, ВЛАДИВОСТОК – ВОЛГОГРАД
Дорога в девять тысяч километров не пугала. Пугало лишь штормовое предупреждение – на Приморье надвигался очередной ураган. В дальнюю дорогу нужно втянуться глазами, которые устают от бесконечного мелькания фар. Семь лет назад я уже прошёл этот маршрут. За это время поток машин увеличился многократно. В прошлый раз участок дороги до Хабаровска я пролетел на «ура». Было три-четыре тяжёлых участка с щебёночной отсыпкой. Теперь стало в несколько раз больше... А еду я не один – с сыном Данилой. Пусть посмотрит.
Хабаровск, как и большинство российских городов, не имеет приличной объездной дороги. Путь к мосту через Амур петлист и ничем не обозначен. Лучше всего зацепиться за знающего «транзитника» и пилить за ним по городским улицам строго на север.
Биробиджан почти не изменился. Так же извилисто проходит сквозь него федеральная трасса, и так же, как семь лет назад, на свёртках нет указателей.
Равнинная дорога вползает в сопки, жмётся к «железке». Я ехал через посёлки Теплоозёрск, Зареченск, где семь лет назад был добротный асфальт, а ныне он разбит и лучше бы его совсем не было. Скорость – 20 километров в час. Объезды отсыпаны крупным дроблёным камнем, некоторые торчат, как пальцы. При этом бесконечно обгоняют и обгоняют автомобили с транзитными номерами, обдавая щебнем, клубами пыли. А поток машин всё возрастает.
В придорожном кафе познакомился с парнями из Новосибирска. Самому молодому двадцать два, и едет он на маленькой «Тойоте» IST. А впереди команды – пожилой угрюмоватый профессионал Петрович на «Лексусе». Однажды зимой у него сломалась машина на реке Шилке. Мороз за тридцать, буксировать нечем. От злости, от безысходности облил микроавтобус бензином и поджёг, чтоб не достался местным мародёрам. Сколько-то шёл пешком, потом подобрала попутка. Уехал, проклиная всё на свете, с твёрдой уверенностью, что больше никогда не поедет по этой чёртовой дороге. «Да вот пацаны уговорили, чтоб дорогу им показал», – как бы оправдываясь, поясняет он.
Порадовал бетонный мост через Бурею. Семь лет назад с танцами и плясками приходилось здесь плыть на пароме.
Дорога паршивая, руки-ноги болят, отчаянно скачет и сотрясается «Нисан» на крупном булыжнике, мне кажется, что не доеду до своего Волгограда. Я видел разные варианты дорог, но чтоб их отсыпали речной галькой – впервые. Это вне логики, вне здравого смысла. Крупные окатыши не трамбуются, не грейдеруются, они просто с треском разлетаются из-под колёс. Зато дёшево. Речная галька не стоит ничего, черпай её экскаватором и черпай. Похоже, кто-то таким образом сэкономил на щебне.
В основном скорость 30–40 километров в час. На объездах и до пяти, если жалеешь машину. Небольшой посёлок Макдагачи – когда-то крайняя точка дороги. Тупик. Ныне же мы его огибаем и выезжаем, проплутав пару раз, к едва приметному указателю «Чита». Поверить в такое очень трудно, дорога такая, словно на ней сажали картошку.
Федералку строят. Она то справа, то слева обозначена высокой насыпью с вереницами дорожной техники. Но тебе от этого не легче, ты прыгаешь и прыгаешь по колдобинам, объездам-переездам.
Места по-своему красивые, таёжные, с широкими распадками (падями) меж сглаженных отрогов гор. Пару раз совсем неожиданно федеральная трасса засверкала асфальтом. Можно разогнаться хоть до двухсот, сбить въевшуюся пыль. Дорожники работают допоздна, техника у них суперсовременная – всё больше японская. Остановился переговорить с мастером. Судя по всему, проект серьёзный: на основание дороги укладывается бетон, затем его проливают защитным слоем (чем-то вроде мазута). Только после этого – два слоя асфальта.
За три тысячи километров попадались разные съезды, объезды. Но более всего потряс объезд в районе посёлка Ключевской в Читинской области. Ключевское, старое сибирское поселение, живёт за счёт карьера. Здесь камень ломают и дробят. А мальчишки работают указателями: стоят на грунтовой развилке и показывают направление на Читу. Взамен просят еды, денег или хотя бы сигаретку. Крепкие, ловкие, они с радостью согласились сфотографироваться. А когда я сказал, что снимок появится в Интернете, они загалдели, осваивая непонятное слово.
Плохо, бедно живут посёлки вдоль федеральной трассы. В одном из них только начальное образование, про Интернет тут лучше не заикаться.
– Чем кормитесь, бабоньки? – спрашиваю женщин.
– Да с пенсии, с огорода... Вчера два ведра картошки продала, – похвалилась та, что постарше.
С неизбывной женской кокетливостью она поправила волосы, платье, подставляясь под объектив фотокамеры.
Километров двести мы колотились по дороге, как по булыжной мостовой. Данила совсем загрустил: «Что, так будет до самой Читы?» Впереди Чернышевск. Уже вечереет, а дорога всё хуже и хуже. И вдруг дорога как песня – в стакане вода не шелохнулась бы. Однако коротка радость у русского путешественника – съезжать на разбитый грейдер вдвойне тяжело. Пылим в сумерках ещё час до ближайшей стоянки.
Небольшое кафе. Стены обклеены зелёными червонцами с надписями: «Артём из Братска», «Привет, красноярцам! Диман». Волгоградцы здесь ещё не отметились.
