Третья серия дебатов в рамках совместного проекта «Росбалта» и «ЛГ» «Правила общежития» оказалась наиболее эмоциональной и напряжённой. В прошлых выпусках пытались выйти на компромиссные позиции востоковед левых убеждений Саид Гафуров и демократ Борис Надеждин, историк-либерал Николай Сванидзе и политолог-консерватор Михаил Ремизов. В нынешней дискуссии участвовали кинокритик Виктор Матизен, известный своими либеральными воззрениями, и коммунист Дарья Митина, тоже пишущая о кино. Это предопределило и генеральную тему разговора – состояние российского кинематографа. Однако разговор вышел за рамки киноведческого анализа и выявил немало острых политических, идеологических противоречий. Вёл дискуссию главный редактор «Литературной газеты» Максим Замшев.
– Возможно, сегодня дискуссия будет острее предыдущих, ведь Виктор Матизен относится к либеральному лагерю, а Дарья Митина – к левосоциалистическому, – предположил, открывая встречу, Максим Замшев. – Давайте начнём с кино. Есть у нас прорывы в этой сфере?
– Никакого прорыва нет, – считает Виктор Матизен. – Да, в этом году несколько наших лент попали на Каннский кинофестиваль, это было престижно и приятно. Но речь идёт только о нескольких интересных картинах. При министре культуры Мединском наш кинематограф начал бурно идеологизироваться, подстраиваясь под государственную позицию, – мол, у нас кругом сплошная русофобия. Как только появлялось что-то отличное от высочайше утверждённой линии, тут же говорили, что это снимается на деньги Госдепа, – как это случилось, например, с фильмом «Смерть Сталина». Получается, что при формальном отсутствии запрещённой Конституцией цензуры она у нас всё-таки существует и государство через художественные советы или прокатные организации может «вырубить» любой не вписывающийся в генеральную линию фильм. Реальная власть тут принадлежит министру культуры, который может делать всё что угодно. Скажем, без его ведома и согласия невозможно получить прокатное удостоверение – а что это, как не цензура? Любого не понравившегося режиссёра можно обвинить в критике общественного строя, а то и обозвать «иностранным агентом». Зато открывается дорога «патриотическим» фильмам – например, о том, как наши баскетболисты-профессионалы в 1972 году выиграли Олимпиаду у команды США, собранной из игроков студенческой лиги. Фильм получился фальшивый, но именно под такое кино даются огромные бюджеты, и люди за счёт всякого рода манипуляций пытаются заработать деньги ещё до проката картины. У нас, по сути, осталась сталинская система кинематографа.
– Многие люди нелиберальных взглядов в девяностые мечтали о том, что государство наконец-то займётся вопросами патриотического воспитания, – напомнил Максим Замшев. – Теперь вроде с патриотикой всё в порядке, но вот с героями... Недавно мы в «Литературке» опубликовали статью о том, как наши учёные испытывали на себе вакцину. Почему бы не снимать фильмы о таких людях?
– Для меня чёткий маркер культурной политики в стране – прокатная политика, – говорит Дарья Митина. – Сейчас главное – сколько денег принесёт прокат картины, окупится её производство или нет. Да, у каждого своё представление о прекрасном, однако есть жёсткие законы рынка. Но тогда на чём воспитывать зрителя? В семидесятые жизнь на киноэкране практически не отличалась от реальной жизни советских семей, кино было воспитательным.
– Кино само по себе ничего никому не несёт, и навязывать ему воспитательную функцию – дело безнадёжное, – возразил Виктор Матизен. – Конечно, искусство само по себе влияет на человека, но ставить перед кино воспитательные задачи – значит обрекать нас на создание очередного совета, который будет определять тематику и содержание фильмов. Да, в советском кино был идеальный персонаж, который пробивал что-то там очень новаторское и к концу фильма побеждал начальника-ретрограда. Но мы-то прекрасно знали, что чаще всего такого «реформатора» просто выгоняли с работы. Вот вам пример провокационного кино: людей сначала провоцировали на какие-то поступки, а потом их за эти поступки наказывали. Сейчас государство должно финансировать анимационное кино, документалку, дебютные фильмы. Но потенциально прибыльные картины государство финансировать не должно, пусть режиссёры сами снимают что хотят и потом сами прокатывают свои фильмы.
– Кино всё равно нуждается и будет нуждаться в государственной поддержке, – не согласилась с оппонентом Дарья Митина. – Главное – качество кино. У нас одни говорят: всё российское кино – плохое, а другие, «государственники», – всё хорошо. Думаю, истина где-то посередине. В год у нас снимается 150 художественных, анимационных и документальных картин, но в сухом остатке наберётся только пятнадцать фильмов, которые я назвала бы крепкими и хорошими. То же «Движение вверх» – это скорее позитивный пример, хорошо снятый спортивный фильм о победе нашей сборной по баскетболу. А вот другой снятый по госзаказу спортивный фильм, «На острие», стал единственной в моей карьере кинокритика картиной, которую я просто отказалась рецензировать. Этот фильм, рассказывающий о нашей всепобеждающей фехтовальщице, мне до тошноты отвратителен. Здесь конфликт двух спортсменок выливается в демонстрацию их дичайшего отношения друг к другу, в социальный дарвинизм, людоедские отношения и в спорте, и в жизни...
– Давайте уйдём от темы кино к теме возможной консолидации нашего общества, – предложил Максим Замшев. – Более двадцати лет назад в одной телестудии встретились два уважаемых мною человека – Геннадий Зюганов и Виктор Ерофеев. И тогда Ерофеев сказал, в общем, неожиданную вещь: «Мы с Зюгановым не враги, потому что у нас есть один общий враг – государство чиновников, враждебное нам независимо от идеологии, которую мы исповедуем». Актуально ли это сегодня?
– Коммунистическое государство по определению было чиновничьим, – убеждён Виктор Матизен. – Как-то в школе нам напомнили о коммунистическом принципе «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». И я спросил учительницу: а кто будет определять мои потребности? Какой-то дядя Хрущёв? А как он это сделает? Ну и какой может быть компромисс с таким чиновничьим государством?
Могут ли они объединиться с либералами, чтобы как-то ограничивать безраздельную власть чиновников? В чём будет заключаться компромисс «левых» и «правых» и возможен ли он вообще?
– Нет абстрактной России, есть Россия Абрамовича и Мордашова, и есть Россия простых людей. У коммунистов и либералов разные претензии к власти, и я считаю путинский бонапартизм меньшим злом по сравнению с либерализмом Чубайса и компании, – говорит Дарья Митина. – Тактический союз с правыми мы попробовали в 2011–2012 гг., ничего хорошего из этого не вышло. Конечно, у нас есть и общие темы – например, защита от чиновничье-полицейского произвола, и тут мы можем бороться вместе. Но как только зайдёт речь о стратегических целях – разойдёмся.
Подводя итоги дискуссии, Максим Замшев отметил, что участники встречи имели немного точек соприкосновения, но положителен уже сам факт диалога.
– Хотелось бы, чтобы многообразие точек зрения на культуру, политику и экономику имело что-то объединяющее всех нас, – пожелал главный редактор «Литературной газеты». – Увы, сегодня государство не в полной мере выполняет такую роль, и хорошо, что наша совместная с «Росбалтом» программа «Правила общежития» хоть как-то восполняет этот дефицит. Убеждён, в нашем обществе должна быть обеспечена свободная дискуссия мыслящих людей с разными взглядами, и очень надеюсь, к этому стремятся и «правые», и «левые».
Григорий Саркисов