, НОВОСИБИРСК
На телеэкране всё прибавляется фильмов на материале советского ретро, о личных судьбах в связке с судьбой страны («Дом на набережной», «Охотники за бриллиантами», «Фурцева», «Дело гастронома № 1», «Жуков» и др.). И по серьёзности тематики, и всё чаще по уровню кинематографической культуры они заслуженно претендуют быть далеко не просто досугом.
При всей штучности фильм «Московский дворик» (Первый канал) перекликается и с «Чёрными волками» (сейчас повтор по ТВ Центру), и с недавним «Забытым». Как теперь уже и во многих лентах этого ряда, здесь уверенно воссоздаётся достоверный антураж предвоенных и военных лет (художник-постановщик Е. Качанов). Интерьеры коммуналок, контор, госпиталей, костюмы, натурные объекты по большей части не выглядят бутафорией или новоделом, в главном навевают подлинно исторический колорит. Хотя знатоки в интернет-форумах и находят кое-какие ляпы (в знаках различия военных, к примеру), для большинства зрителей они не разрушают достоверности целого.
Визуальный строй фильма чем-то напоминает облик старых фотографий (оператор П. Духовской). Приём уже тиражированный, однако он работает здесь аккурат по назначению и дополняется органичностью, подлинностью существования многих исполнителей в атмосфере времён войны. Так, например, мощно убедителен Александр Коршунов (майор Фомин). Дело не просто в том, что в сериале о фронтовом подвиге обречённого на арест и спасшегося от него в 37-м главного инженера завода Николая Зотова (Дмитрий Муляр) безупречно точно подобраны типажи. Киноаура «…дворика» пополняется схожестью лиц многих исполнителей с чертами людей военной эпохи на давних фото и в старых кинофильмах (например, раненые, слушающие пение Людмилиной дочки в госпитале). Это существенно повышает степень профессиональной добротности ленты.
Однако несмотря на эту фактурную правду, далеко не все составляющие фильма срастаются в законченное художественное целое. Есть в нём какая-то непоследовательность и разноголосица. Кое-кто из зрителей фильма непреклонно определил жанр и тематику «Московского дворика»: «кровавая гэбня – доносы – репрессии – «победа вопреки». В фильме многое подтверждает эти упрёки: и новый директор завода донёс разом на всё руководство, кроме себя, и сотрудники НКВД, пришедшие «разрабатывать» жену скрывшегося от ареста Николая Людмилу, – беспримесные уголовники что по виду, что по сути… Вот оно, замеченное другим участником с форума стремление навязать зрителю одну мысль: «В СССР всё было плохо, ужасно и кошмарно». И опять – нет, не всё так плохо: сколько людей стремится поддержать детей героини. И снова: упырь-следователь НКВД в ярком исполнении Дмитрия Поднозова тотально давит героя, столкнувшись с ним на занятой фашистами территории, где Николай собрал разрозненных окруженцев и сплотил их в дееспособное воинское подразделение, прорвавшееся к своим и нанёсшее урон противнику. Но при том, что кровожадные «органы» не отцепляются от Зотова по сфабрикованному довоенному делу, в его «непредательство» верят и комдив Щукин (Сергей Цепов), и командующий фронтом (Юрий Цурило), и почти чудесным образом отбивают героя из сатанинских щупалец особистов…
Этот маятник колеблется как будто не в диалектическом движении жизни, а по заказу условного нагнетания красок подлости людской и исторической, – и вот вам доносчица, к тому же русская шовинистка Ленка (Наталья Никуленко). И есть не только страшная сцена почти повешения Ленки отчаянными соседками, но и новелла о спасении Людмилиной дочки новым соседом, ослепшим на фронте военным, – для отыгрыша тотального сатанизма и т.д.
Так этот фильм – приговор размаху преступности реального НКВД? Но оно здесь заклеймлено густой краской по большей части в условно-киношных кодах натурализма. Или в первую очередь – это гимн всепобеждающей любви и верности через годы и испытания? А вот для этого фильму недостаёт убедительности главной героини.
При всех неоднозначностях сюжета именно для центральной женской роли в ленте заложены поистине звёздные моменты. Например, приход главной героини (Клавдия Коршунова) к соседке на вечеринку с лётчиками, когда в итоге томные и недвусмысленные ожидания свернулись на сбор гостинцев для детишек мягко-непреклонной Людмилы и на тост растроганных офицеров «за женщин наших»… Сцена из разряда тех самых «камертонных», ансамблевых, в которых «тихий ангел пролетел». Была бы она прожита во всю глубину заложенных подтекстов, могла бы стать, пожалуй, не слабее знаменитой сцены свидания Штирлица с женой: когда всё на сиянии глаз, на полутонах, на предельно простом и ёмком выражении самых глубинных чувств… В глаза участников сцены камера не заглянула, суета физических действий на общих планах резонанса душевных вибраций не выявила – ни в вялом постановочном решении всей сцены, ни в бытово-проходном мельтешении всех участников во внутрикадровом пространстве (режиссёр В. Щегольков). Ни выразительных планов, ни ярких образных ракурсов, ни запоминающихся кадров. Прошёл по ряду простых бытовых манипуляций и эпизод в школе на контрольной, куда нагрянула Людмила пристыдить учениц за то, что сбежали в кино прямо с идущего урока незрячего учителя-фронтовика. Можно было блеснуть заразительностью и темпераментом, вложить в обращение к аудитории личностное душевное движение не меньшей силы, чем когда-то нашлось у Элины Быстрицкой перед заводским собранием в «Добровольцах»… Талантливой, яркой Клавдии Коршуновой возможностей раскрыться в полной мере режиссёр не предоставил.
Создателям современных сериалов из советского прошлого, при всех качественных наработках съёмочной культуры, ещё предстоит изжить как многие небрежности построения видеоряда, так и многие штампы антисоветского агитпропа – ради достойного возрождения на малом экране традиций нашего большого кино.