Подъём в шесть, едва рассвело. Бужу Даню в три приёма. Даже ополоснув лицо водой, он не выплывает из дремоты. Иду за чаем. На крыльце – лёгкая паника. Одну из женщин бьёт мелкая дрожь. Лицо зелёное, говорит: «Давление низкое». Вторая уговаривает меня съездить к хозяйке. «А позвонить?» – спрашиваю. «Нет в деревне телефонов». Я привычно достаю сотовый и вижу назойливое – «МТС-РУС – поиск сети».
Едем к хозяйке закусочной, в деревню. Её дом ярко отличается от всех остальных. Похоже, что и такое простое заведение у дороги приносит немалый доход. С полчаса «подрабатываю» бесплатно за «скорую помощь», благодаря чему спасён работник общепита в деревне, рядом с федеральной трассой, где, как и сто лет назад, уповать можно только на Бога и на самого себя. Затем мы дружно пьём чай. Хозяйка отошла от испуга и от моего грозного: «Даже нитроглицерина нет в столовой. Помрёт тётка, а вас в тюрьму». «Ну вы меня напугали», – смеется она.
Промелькнуло село Богомягково. Семь лет назад оно приглянулось своеобразной сибирской красотой, ухоженностью. Думалось, скоро подтянут сюда федеральную трассу и заживут люди по-новому… На заросшем футбольном поле паслись телята, ворота покривились. Только спутниковые тарелки подчёркивали небольшие перемены.
До Улан-Удэ семьсот километров сначала вдоль Шилки, затем вдоль мутно-бурливой Селенги, по асфальту совсем не внапряг. Места красивейшие. Попадаются затейливые горные «останцы» то в виде крепости, то – застывшего в камне животного. То вдруг краски лягут по склонам гор такие, что обязательно вспомнишь полотна Рериха. Краток миг красоты. Пока ищешь место на узкой дороге, краски меркнут.
Впереди Байкал. Этот бесценный изумруд заманчиво поблёскивал справа сквозь кроны деревьев. А мы ночевали на обочине под проливным дождём. Радио бубнит про необычайную жару, а здесь без печки и одеяла колотит от холода. Не хочется выходить из машины. Иркутск неприветливо встретил дождём. Наши транзиты иркутян не интересовали, на постах ГИБДД привычно трясли дальнобойщиков. До Красноярска значилось 1067 километров. Хотелось одолеть их до ночи. Но пошли грунтовки, ремонты, объезды.
У деревни Булюшка на трассе Иркутск–Красноярск ведут капитальный ремонт дороги, как утверждают плакаты. На глазах у сотен водителей рабочие укладывают асфальт прямо в грязь на едва выровненную гравийную подушку. Какие виброкатки! В радиусе десять километров нет обычных дорожных катков.
И – сколько промелькнуло посёлков и деревень – ни одной церкви! Только за Новосибирском попалась автостоянка «Хуторок» с деревянной часовней на въезде. Ранним утром не было свечей ни в трактире, ни в самой часовне, но были иконы. Я человек невоцерковленный, а всё же помолился простодушно, глядя в строгий лик Николая Чудотворца за себя, Данилу, близких своих. Пожелал доброго здоровья тому, кто сотворил это маленькое чудо у дороги вместе с гостиницей, где чаще всего к ночи не хватает мест.
За Тайшетом участок асфальта, похоже, не ремонтировали лет десять. Можешь прыгать как заяц от обочины до обочины, можешь тупо ползти по прямой, количество выбоин, мелких и больших, на каждом метре остаётся неизменным на каждое колесо. Весь этот иркутско-красноярский ужас заканчивается милицейским постом, перед коим такие ямы, что непременно пузом или бампером издашь металлический скрежет.
По трассе на Новосибирск попадаются участки дороги, отмытой дождями и снегом до белизны, где чёрных заплат свежеуложенного асфальта больше, чем старого. Проскочили по ошибке на Томск километров двадцать. Старенькая дорога времён СССР, но ни одной ямки, всё подчищено, подлатано. На всех кемеровских дорогах разметка, разгонные полосы. Ни выбоин, ни бугров.
В харчевне под Омском разговорились с дальнобойщиками. Они отговорили меня от поездки через Казахстан. Едем за ними. Идти за автовозом удобно, он держит под девяносто, хорошо знает дорогу. А главное – у него рация, настроенная на канал российских дальнобойщиков. Эфир выдаст: «Братишка, на четырнадцатом работает машинка с радаром. В Ивановке ловят на скорость». – «Спасибо, брат! Удачи». – «Тебе не болеть». Водитель автовоза Пётр рассказывает, как забрали права: «Негабарит!» Возмутился. Стали мерить. И правда, получается вместе с «головой» превышение по длине! Тогда он к инспектору: «Дай-ка рулетку». Глянул внимательно, а там на ней узел между третьим и пятым метром. На такой хитрой рулетке пост ДПС уже не одну тысячу рублей поимел. Двое суток мы ехали с дальнобойщиками, подлаживаясь под их ритм. Судя по количеству постов на отрезке от Омска до Уфы, пришлось бы нам не раз платить «за безопасность движения».
Обогнули Саратов, и вот она, родимая, – дорога на Волгоград! Закрашена сплошной разметкой процентов на шестьдесят. Поток машин плотный в обе стороны, особенно после Камышина. Где-то здесь, под Михайловкой, мой знакомый на «Тойоте Корона» налетел на вздыбившийся асфальт. Разбил машину, пострадала жена. Он уже третий год судится с дорожниками.
О чём я чаще всего думал, пока пересекал свою страну от Владивостока до Волгограда, пока фотографировал людей и пейзажи? Да всё о том же: что главная болезнь нашей экономики называется дорожный тромбофлебит. И пока мы его не изживём, пока не опояшем страну нормальными дорогами, пути нам не будет.