Известный московский писатель, преподаватель Литературного института им. А.М. Горького, историк Александр ТОРОПЦЕВ отвечает на вопросы «Читающей Москвы».
– Александр Петрович, я знаю вас как великого труженика, из-под пера которого в год выходят 4–5 книг. Вот и 2007 год, который ещё не закончился, уже отмечен выходом в свет ваших исследований «История Московской земли с древности до наших дней», «Расцвет и падение Дома Романовых», «Лесков и Ницше. Сравнительное описание двух параллельных творческих миров». Есть ли у вас чувство удовлетворения от того, что уже сделано?
– Я доволен тем, что я не ленился и не ленюсь. Что у меня были интересные историологические темы и проблемы, что моей работой интересуются издатели и читатели. Что поток тем и проблем не иссякает в моей голове. В этом году, например, должна выйти книга «Охрана», роман о тех, кто в возрасте расцвета мужских сил, физических, духовных, моральных, профессиональных, был уволен в запас из армии, сокращён из некоторых НИИ и т.д. и назван при этом отработанным материалом. Это грустно, когда 35–50-летнего мужчину называют отработанным материалом. Это сложно – жить с таким прозвищем. Герои романа «Охрана», охранники одного из непотопляемых предприятий, живут полнокровной жизнью, не сдаются. Главное – не сдаваться. Сдался, значит отработал. Мои герои, не сдающиеся, не сдавшиеся, нужны в любом возрасте всем: жёнам и женщинам, детям и родителям, начальникам и подчинённым, уличным пацанам и криминалу… Кроме этого должны выйти книги: «Двенадцать подвигов России» и «Вариант Фрунзе, Великая Отечественная война и мировая история» и «Мировая история крепостей и замков». Названия, согласитесь, говорят сами за себя.
– Почему период с 1775 по 1920 год был, по вашему утверждению, «самым революционным в напряжённой судьбе планеты за последние 5 тысяч лет»?
– Действительно, эти 150 лет были самыми революционными в жизни земного шара. В этом легко убедиться, переписав все революционные взрывы тех лет в Америке, Европе, Азии, Африке и сравнив этот показатель с другими эпохами. Причин данному земношарному явлению было много, я назову лишь две из них, на мой взгляд, заглавные.
Известно, что в XV в. н.э. во всех крупнейших цивилизационных центрах земного шара началось формирование сначала централизованных национальных (прочных во времени и пространстве!) государств, а затем на их основе – держав имперского типа. Этот процесс продолжался без единого серьёзного срыва вплоть до американской революции, в результате которой от Великобритании, приближавшейся к апогею своего величия, откололись Соединённые Штаты Северной Америки (СШСА). После этой революции в Латинской Америке, а затем и в других странах на других континентах стали вспыхивать аналогичные взрывы. И от великих европейских держав стали откалываться колонии. Разукрупнение государств в XIX в. проходило параллельно с захватом некоторыми сильными государствами новых земель. Но уже в начале XX в. рассыпалась Австро-Венгрия, а Российская империя потеряла Финляндию и Польшу. Процесс разукрупнения ещё не завершился, и вряд ли найдётся какой-нибудь гений-государственник, который сможет остановить или хотя бы приостановить этот процесс в ближайшие 100–150 лет, как, например, ни Чингисхану, ни Тимуру – никакому другому гению не удалось в XI–XV вв. создать крупную во времени и пространстве державу имперского типа. Не дано, знаете ли, людям не подчиняться воле Истории, плыть против течения «каната жизни».
Вторая «заглавная» причина: бурное развитие промышленности, а значит, и науки. Недаром учёные придумали термины «промышленный переворот» и «научно-техническая революция».
Это явление в жизни земного шара породило, во-первых, взрывоопасное социальное расслоение, во-вторых, жуткую спесь быстро разбогатевших людей, которые не желали прислушиваться к голосу бедных, в-третьих, рождением революционно активного социального слоя, удачно названного в России разночинцами. Именно разночинцы (а не породистые и потомственные дворяне, да князья, да графья, не говоря уже о коронованных особах и их детях и родственниках!) выполняли всю необходимую организационную, инженерно-техническую работу на фабриках и заводах, верфях и других предприятиях, в учебных заведениях. Нужно говорить честно, исходя из житейской и исторической логики: власть имущие в эти 150 лет, может быть, и старались погасить революционный огонь в душах, умах и сердцах сограждан, но справились они с этой задачей на маленькую троечку. В лучшем случае. Хотя объективности ради стоит оговориться: задачи перед ними в 1775–1920 гг. стояли сложные, множественные.
