В новой рубрике «Литературной газеты» писатель Владимир Николаевич КРУПИН специально для читателей «ЛГ» отвечает на вопросы о современном состоянии литературы, о своих литературных сподвижниках, друзьях и недругах.
– Владимир Николаевич, кто ваши литературные друзья?
– Литературные друзья у меня очень хорошие. В начале 70-х годов прошлого века я познакомился с Валентином Распутиным и Василием Беловым. С тех пор мы с ними дружны.
Я всегда был невысокого мнения о себе, думая: ну что я буду из себя воображать, когда есть такие огромные писатели, как Белов, Распутин! Это люди скромные, я бы даже сказал, лишённые тщеславия. Мне было у кого учиться. Но они мне были не отцы, а, скорее, братья. И всегда мне помогало то, что я был то ли в их тени, то ли в лучах их славы.
Одно время мы были близки с Виктором Астафьевым, потом разошлись после издания его «Печального детектива» и «Прокляты и убиты» и из-за его отношения к расстрелу Верховного Совета. Я очень благодарен Владимиру Тендрякову, он писал предисловия к моим произведениям. Дружен я был с Сергеем Залыгиным. Сейчас дружен с Леонидом Бородиным, Анатолием Гребневым, Иваном Евсеенко, Владимиром Костровым, Станиславом Куняевым, Виктором Лихоносовым, Владимиром Личутиным, Виктором Потаниным.
Из поэтов я немного застал Николая Рубцова, из драматургов – Александра Вампилова. Хочется ещё вспомнить Юрия Кузнецова. Ещё при его жизни я ему высказывал своё несогласие с его тремя поэмами о Христе. Но сам по себе Кузнецов поэт огромный и не устаревает.
– А кто ваши литературные враги?
– Враги – это те, кто опошляет русскую речь: Пригов, Сорокин, даже Пелевин, хотя он и писать умеет. А также ширпотреб: Маринина, Донцова. Они съедают наше время, время читателей.
А что касается всей этой «ерофеевской литературы» – ныне живущего Ерофеева и даже умершего, их просто жалко. Ведь «Москва – Петушки» – вещь примитивная, её подняли только оттого, что она антирусская, антиправославная. Вряд ли это литература.
Я всегда был дружен с Владимиром Маканиным. Но он упал до такого низменного состояния, что начал писать о том, как пенсионеры вызывают на дом проститутку. Описание отвратное и похабное. Его повесть «Кавказский пленный» хвалят на Западе. Но я бы не стал на месте Маканина радоваться. Если сегодня твоё произведение о
Храм Гроба Господня на Святой Земле. Рядом с кувуклией стоит пожилой бородатый мужчина. Стоит босиком, ботинки зажаты под мышкой. Видно, что человек сосредоточенно молится.
– Владимир Николаевич! – окликнула мужчину паломница из только что подошедшей группы. – Это вы? Какая радость встретить вас здесь, на Святой Земле! Вы же живой классик!
– Да уж скорее еле живой! – ответил Владимир Николаевич Крупин.
Кавказской войне хвалят на Западе – значит, оно против России. Маканин работает против России, так же как и Андрей Битов. Начинали они хорошо, а потом кто иронически стал писать, кто умничать начал.
Вопрос, почему они стали писать хуже? Ответ один: безбожный человек в писательском мире так или иначе скатится или к самообслуживанию, или к обидам, или к злости, или к коллекционированию премий. А в творчестве – к подражательству.
Подражание подпирает того, кому подражают. Вот когда мы не знали Набокова, то читали Битова, а потом поняли, что у него и у Маканина – набоковская фраза. А, например, Татьяна Толстая – это Маканин в юбке. Всё-таки подражание – оно потом срабатывает против человека.
А вот из молодого поколения, которое мне очень неприятно, – это, конечно, Анна Козлова. Она как-то уж очень похабно пишет. Стыдно, что девичья рука выводит такие слова.
