Александр Нехаев
Родился в 1949 году в г. Снежное, Донецкая обл. Работал геологом, метеорологом, охотником, художником.
Проза публиковалась в журналах «Нева», «Искатель», «Охота и охотничье хозяйство», «Литературная Россия», «Южная Звезда», «Литературная Кабардино-Балкария», «День и Ночь», «Дальний Восток». Произведения вошли в длинный список конкурса «Золотое звено», организованного «ЛГ» при поддержке «РЖД».
Живёт в г. Новочеркасске.
* * *
Вы помните, какие мы были? Когда были молодыми? Вы всё помните? Что – начинаете смущаться? Ну, конечно, одно дело – внукам рассказывать, какие вы были правильные, и совсем другое, когда попробуете лапшу на уши себе вешать. Разница, скажу я вам, колоссальная.
Вообще-то мы были хорошими: учились, умудрялись получать стипендию и часто посещали занятия, успевали ходить на танцы в городе и за городом, бегали на стадион мимо старого кладбища, и иногда возвращались в общежитие, проходя через это кладбище. Кладбище располагалось рядышком, до него всего метров триста было, не больше. Наверное, по причине такого близкого знакомства с местной достопримечательностью, относился я к кладбищу без должного пиетета. Но никогда, никогда, я вам скажу, не нужно так относиться к потустороннему миру… Вы знаете, что выражение «мороз по коже» ничуть не преувеличено? А я знаю. Но про это потом.
Как я уже говорил, кладбище было старинное, с захоронениями ещё царских времён, и прекрасно сохранившимися над этими захоронениями памятниками-надгробиями. Я даже проводил экскурсии по узким, заросшим кладбищенским улочкам – почему-то девушкам это нравилось. Происходило это действо, конечно, ночью и при луне – такие экскурсии днём не проводят. Я очень старался, чтобы девушкам было не скучно. Кульминация наступала у пятиметрового надгробия из лабрадорита, увенчанного массивным крестом.
Представляете, над нами – солнце мёртвых – луна, тишина – естественно, могильная, и я вещаю: – Вызываю дух генерал-майора Приамурских кавалерийских войск, верно служил царю и отечеству… – и наклоняюсь к отверстию под могильной плитой, и все наклоняются к этой дыре… и там, во мраке, зажигаются два огонька и приближаются, приближаются… Девушки, потеряв остатки храбрости, взвизгивали, а я их мужественно успокаивал: – Спокойно, тут все свои, он за нас воевал…
Круто? Мы с Муркой дружили, я её булкой подкармливал. Но только так, чтобы экскурсанты не видели.
Представляете, в то время, которое было самым лучшим, в городе Н-ске наступил май. Май был везде. Каштаны кипели конусами соцветий, похожих на белые орхидеи, в частном секторе и на старом кладбище вовсю буйствовала сирень, цветы на газонах торопились распускать бутон за бутоном – абсолютно вся флора потеряла голову, и не только она: больше всего весна чувствовалась в студенческих общежитиях. В общежитиях причин для этого была несколько: отсутствовала проблема отцов и детей – по причине отсутствия первых, плюс к тому же окончание учебного года, и ещё одно очень важное событие, организатором которого был военкомат: плановый весенний призыв в армию.
Вот так вот, сразу, бах – свечерелось – ты призывник, назначена дата, когда ты должен явиться (а в военкомате объяснят, что является святой дух, а ты прибыл), но… я-то в армию был готов, у меня другая проблема нарисовалась. Проводы в армию – это святое, без этого нельзя. Никак. А нас-то на курсе сколько? И все – призывники. А проводы – это святое. Поняли? Нет ещё?
Я, когда шёл на занятия зимой, перчатку на правую руку не надевал, потому что всё время здороваешься. Всех, конечно, я упомнить не мог: их много, а я один – меня-то, одного, им проще запомнить. Да и попробовали бы они меня не запомнить: после одиннадцати ночи опоздавшие проникали в общежитие через окно нашей комнаты на втором этаже. Я даже тряпку возле окна стелил, чтобы ноги вытирали.
Так вот: завтра человек уходит в армию, он там никого не знает, а здесь остаются его друзья, девушки, родная альма-матер… поэтому и руководство альма-матер, и строгие вахтёры на первом этаже, и кирпичная стена-перегородка со второго по четвёртый этаж, разделяющая мужскую и женскую половину общежития – оказывались бессильны перед традицией.
Проводы – это святое, и мы достойно провожали. И день, и два, и три… семь, восемь… самые выносливые провожали утром очередного призывника в военкомат и сразу готовились к новым проводам. Мне очень хотелось выспаться. Я сопротивлялся. Я прятался. Но меня находили в любой комнате, проводы – это святое… После недели святости я стал мечтать об армейской команде «отбой». Я попросил друга Кольку вспомнить, где я оставил свою куртку, и мне уже было совсем неинтересно, куда исчезли шнурки с моих туфель. Пришлось надеть туфли Вовки Шлеменкова – у нас с ним размеры одинаковые. Я опять запрятался и меня опять нашли. Я очень хотел спать и очень не хотел пить. Организм взбунтовался, и не хотел понимать, что проводы – это святое.
И тут ко мне протолкалась спасительная мысль. Я ушёл с общежития в ночь. Пусть без меня обходятся. На лавочках во дворе общежития – не спрячешься, сразу найдут. Вышел на улицу, но на улице спать – как-то неуютно, да и опасно: могут и раздеть, и разуть, пока спишь. Тем более, туфли – не мои. И пока я так размышлял, дошёл до кладбища и вся проблема разрешилась сама собой. В этом месте никто меня искать не догадается. Вглубь я не пошёл, а в самом начале влево свернул. Эта часть кладбища была мне незнакома, похоже, здесь небогатых хоронили. Нашёл нормальное место, с травкой, лёг – и отрубился. Правда, не сразу: укладывался аккуратно, так, чтобы ничего не помять – на спину, руки никуда деть не мог, пока не примостил, как у всех здесь – на грудь – и заснул.
Что меня разбудило – непонятно. Вверху – луна, слева – крест, и справа – тоже крест. Глаза закрыл и снова открыл – точно не сплю, всё по-прежнему. Холодно вдруг стало и весь хмель исчез, как и не было. Всё-таки, ещё молодой, рано мне сюда. И только вспомнил, как сюда попал – заметил в ногах ЭТО. Оно залегло в густой траве, но его выдали два белых длинных уха. Неподвижные, но чуть-чуть шевелятся, я же вижу... Мысли мечутся, но пока оно меня неживым считало – не трогало. Надо и дальше так лежать. Не двигаюсь. Но если оно меня есть начнёт, я не выдержу. Чувствую: мороз кожу стягивает и уши холодные стали. А сердце бам-бам-бам… громко так, выдаёт меня. И, похоже, оно почувствовало, что я не совсем мёртвый – от возбуждения даже подрагивать начало. Сейчас кинется. Я не выдержал, ноги к себе дёрнул, а оно на меня!
И только тут я понял: мои это ноги, мои, но никогда я белых туфель не носил, это же Вовкины туфли на мне…
Встал я уже совсем живой и пошёл к людям. Потому что проводы – это святое. А вы, если спать ложитесь, разувайтесь обязательно. На всякий случай. И лучше дома спите.