Чуть подробнее я говорю об этом в книгах: «Романовы. Начало великой империи», «Расцвет и падение Дома Романовых». О династии Романовых в настоящее время, как, впрочем, и в начале XX в., пишут много, подробно и… партийно. Человек – существо партийное. Это наше субстанциональное качество. Его изменить нельзя. Значит, любой писатель, хочет он того или нет, является существом партийным. Это и помогает создавать образы, и мешает. Потому что 
есть история. Она «говорит не ложно». Все без исключения монархи династии Романовых имели громадные ресурсы, богатейшую страну Россию. Между прочим, ни историки, ни экономисты, ни финансисты досконально не изучили эту составляющую российской жизни, а значит, и жизни российских монархов. Признаюсь, и я не сделал этот очень объёмный труд. Но я обозначил проблему и с помощью некоторых данных обосновал утверждение о том, что Романовы имели такие ресурсы, которых, быть может, не было ни у одного монарха или правителя земного шара тех 300 лет. А кто много имеет, кому многое дано, с того и спрос большой. Спрос особый. Вот моё кредо, мой принцип оценки деятельности любого крупного политика, правителя, который я использовал, в том числе и в жизнеописаниях Романовых. Жизнь у них была не сладкая, бурная, иной раз вялая, но всегда – историологически да и на бытовом, личном уровне интересная и насыщенная.
– Москва – неслучайный город в вашей судьбе, мне кажется, вы знаете каждый закоулок столицы. Книга «Москва. Путь к империи. 1147–1709», вышедшая в 1999 г., явилась первой вашей книгой о Москве. Сейчас их уже несколько.
– Москву я люблю. Это – великий город. Если честно говорить, то я Москву знаю не так уж и хорошо, как знают её уважаемые мною учёные. Но ведь любовь – не наука, это чувство, оно не обязательно должно сопровождаться знанием! Хотя настоящая любовь невозможна без познания предмета своей любви. Почему, например, есть пары, которые живут 50, 75 лет вместе? Потому что они крепко любят друг друга и очень хотят ответить себе на вопрос: «Почему же я люблю своего мужа? Что же он и кто же он, влюбивший меня в себя?» И я такой же – люблю Москву и хочу познать нашу столицу во всём её великолепии. А самый лучший метод познания у влюблённых пар – совместная жизнь, а у писателей, влюбившихся в какую-то тему, – писание книг! Сейчас у меня уже вышло пять книг о Москве…
– В книге «История Московской земли» вы вышли за пределы «своего любимого города»…
– Да. Здесь я решил по-писательски осмыслить историю Московской земли, московского пространства, территорию, ставшую образующим ядром великой державы, её духовным, экономическим, политическим стержнем и опорой, центром. Подобных опытов я лично не знаю, но… Подмосковье я люблю так же страстно, как и Москву. В 1954 году мы с матушкой приехали в Домодедово, и нам дали в строящемся Жилпосёлке комнату в 11 кв. м, где кроме нас жили ещё четыре молодые женщины. Затем была одна комната на две семьи, затем мы получили отдельную комнату. Домодедово, Жилпосёлок, 1 час 30 минут до Кремля. Вся мальчишеская жизнь – поля, речка, леса, игры, туристические походы и слёты, первая любовь, и вторая любовь, и третья – всё в Подмосковье. В Москву в те годы мы ездили раз в неделю к тётушке, которая жила на пересечении Столового и Скатертного переулков в двухэтажном доме, когда-то принадлежавшем княжескому роду, одна из представительниц которого доживала свой век в самой большой комнате на втором этаже. Москву я уже любил, но ещё не догадывался об этом. Подмосковьем я жил. Не написать историю Московской земли, симпатичной земли с центром на Боровицком холме, я просто не мог. Я и написал.
– Но вы ведь пишете не только исторические вещи, у вас есть произведения, адресованные детям и подросткам, и я знаю, что они находят у них отклик. Вы даже однажды сказали о себе «я навсегда останусь двенадцатилетним». Это ваше жизненное кредо?
