На норвежском острове Шпицберген, глубоко под землёй, в условиях вечной мерзлоты в 2006 году было заложено «хранилище Судного дня». Здесь копятся семена всех злаковых культур – чтобы человечество в случае ядерной войны или другого апокалипсиса смогло восстановить сельское хозяйство. А первый в мире семенной банк появился в России. В 1921 году в соответствии с подписанным Лениным декретом «О семеноводстве» был создан Госсортсемфонд. Сначала он развивался как государственный резерв на случай нехватки посевного материала, а в 30 е годы в институте растениеводства начала формироваться коллекция семян для селекции, и к 1940 году в ней насчитывалось уже 250 тысяч образцов. А создатель этого «генетического банка семян» – Николай Иванович Вавилов, доктор биологических и сельскохозяйственных наук, академик, – мечтавший накормить всё человечество, умер от голода и был захоронен в общей могиле как государственный преступник.
В поисках «очагов древнего земледелия»
«Есть люди, благословлённые богами, ум которых освещает всё их лицо. Без вмешательства каких-либо канцелярий они входят в жизнь, великие работники умственной категории. Они редки. И вот один из них», – писал в 1933 году о Николае Вавилове французский журналист. Так в чём же гениальность Вавилова? Он стал основоположником учения об иммунитете растений. И первым придумал, как победить голод.
Будущий учёный родился 13 ноября 1887 года в Москве, на Пресне. Его отец, простой крестьянин, сделал состояние с нуля и стал директором мануфактуры и миллионщиком. Своим четверым детям дал блестящее образование. Сперва домашнее (у детей была своя библиотека и химическая лаборатория), а потом университетское. Он очень хотел, чтобы наследники продолжили его дело, но все четверо стали учёными.
Позднее всех с призванием определился Николай. Он метался между медициной, естествознанием, агрономией, философией. Ему была интересна «жизнь как явление, как способ существования материи». В 1905 году выбор наконец был сделан: он поступает на агрономический факультет в Московский сельскохозяйственный университет. И всерьёз увлекается молодой, модной и только формирующейся дисциплиной, которую её основатель Уильям Бэтсон назвал генетикой.
В свою первую научную экспедицию Вавилов отправился ещё во время учёбы – на подмосковные ржаные поля. Итогом стала диссертация «Голые слизни, повреждающие поля и огороды Московской губернии», которую немедленно издали отдельной брошюрой и разослали по всем московским уездам. После этого Вавилов окончательно определился с будущим: проблема устойчивости растений к заболеваниям. Он мечтатель, этот юный московский студент, он хочет вывести сорт, устойчивый к вредителям или изменениям климата, и навсегда победить голод. Для этого необходимо изучить все сорта, собрать материал, систематизировать и только после этого приступить к экспериментам по гибридизации. Эта была утопия. Но есть люди, которые могут утопию превратить в реальность. Таким был Николай Вавилов.
С 1911 по 1935 год он ездит по России, изучает дикорастущие и культурные формы овса и пшеницы. И приходит к выводу, что недостаточно собрать одиночные образцы разных культур, нужна коллекция сортов и видов растений с хорошо изученными и систематизированными признаками. Вавилов отправляется в зарубежные экспедиции. Он ищет места на Земле, откуда растения разошлись по всему миру, – он называет их очагами древнего земледелия или пеклами творений. Привозит в Россию редкие сорта пшеницы, ржи, ячменя. Так зарождается его знаменитая коллекция семян. Исследования систематизируются, изучаются и формируются в таблицу наследования признаков. Вавилов назвал её «закон гомологических рядов». С помощью этой таблицы – считал учёный – можно создать устойчивый к болезням и голоду гибрид. Сегодня это открытие сопоставимо с открытием Менделеева в химии.
Вавилов не щадил себя. В экспедициях спал по четыре часа, вставал на рассвете и вместе с сотрудниками ехал на участок изучать зерновые – пока не началась жара. Работал везде, где можно было писать: в поездах, на кораблях, в лодках, самолётах. Он объездил всю Европу, Азию, обе Америки, Африку. Эту коллекцию будут потом ценой своих жизней спасать сотрудники Всесоюзного института растениеводства. Голодали, умирали от истощения, но не взяли себе ни зёрнышка. Сегодня эта коллекция признана национальным достоянием России.
