***
Придёт зима – и за ночь на фасадах
Увянет лавр бессмертный и акант,
И грубый мир в виссоне снегопада
Возникнет вновь, как древний фолиант.
Огромный, как душа Средневековья,
Среди твердынь великих и святынь,
Он явит лик, зовущийся любовью,
И чистой речи горнюю латынь,
Он скроет жизни трещины и складки,
Смягчит предметов рваные края,
Он воскресит забытые догадки
О детском совершенстве бытия.
И вспомним мы, что радостный и грозный
Там высился воздушный мавзолей,
Там реял снег, как будто атлас звёздный
Нечаянно рассыпал Птолемей,
Там зверь, очей исполнен и отваги,
Глядел из допотопной темноты,
И в тыщах рек в ледовых саркофагах
Ихтиозавры спали и киты.
Там праздники из облака ванили
Выглядывали с пряником в руке.
Там камни тайно с нами говорили
На кремниевом древнем языке.
Там первой истончающейся кожей
Мы в миг единый чувствовать могли
Печное пламя, лучезарность Божью,
Сиянье мёртвых царств из-под земли.
Там знали мы, доверясь сновиденьям,
Которые пугают и слепят,
Что жизнь растёт ночами, как растенье,
И молод мир, как первый снегопад.
***
У меня вопросов нет ни к парламенту, ни к Богу.
Белой розы тёмный свет освещает мне дорогу.
Время круглое течёт траекторией отвесной.
Сладок слова римский мёд, твёрд молчанья воск чудесный.
В хрупком храме Рождества хвойный ангел с мандарином,
Сена шумная халва, бык, глядящий властелином.
Это перепись толпы и печать, как знак копыта,
Это видео судьбы – прибыль модного бандита.
Транспарентно вещество обозримого пространства.
Не найти душе того, кто придумал христианство,
Кто нам счастье подарил, в блеск облёк его, как в латы,
Кто и сам, как в детстве, был страхом сладостным объятый.
***
Ходим по Риму, исследуем синюю Бренту,
В путеводителях глянцевых нежимся перед сном.
Сколько нас – бедных теней, ненавистных себе документов
О промотанных царствах, о рухнувшем рае земном.
Просто – ветреный день, и говоренья отвага
Разбита, как древняя амфора, на тысячу черепков.
Мчатся велосипеды, изобретённые из бумаги,
Мимо терм и тратторий, конных статуй, фонтанов, богов.
Да, мы призраки разума, братья и сёстры аптеки,
Ищем, где целлюлоза дешевле – и что нам недвижный Бог?
Он подобен ослепшему Борхесу в цитадели библиотеки.
Он не с книжною пылью, он с розой ведёт диалог.
***
Тот, кто думает, что умён,
Что рождён, как хронист небес,
С авторучкой наперевес
Возводить спешит из словес
Обвинительный акт времён.
Тот, кто думает, что велик,
Мелкой ненавистью дрожит,
Бельецо своё ворошит,
Клянчит, жалуется, брюзжит,
Цианид кладёт под язык.
Как цикада на берегу
Итальянской горной реки,
Видит перья и лепестки,
Волн серебряных плавники,
Тени туч, как бездны в мозгу.
Говорю тебе – этот путь
Не для птиц и не для комет.
В насекомых бессмертья нет,
Только прелесть и низкий свет.
Прикоснись, пожалей, забудь.
***
Тает почва чёрная в апреле.
Словно изумрудные жуки,
Выползают из-под ветхой прели
Храбрые колючки-сорняки.
Воздух блещет влагою алмазной,
Искрятся озоном небеса.
В редколесья кущах непролазных
Светят вербы жёлтые глаза.
Скоро жизнь заплещет и заплачет,
Запоёт на тыщи голосов,
Заведёт поспешно наудачу
Мириады крошечных часов.
Вспомнит, что земля шарообразна,
Бренна, одинока, хороша.
И летит за облаком прекрасным
Маленькая детская душа.
***
Стал осинник золотым,
А родник – пустым и грязным.
Мрак не может быть святым,
Зло не может быть прекрасным.
Пусть лжецом рождённый лжёт,
А рождённый светом – светит.
Жизнь согреет и сожжёт,
На немой вопрос ответит,
Как оракул в Дельфах, дым
Над треножником рождая,
Чистым, светлым, молодым,
Станешь, старость покидая.
Пусть серебряный туман
Мнимый мир от глаз отринет,
Страха детский талисман
Память зыбкая обнимет.
Где-то радость пролетит,
Как удод в резной короне,
Рак на горке просвистит,
Вздох испустит Альбинони.
Вот и всё? Души вино
Превратится в храм воздушный,
Как советское кино –
Ангел веры простодушной.
***
Ю.С.
Чёрный кот у ног моих улёгся,
День, как дождь таинственный, прошёл.
Слушаю, как вянущие флоксы
Громко осыпаются на стол.
Тихо в доме. В сердце тихо тоже.
Боль безмолвна, словно западня.
Что же ты ушёл из жизни? Что же
Бросил в одиночестве меня?
В океане августа воздушном
Мчится тучи сизая ладья.
Разве там, где нет меня, не скушно, –
Во вселенной инобытия?
Там полно, наверно, фимиама,
Соловьи небесные поют,
Но они не знают Мандельштама
И гнезда в цитате не совьют.
Там воды из Дона не напиться,
Не разбить степного шалаша,
Там ты сеешь звёздных слёз крупицы,
Русский князь, жемчужная душа.
***
В волшебном мире исключений
Есть радость, бывшая бедой,
И излученье изречений,
И снега ангел молодой,
И тёмное стихотворенье,
Сто раз менявшее объём,
И свет, не созданный для зренья,
Живущий в имени твоём,
И дерево с душой фрактальной
На дне любовной тишины.
И ты, беззвучно-музыкальный,
Как чудо радиоволны.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