Эдуард Кочергин
Последние два десятка лет соратник Г.А. Товстоногова главный художник Большого драматического театра (вот уже на протяжении более полувека) Эдуард Степанович Кочергин успешно выступает как литератор. После полюбившегося публике и критикам сборника рассказов «Ангелова кукла», вышедшего в 2003 году, последовали «Крещённые крестами», «Записки планшетной крысы», «Россия, кто здесь крайний?», «Дети моста Лейтенанта Шмидта» и другие книги, переведённые на иностранные языки и удостоенные престижных литературных премий.
Излюбленный жанр писателя Э.С. Кочергина – невыдуманные рассказы о прошлом. Вот и книга, над которой он работает сейчас, – жизнеописание его друга, Глеба Сергеевича Богомолова (1933–2016) — художника-нонконформиста, одного из ярчайших представителей ленинградского андеграунда 1960–1970–2000-х, чьи работы представлены в музеях мира и многих частных собраниях, человека весьма непростой судьбы.
Характер и биографию Богомолова во многом определило его происхождение. Потомок старообрядцев, он был человеком строгих правил – в искусстве и жизни, отличался редким прямодушием, принципиальностью, верностью своей философии и предназначению.
Понятно, что небольшой фрагмент из будущей книги, публикуемый сегодня, не даёт адекватного представления о всей масштабности и сложности фигуры Глеба Богомолова – для этого нужно ознакомиться с текстом Э.С. Кочергина целиком, но, возможно, читателю жизнеописания художника будет любопытно, из каких наблюдений за миром, из какого жизненного материала возникли его работы.
К середине 50-х годов город наш уже восстановили после блокады и войны. По нему приятно стало ходить-бродить, тем более с познавательными целями – изучать его насельников или оставленные ими следы в различных городских районах и околотках.
В семье Богомоловых от знаменитых купеческих предков питерского разлива сохранилась большая карта города конца XIX века, напечатанная в типографии и наклеенная на тонкую марлевую ткань, ловко сложенная в прямоугольную стопку и упакованная в кожаную офицерскую планшетку для ношения на ремне через плечо. Со временем края прямоугольных частей карты от усиленной эксплуатации на сгибах стёрлись и почти вся пачка распалась на отдельные страницы. Их отец Глеба в своё время пронумеровал, что для наших хождений по городу получилось гораздо удобнее. Эта семейная реликвия в наших путешествиях стала главным руководством. Не помню её настоящий масштаб, но вроде 1:400, во всяком случае, подходящий для наших познавательных затей. Карта исполнена была в технике гравюры с лёгкой подкраской акварелью. Самое замечательное в ней было то, что кроме проспектов, улиц, рек, каналов, статусных зданий оказались обозначены и дворы городских домов, проходы в них с улицы на улицу, то есть на местной фене – все городские проходняги.
Мы с Глебом благодаря наследственной карте обошли весь центр Питера с его основными островами и собственными ногами ощутили, что обиталище его жителей находится на множестве островов. Я не буду рассказывать обо всех открытиях в тех ознакомительных путешествиях. Это бы заняло отдельную книгу. Остановлюсь только на Васильевском острове – малой родине моего друга Богомолова.
Васильевский остров после Петроградских островов сразу стал осваиваться петровской формацией русских людишек и иностранных искателей счастья. Сильно заболоченные земли пришлось осушить, и для этого вырыли множество каналов, параллельных друг другу. По сторонам каналов возникли линии домов, каждая из которых имела свой номер. Спустя десятилетия, осушив землю, каналы закопали, а линии с нумерациями каналов остались как воспоминания о прошлом. Дворы домов специально строились проходными для удобства передвижения местных жителей не только вдоль острова, но и поперёк. Три длинные, поперечные линиям магистрали: Большой проспект, Средний проспект и проспект Малый – практически пересекали основную часть острова и делили линии на три отрезка. Проходные дворы, соединявшие дома линий изнутри, создавали возможность лёгкого общения местных жителей друг с другом. <...>
Почти все дома и их дворы на линиях были проходными. Можно было без труда, по проходнягам, пересекая линии поперёк, пройти от первой до двадцать пятой линии. <...>
В хождениях по островным местам меня и Глеба более всего интересовали стенные надписи, оставшиеся от островных людей. Эти граффити характеризовали как самих проживающих, так и время, являлись реакцией на происходящие события житухи поселенцев. Это был, в конце концов, естественный местный фольклор, в каждом районе города отличавшийся своими особенностями. Мы с Богомоловым только на Васильевском острове записали более 200 «фольков» различных времён. Приведу несколько примеров поадресно.