Вообще молодые о себе очень громко заявляют, а выделить, по существу, некого. Мы в своё время своими слабыми ручонками тоже «сотрясали основы». Нам хотелось свергать. Казалось, что все эти Ивановы, Сартаковы устарели, пора их с корабля современности сбросить. Так и нас сбрасывают, это нормальный процесс. Но важно, чтобы что-то появлялось взамен.
Я читал Сергея Шаргунова, сына священника Александра Шаргунова. Дальше деклараций, широковещательных и шумных заявлений дело не идёт. Их надо подкреплять. Это как бумажные деньги: если они не подкреплены золотым запасом, то обесцениваются. Так и в прозе, так и в поэзии. Шумят все эти маньеристы, шумят, а что они наманьеристили за все эти годы? Да ничего совершенно.
Почитал я Владимира Сорокина, потом долго отплёвывался.
Вообще я не могу вас обрадовать знанием современной литературы, потому что не читаю журналов. Мне это неинтересно. А почему? Я обленился? Или журналы таковы? А вы заставьте меня прочитать! Я пятнадцать лет не беру в руки журналы «Москва», «Знамя», «Молодая гвардия», «Новый мир». Но разве раньше можно было не прочитать в журналах то-то или то-то? Говорили: «Как – вы этого не читали?» Были авторы, которые заставляли нас читать! Вот и сейчас такие нужны. А они вместо этого рассказывают о себе, какие они умные и талантливые.
Мои враги – это враги России, враги Христа. Они же и мои литературные враги.
– Каким же современным писателям вы отдаёте предпочтение?
– Это круг моих литературных друзей, которых я уже перечислил. Из более молодых писателей могу назвать Александра Сегеня, Андрея Воронцова, Евгения Шишкина, Александра Трапезникова, Юрия Козлова. Это те, которые идут вслед за нами. Но, скажем, я всю жизнь дружил с Владимиром Личутиным, люблю его, а какие-то его вещи я не могу читать, по его гигантскому многословию. Также я не могу читать исторические работы Дмитрия Балашова, Петра Проскурина. Есть, например, фантастика братьев Стругацких, которая изображает будущее. Будущее легко вообразить. А здесь фантастика наоборот, фантастика в истории. Взять того же Сегеня. Думаешь: неужели он бегал с диктофоном за Иваном III? Когда Сегень пишет о Тамерлане или о Карле I, мне интересно читать. Но когда он пишет об Иване III, я это могу читать, но далеко не всегда мне интересно. У меня есть своё видение этого периода истории России и этой исторической личности.
Замечательный поэт Владислав Артёмов, хотя он и не на слуху. Из более молодых писателей назову Олега Зоберна. В нём есть эпатаж, но мне он понравился. Его проза – это стихи о стихах.
– Каким же вы видите будущее художественной литературы? И есть ли у неё вообще будущее?
– Нашей литературе сейчас надо переболеть Интернетом. В своё время, когда появился кинематограф, про Толстого говорили, что он теперь годится только для писания сценариев. Кино – это был сильный удар по литературе. А какой был страшный удар, когда появилось телевидение! Казалось бы, всё! А ничего, выжила литература. А теперь удар ещё сильнее – Интернет. Тут уже всё совмещено – и кино, и телевидение. В экран монитора лезет то постель, то политика, то кровь, то деньги. Всё мелькает. Это, конечно, отвращает потенциальных читателей от литературы и охлаждает пыл потенциальных писателей.
Но будущее у литературы есть, так как у людей есть душевная тяга к другой жизни. Ведь Обломов треть, а то и полромана лежит на диване, но ведь как он нас тревожит! Сколько его в критике ни поливали грязью, он «перележал» всех Штольцев! Потому что он нам интересен, потому что в нём есть знакомое нам ощущение человека, который всё понимает и от этого ещё больше беспомощен.
Литература – это другая жизнь, с которой мы сравниваем свою жизнь. С одной стороны, мы говорим – не сотвори себе кумира, и это правильно, поэтому смешны все эти фанатки, визжащие тинейджеры. Кумиротворение убийственно во многом для души. Но авторитет и пример для подражания – это очень хорошо, это очень нужно. Что такое авторитет? Это подражание жизни другого человека. Я вырастал во время спасения Отечества. Для нас образцом для подражания был воин, спасающий Родину. Как мы рвались в армию! Вот, скажем, повесть «Повестка» я написал, когда увидел по НТВ, как два холёных, сытых, циничных либерала-юриста, похохатывая, учили молодёжь, как «закосить» от армии. В условиях военного времени их следовало бы расстрелять немедленно, потому что они подрывают оборонную способность страны.