– Есть люди, которые рождаются детьми, взрослеют, оставаясь детьми, мужают, стареют и умирают детьми. Есть люди, которые рождаются юношами. Либо взрослыми. Либо старцами. Дети – по сути своей поэты. Юноши – учёные. Взрослые – «производственники», т.е. люди конкретного дела. Старцы – советники. Я действительно родился двенадцатилетним. Что-то между ребёнком и юношей. Я чувствую возраст 12–15-летних, мне легко писать о них, разговаривать с ними. Начинал я с домодедовской прозы именно о 12–15-летних своих друзьях детства. Написал что-то около 400 новелл и коротких рассказов. Выходят они редко. Потому что я пишу мальчишек в миру, а не в папе-маминых и писательских теплицах. Мне нравится этот герой, которого – вспомните! – мировая и отечественная литература ещё не показала во всей красе. Это – очень серьёзный разговор. Издатели и редакторы журналов вот уже 36 лет талдычат мне: «Это нам не подходит по тематике». Редакторы взрослых журналов говорят при этом: «Мы детское не печатаем». Детские редакторы: «Мы взрослое не печатаем». Замкнутый круг. Но я человек упрямый. Я добьюсь своего. Я докажу и тем, и другим, что есть человек двенадцатилетний, есть герой двенадцатилетний, есть жизнь двенадцатилетних. Сложная жизнь, по-писательски объёмная, не детская и не взрослая, а настоящая жизнь. Между прочим, что-то из домодедовского всё-таки печатается то там то сям. И даже одна книга вышла – «Квадратик неба синего». И вот что удивительно: серьёзные люди (и взрослые, и дети, и юноши, и старцы), прочитав эти рассказы, говорят: «Зачем тебе история? Пиши прозу!» Меня это, конечно, радует. Иной раз я даже горжусь собой. Но дело-то не в радости и гордости (не гордыни, а именно гордости) писательской. Дело в принципе. Помните, Аристотель говорил, что о человеке всё уже сказано. И он был прав, хотя продолжал говорить о человеке и кое-что – своё! – сказал. Но и он, и многие другие гении мысли за 2 тысячи 300 лет очень мало сказали о детях, психологический мир которых гораздо интереснее, первозданнее, тоньше мира взрослых. В XIX–XXI вв. некоторые писатели стали писать детям разных возрастов разные книжки. Но я-то говорю не о книжках детям, я говорю о ребёнке – непознанном литературном объекте. Разные вещи, согласитесь.
– Наверное, неслучайно вам доверили вести семинар по детской литературе в единственном писательском вузе страны и нашей планеты – Литинституте. Много ли у вас на курсе талантливых учеников?
– Руководить семинаром по детской литературе в Литературном институте им. А.М. Горького меня взял мой учитель Роман Семёнович Сеф после гибели ещё одного моего учителя Сергея Анатольевича Иванова в 1999 году. Не было бы счастья да несчастье помогло, будь оно неладно. Не знаю, почему Р.С. Сеф выбрал меня. Может быть, потому, что я и семинары люблю сильно-сильно, как и Москву, как и историю, как и литературу. По поводу талантливых людей. Много ли их у нас, много ли их должно быть вообще среди людей? Вопросы сложные.
Я принадлежу к тем людям, которые говорят приблизительно так: у каждого человека есть зёрнышко таланта, зарытое в огромной куче житейского мусора. Если есть у человека сила воли этот мусор разбросать крохотной лопаточкой, да зёрнышко это в душе своей взрастить, да сердцем его обогреть, да умом этот цветок стиля своего украсить, если есть терпение на 5–6 лет учёбы, а потом ещё лет на 7–10 самовзращивания, тогда можно надеяться, что этот человек что-нибудь хорошее и напишет.
Конечно, есть в Литинституте яркие личности: и поэты, и прозаики, и переводчики, и драматурги. И немало их! Бездари-то у нас творческий конкурс не проходят и к экзаменам не допускаются. Но одного слишком рано сделали тусовщиком, другой продался книжному дьяволу и стал писать детективную продукцию, третий сошёл с круга и направился в бизнес, четвёртого не ко времени ругнули, и он слишком быстро остыл… Очень много молодых и талантливых людей сдаются. Не хватает им силушки внутренней.