Самая древняя василеостровская надпись, на стене старой прачечной, между 1-й и 2-й линиями дома 12, – цитата императрицы: «Я одна шью, а все остальные порют! Екатерина II».
«Настала пора перебрать людишек. Иван Грозный» (5-я линия, двор дома 30).
«Не мужик он, а какая-то маргаритка» (начало Среднего проспекта).
«Живем вперёд, а движемся назад» (начало 2-й линии).
«Гулкие зыки в глухие времена» (3-я и 4-я линии – в проходняге).
«На свете всё коловратно» (ул. Репина, бывший Соловьёвский переулок, дом 4).
«Живёт и меньшее лучше большего» (5-я линия, Дом Шишкина).
«Как живёте, молодцы, огольцы, так и живём – свой ус жуём, слюни глотаем, мечтой запиваем!» (2-я линия).
«Надобно знать, что революционным матросам особенно нравится дворцовый коньяк Мартель» (1-я линия, 1-й дом).
«Ох, яблочко, сбоку зелено, нам не надо царя, надо Ленина» (3-я линия).
«Царь посеял пашеницу, а царица виноград, царь пропил всея Россию, а царица Петроград» (3-я линия, дом 11, двор).
«Самолёт летит, всё колых-колых, на земле внизу всё кердых-мирдых» (8-я линия, дом 23). <...>
Перечень этих фольклорных стенописей можно продолжить, но лучше издать отдельную публикацию вместе с родовой картой Богомоловых.
Не буду утомлять читателя всеми сведениями, которые мы получили в результате хождения по Васильевскому. Скажу только о том, что исчезло или изменилось со времён наших путешествий.
Остров наш расположен между Большой Невой и Малой. По набережной Большой Невы, во дворце Алексашки Меншикова, возник очень приличный музей материальной культуры петровского времени. Далее, по набережной по течению Невы восстановлен замечательный храм – церковь Успения Пресвятой Богородицы архитектора Василия Косякова, подворье Оптиной пустыни.
По Малой Неве, на Тучковой набережной, особенно ничего нового не появилось, зато исчезли, к сожалению, рыбные магазины-баржи, у причалов Тучковой набережной, недалеко от одноимённого моста, торговавшие свежей рыбой, выловленной на Неве и в Финском заливе и очень популярные у опущенного люда из-за доступной цены и свежести товара. Тучков мост между Васильевским островом и Петроградской стороной, бывший со времён строителя его, купца Тучкова, деревянным, стал современной инженерно-строительной конструкцией.
На Смоленском кладбище отреставрировали и открыли для верующих церковь Ксении Блаженной в честь юродствовавшей святой, хранительницы нашего города.
К большому сожалению, уже в теперешние времена ликвидировали Рыбацкую гавань, построенную в восемнадцатом столетии, ставшую при советской власти рыболовецким колхозом, который работал в невских водах и в Финском заливе. На месте этого полезного заведения, существовавшего со времён русского классицизма до советского времени, теперь возвели отвратительно-грандиозную фигню.
Это существовавшее множество лет внутри города рыболовецкое заведение во время блокады спасло множество блокадников от голодной смерти, в том числе и семью «островитян» Богомоловых. Грех было ликвидировать колхоз, следовало оставить и сделать памятным местом рыбакам города, которые своим трудом кормили городских дистрофиков. Они в своих смолённых лодках-куварах* ловили спасительную рыбу под Дворцовым мостом, почти напротив Зимнего дворца, с помощью сетей, которые потом сушили и чинили во дворе дома, подле двухэтажной конторы, возведённой ещё при Екатерине Второй на третьей линии Васильевского острова. Среди развешенных сетей были и сети работы василеостровского цыгана Гаврилы Гавриловича, отца нашего знаменитого петербургского макетчика Михаила Николаева, родившегося тут же, в Волховском переулке.
*Кувара - большая, широкая рабочая лодка, приспособленная для сетевой ловли рыбы. Кроме рыбы, на ней в деревнях Русского Севера возили сено.