Литература всегда будет притягивать людей, она магнитна. Но всегда будут читать и таких писателей, как Юлиан Семёнов и братья Вайнеры. Ведь Потапенко и Эртеля читали гораздо сильнее, чем Чехова. Литература ширпотреба всегда понахальнее и поизвестнее. Но стратегическое значение, если так можно сказать, всегда будет иметь серьёзная литература.
Я вырастал при культе личности – потрясающей красоты было время! Солнце сияло, я влюблялся, мы изучали классику, ставили пьесы по Чехову, по Гоголю, по Пушкину в школьном театре. В нашем далёком-далёком селе Вятской земли мы были более близки к величайшей мировой культуре, чем сейчас люди в крупных городах.
У русской литературы тоже есть будущее, потому что русские – нация таинственная, мистическая, потому что она христианская, и в этом, наверное, разгадка нашей живучести. Ведь Бжезинский, Даллес, Тэтчер – все нас приговорили, как будто нас уже и нет. Ведь всё было уничтожено, экономики не стало, идеология оказалась картонной и рухнула моментально. После распада Варшавского блока рухнула оборона, а Россия жива – потому что православная. Другого объяснения живучести России нет.
– Над чем вы сейчас работаете?
– У меня только что вышла книга об Афоне. Мы её делали вместе с фотохудожником Анатолием Заболотским последние два года. Эта книга понравилась на Святой горе Афон, и весь тираж забрали туда.
Сейчас я готовлю к изданию книгу рассказов. У меня нет проблем с изданием и реализацией книг, я в этом отношении человек счастливый, хотя с 1991 по 2001 год, за 10 лет, у меня не вышло ни строчки. Я уж думал, что прочно забыт, но нет.
В № 9 журнала «Наш современник» за этот год у меня вышла большая вещь, которая называется «Повесть для своих». Я немного волнуюсь, как она будет принята. Эта повесть жгуче современна, в ней отразилось моё неприятие идеологии либерализма и глобализации и всего того, что они несут для России.
В театре «Глас» идёт пьеса по моей повести «Люби меня, как я тебя». И хотя я натолкал туда много политики, она пользуется большим успехом, потому что – о любви.
Я очень давно пишу книгу итогов. Она будет называться «Жертва вечерняя» – это не сквозное действие, это воспоминания жизни. Пора уже подводить жизненные итоги, и, конечно, главный итог моей жизни – приход ко Христу.
– Союзу писателей России – 50 лет. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Радоваться нам нечему. Если мы создали замечательные произведения прозы, поэзии, драматургии, то почему говорим, что Россия погибает? Значит, мы ничего не делаем? Почему художественный потолок современности так низок, почему везде похабщина, по телевизору показывают горы трупов, идёт пропаганда разврата и пошлости? Если мы такие хорошие, почему мы так плохо всему этому противостоим, почему так плохо защищаем людей?
Основой русского, российского общества всегда были целомудрие, святость, благоговение – почему это не на первом месте? Потому хвалиться нам нечем, надо каяться: простите нас, дорогие, любимые читатели, совсем мы вам ничем не помогаем!
Но, конечно, были и есть такие писатели, которым не за что каяться. Членами нашего союза являлись и Михаил Шолохов, и Владимир Солоухин, и Фёдор Абрамов, и Василий Шукшин, и Александр Яшин, и Николай Рубцов, и Глеб Горышин, и Евгений Носов, и Владимир Чивилихин, и Виктор Розов. Я горжусь, что состою в одном союзе с Виктором Боковым, Глебом Горбовским, Егором Исаевым и множеством других прекрасных писателей и поэтов по всей России. Тех, которые держали и держат нравственный свод современности.
Беседу вела