Среди прозаиков могу назвать Татьяну Ересину, студентку-заочницу из Майкопа. Она прекрасно чувствует ребёнка, малую родину свою, время и пишет рассказы и небольшие повести с восторгом и тактом, увлекательно, интригующе. Психологически тонкий рассказ пишет Татьяна Иванова. Прямо-таки маленький Фолкнер. А уж какой потенциально сильный писатель Дмитрий Щёлоков, ученик Михаила Петровича Лобанова, иной раз посещавший и наш семинар по детской литературе, и активно работающий на семинарах при ЦДЛ и при МГО СП России! Всё у него есть: цепкая писательская память, образное мышление, вкус к деталям, почти абсолютное чувство жизни российского человека, азарт, трудолюбие, тяга к познанию. Три публикации в толстых журналах за четыре месяца этого года – неплохой результат, согласитесь! И только бы не остыл он, только бы не остыл. Два года назад к нам пришла 11-летняя (!) Оля Алтухова. Она ещё не учится в Литинституте, но приходит к нам на семинары. На радость всем. Несколько публикаций в толстых журналах, в том числе и в «Московском вестнике». Поэт, знаете ли!
Только бы не сломала их жизнь писательская!
– Каким вам видится современный литературный процесс? В упадке ли литература в сегодняшней России или на подъёме?
– Видение двойственное. Хороших писателей у нас всё ещё много. Но сильных людей, личностей среди них маловато, вот беда. А что такое писатель-личность: это – тема, это – адский труд, это – непрерывно-равномерное с нарастающим упрямством самообразование, это – гражданская позиция! Вспомните золотой век, да и Серебряный тоже: как много знали писатели, как заряжены они были на получение знаний! Н.С. Лесков не имел высшего образования, зато имел прекрасную библиотеку. Любое из его произведений – это продукт талантливого ума, познавшего «человечкину русскую душу» русской же писательской душой, неспокойного сердца и труда, труда. Абсолютные знания русской действительности: жизнь + книга + талант + гражданская ответственность.
В наши годы эта формула работает в исключительно редких случаях. В книге «Лесков и Ницше. Сравнительное описание двух параллельных творческих миров» я написал так:
«Писатели и мыслители рубежа XX–XXI веков тоже порядком подустали. «Обмельчали все». Захотелось им, уставшим, отдохнуть, барахтаясь в тёплой мелкой воде, они забыли древнюю истину о том, что пляжная жизнь засасывает хуже болота. Она их и засосала, но не убила, коварная, а предоставила им возможность умирать медленной смертью, медленно удушая себя своей собственной строкой, настолько медленно, что процесс этот очень сложно диагностировать. Барахтаясь в пляжном мелком тепле, современные писатели искренно веруют в свой талант, пишут некоторые немало и неплохо, но почти все ни о чём, потому что, засасываемые своим жизненным теплом, они стремительно теряют чувство жизни, чувство русской «человечкиной души». А без этого чувства русскому писателю один путь – в Некуда».
Может быть, слишком строго.
Отдыхаем. Не в упадке, а именно отдыхаем. Но силы у нас огромные! Это можно почувствовать и на семинарах в Литературном институте, и по некоторым строкам и абзацам, и даже частям литературных произведений в толстых журналах, тоже, между прочим, работающих в режиме «лежу на пляжу я и млею».
Я почувствовал силушку литературную даже на совещаниях литераторов «Газпрома» в октябре 2006 г. и в октябре 2007 г. Да-да, даже там! Люди с судьбой, с замахом, смелые, берутся за такие проблемы, о которых обласканные жизнью маститые писатели уже и думать забыли.
Затишье. Перед бумом. Но никак не на подъёме. Подъём наступит тогда, когда мы… начнём спускаться к гиганту М.А. Шолохову, к его поэтике, к Лескову, вообще к золотому да Серебряному векам. Там были писатели-личности.
– Сейчас в большом дефиците такие черты характера, как принципиальность, справедливость, верность своим идеалам. По-моему, вы с рыцарской преданностью сохраняете в себе эти качества. Легко ли жить на свете с таким набором достоинств?
– К моему личному счастью, я не один такой хороший. И есть очень много людей куда сильнее, принципиальнее и преданнее меня. О себе скажу так. Если ты готов работать в стол 20 лет, жить втроём в 12 кв. м 25 лет, если ты всегда готов бросить топор и другие инструменты в рюкзак и рвануть на очередную шабашку, чтобы заработать жене на какую-нибудь шубейку, если жена верит в тебя уже 33 года и будет верить ещё столько же, если есть друзья, понимающие тебя и по мере своих сил помогающие тебе, то жить на белом свете можно и легко, и счастливо, и очень долго.
Беседу вела