В 1929 году Вавилову предлагают возглавить Всесоюзную академию сельского хозяйства им. Ленина (ВАСХНИЛ). Административная работа часто отвлекала его от научных трудов, но он воспринял эту должность как необходимую часть служения науке.
Конфликт с Лысенко
В 30 е годы перед Вавиловым поставили задачу: «За четыре года создать новый сорт пшеницы». Сталину было из-за чего торопиться: коллективизация и, как следствие, халатность работников при посеве привели к страшному голоду. В это же время молодой украинский агроном Трофим Лысенко разработал метод яровизации пшеницы. По его рассказам, отец закопал в снег два мешка озимой пшеницы, весной посеял её как яровую и получил в два раза больший урожай. О событии этом (которое, кстати, никто не проверял) раструбили во всех газетах как о чуде, которого так долго ждала советская деревня. Через год Лысенко повторил опыт с горохом и с первого раза получил богатый урожай (и здесь результатов никто не проверял). Обрадованный агроном пообещал партии не за четыре, а за 2,5 года увеличить в стране урожайность.
Лысенко был последователем биолога Жана Батиста Ламарка, который утверждал, что внешняя среда может влиять на растение, а уже изменённое растение может передавать эти признаки по наследству. Эта идея очень нравилась Сталину. (Отсюда, кстати, и его протекция «босоногому агроному».) И хотя она давно была опровергнута генетиками, Лысенко крепко за неё держался – она великолепно вписывалась в идеи партии: «воспитать» и «перевоспитать». Лысенко был уверен, что растения тоже можно «перевоспитать» в нужном направлении. А вот генетику он считал наукой западной, буржуазной, Вавилова и его последователей обвинял в «оторванности от жизни» и в том, что они «проедают народные деньги», а затем и вовсе прилепил к ним ярлык «морганистов» (по имени Томаса Моргана, одного из основоположников генетики). Масла в огонь критики Вавилова подливали и аспиранты Всесоюзного института растениеводства, которым он руководил. Они возмущались, что их заставляют учить иностранные языки и художественную литературу!
Арест
Выступая в марте 1939 года на выездной сессии Ленинградского областного бюро секции научных работников, Николай Иванович произнёс слова, ставшие для него пророческими: «Пойдём на костер, будем гореть, но от своих убеждений не откажемся». В июне на стол Молотову ляжет донос одного из самых преданных Лысенко людей – академика ВАСХНИЛ Исаака Презента: «…поведение Вавилова и его группы приобретает в последнее время совершенно нетерпимый характер. Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались, и нельзя не сделать вывод, что они постараются использовать международный генетический конгресс, который должен был пройти в Москве, для укрепления своих позиций и положения…» (Всё, что нужно знать об Исааке Презенте: он утверждал, что «в биологии нет научных школ, есть только школы партийные и антипартийные».)
Вавилова арестовали 6 августа 1940 года прямо во время экспедиции. Держали на Лубянке, во внутренней тюрьме НКВД. За 11 месяцев вызывали на допросы 400 раз. В основном ночью; заставляли стоять сутками. От стояния у него распухли ноги, он не мог ходить, практически перестал разговаривать. Наконец, не выдержав пыток, подписал признание в шпионаже. Обвинялся в дискредитации Лысенко, связях с белоэмигрантскими кругами, разглашении государственных тайн, развале советского сельского хозяйства, шпионаже на Германию…
9 июля 1941 года великого учёного приговорили к смертной казни. Но с исполнением приговора медлили. У него было мировое имя, и расстрел мог скомпрометировать страну. Когда немцы подошли к Москве, его перевезли в Саратовскую тюрьму. Три месяца Вавилов, гордость отечественной науки, сидел в камере для «смертников», каждый день ожидая расстрела. Но в 1942 году Вавилова избрали членом Лондонского королевского общества, и ввиду таких обстоятельств смертную казнь заменили на 20 лет заключения. Через полтора года Николай Иванович попал в тюремную больницу на последней стадии дистрофии. Учёный, который мечтал накормить весь мир, умер от голода 26 января 1943 года. Похоронен в общей могиле на Воскресенском кладбище. Рядом с могилой Чернышевского. В 1955 году был реабилитирован. За отсутствием состава преступления.