканской армии (ИРА) организовали около 300 взрывов против англичан. Всем известно о террористических вылазках той же ИРА в 70-е годы в надежде «отвоевать» часть Ольстера. Террор окончился не так давно. При всём этом подавляющее большинство ирландцев в повседневном общении говорит на английском и лишь тысяч 70 (по последним оценкам) – на ирландском, одном из кельтских языков. Родным признают этот язык 11% населения. Оба языка, правда, государственные. Украина до подобного не доросла.
Ирландия дала миру гигантов англоязычной литературы – Джонатана Свифта, Оливера Голдсмита, Оскара Уайльда, Джеймса Джойса, Бернарда Шоу, Уильяма Йейтса, которых, правда, там не считают истинно национальными писателями. Ну а в Киеве родились Марк Алданов, Михаил Булгаков, Александр Вертинский, Максимилиан Волошин, Николай Бердяев, Илья Эренбург, Виктор Некрасов, писавшие, как известно, на русском, но и их не признают на Днепре за своих. О Гоголе я уже не говорю.
Тут к месту вспомнить Чехова, который в 1888 году в письме к поэту Алексею Плещееву упоминал «тех глубокомысленных идиотов, которые бранят Гоголя за то, что он писал не по-хохлацки» и которые, «ничего не имея ни в голове, ни в сердце, стараются играть роль, для чего и нацепляют на свои лбы ярлыки».
После этой цитаты писателя Чехова вполне можно запрещать на Украине как угрозу национальной безопасности. Хотя вряд ли украинские «интеллектуалы» читали письма Чехова.
«Идиоты» «играли роль» даже при советской власти. Например, во время киевских гастролей МХТ в 1936 году, чтобы не тревожить «национальные чувства», по «рекомендации» тамошнего начальства из любимой пьесы Сталина «Дни Турбиных» выкинули целую сцену – убийство петлюровцами еврея. Об этом пишет Елена Булгакова в дневнике. Представляете, насколько были влиятельны украинские националисты даже в период культа…
В фильме «Подвиг разведчика» по сценарию чекиста Исидора Маклярского (Сталинская премия II степени за 1948 год) провокатор Бережной на вопрос, не жалко ли ему отправлять на смерть русских, отвечает: «Я украинец». И уже это в его глазах всё оправдывало. «Не украинцы» для него были «не люди», так же, как для нынешних киевских националистов – жители Донбасса. Маклярский во время войны служил в IV(диверсионном) управлении НКГБ у Павла Судоплатова, он знал «кадры на местах».
После развала Союза шло стремительное отторжение всего русского на всех уровнях отношений. Странное, кстати, отторжение: нечто вроде «не съесть, а понадкусывать»! Испортить, украсть, запретить…
Судите сами. Не так давно награждали Андрея Макаревича в Берлине, в Музее Checkpoint Charly, премией за его позицию по Крыму. Награждали, сами понимаете, с музыкой. И вот солист ансамбля, назову его «Сопли Свистоплясова», поёт две исконно, как объявляют, украинские песни: «Я прошу, хоть ненадолго» из «Семнадцати мгновений» и «Я несла свою беду» Высоцкого. На украинском поёт, хотя и говорит по-русски без акцента. Такая вот мелкая интеллектуально-идеологическая кража, рассчитанная на то, что немцы не заметят подлога.
Или вот в середине 90-х во Львове шахматный гроссмейстер Олег Романишин яростно доказывал мне, что на Украине транзитный газ воровали, воруют и будут воровать, что надо воровать, потому что русские «пожизненно должны».
А уж про свежеукраденные три миллиарда, легкомысленно выделенные «братской стране», я не говорю.
Это, братцы, уже ментальность, ставшая политикой.
В Ирландии как национального героя почитают Роджера Кейзмента, встречавшегося во время войны с немецким рейхсканцлером. На Украине – гауптштурмфюрера СС Романа Шухевича. И изменить это вряд ли удастся. Ибо вектор отторжения определён. Как и система ценностей.
Глупо продолжать тешить себя иллюзией братства, кто бы этой иллюзией нас отечески ни потчевал. То «украйнофильство», которое Антон Чехов в упомянутом письме обозначил как «любовь к теплу, к костюму, к языку, к родной земле», которое ему «симпатично и трогательно», ушло. Его заменило украинское «европейство», густо замешенное на дремучей злобе селянина, описанное Булгаковым в «Белой гвардии».
Нет, не будет, видимо, братства! Надо привыкать.
Но пусть будет хотя бы как у Англии с Ирландией: мир сквозь неприязнь.
Лишь бы не «на ножи», как того хочет хлопец из закусочной.