В постсоветское время мы переживаем что-то вроде бума научных изданий классики. В частности, мы впервые (удивительно поздно) занялись установлением корпуса текстов некоторых важнейших авторов, вроде бы почитаемых, но по известным идеологическим причинам не вполне удобных: например, Жуковского или Лескова. Только сейчас стало возможно полное собрание сочинений Тютчева с его политической прозой, сомнительной в глазах даже не столько государства, сколько интеллигентного общества; проекты полных собраний сочинений тех же Розанова (вышел первый том), И. Аксакова; объективный комментарий в ПСС Писарева, и т.п. За последние десятилетия в условиях небывалой свободы сделано впечатляюще много, начато ещё больше. Правда, и оставленных проектов много тоже, и не всегда понятно, что и когда будет доведено до конца.
Одно из последних дел Института русской литературы – четырёхтомник Лермонтова, сделанный к его 200-летнему юбилею; во многих отношениях он подводит итоги изучения Лермонтова за несколько десятилетий. Понятно, как это важно. Увидеть четырёхтомник непросто: он не продавался, даже из узких специалистов его пока мало кто видел (со временем, конечно, дело поправится).
Старая система распространения книг практически уничтожена. Даже обязательные 16 экземпляров в Книжную палату – хотя палата продолжает существовать и правил никто вроде бы не отменял – издатели передавать часто не трудятся: формальное наказание за нарушение правил смешное (и применяется ли?), а желания видеть плоды своих трудов, например, в Российской государственной библиотеке и Российской национальной библиотеке у многих нет, и этого желания нет даже у самых почтенных государственных заведений; мне, например, недавно приходилось сталкиваться с тем, что в Книжную палату не передал (и соответственно в библиотеках его не оказывалось) некоторые свои новейшие издания солиднейший Государственный центральный театральный музей имени Бахрушина…
Делают сейчас собрание сочинений и писем Фета. Это первая попытка собрать Фета полностью (и прокомментировать, и показать творческую историю текстов…). Из предполагаемых двадцати вышло пять томов (с начала 2000-х годов), при этом и в московской РГБ, и в питерской РНБ (издание делает ИРЛИ, как место издания обозначены Москва и Петербург) четвёртого тома (там проза, очерки, то есть как раз то, что у Фета издавалось меньше всего) нет. В Научной библиотеке МГУ (а она, кстати говоря, в списке обязательной рассылки Книжной палаты) вообще только первый и пятый тома. При этом четвёртый том не миф, в Сети его продают, и довольно задорого (частные лица, а в магазинах найти нельзя). Хорошо ещё, что на торрентах (то есть пиратским образом) этот злополучный том Фета можно скачать.
Если книга всё-таки попадает в библиотеку, то довольно часто её приносят туда на своём горбу и по личной инициативе именно те, кто издание непосредственно готовил: текстологи, комментаторы. Наверное, это должно происходить как-то иначе, более автоматически и бюрократически, что ли. Тогда надёжнее будет, без случайностей.
Если книг нет в русских библиотеках, то трудно ожидать, что они будут в библиотеках зарубежных. Советское государство более внимательно относилось к таким вещам, считая это вопросом репутации: например, в Британской библиотеке Гоголь в советском полном собрании сочинений 40–50-х годов, идеологически искажённом, неполном и т.д., – есть, а вот из современного академического Гоголя нет ничего, и не в том дело, что не успели пока: первый том вышел ещё в 2003 г. (делает группа в Институте мировой литературы под руководством Ю.В. Манна). Между тем насколько нужен этот новый Гоголь, понятно хотя бы уже и из того, что в томе, посвящённом «Ревизору», рабочие материалы занимают больше 300 страниц, т.е. представлены читателю беспрецедентно подробно; описание рецепции, в том числе сценической, доведено до настоящего времени…
В случае с новым Гоголем положение дел отчасти спасает то, что вёрстка всего уже вышедшего (тт. 1, 3, 4 и 7 в двух книгах, предполагается 23 тома) висит на imwerden.de, а современный читатель всё больше привыкает искать в Сети даже и новейшие академические издания.
В некоторых особенно счастливых случаях в Сети читатель получает не только текст новых книг, но и кое-что сверх того, что в книгу «не влезло» (ведь Сеть же безразмерная!): таков, например, замечательный, но, видимо, единственный в своём роде сайт выходящего сейчас (из 20 томов пока вышло 8) полного собрания сочинений Гончарова (http://www.goncharov.spb.ru, грант РГНФ).
При нынешних тиражах Сеть – единственное спасение: у последних томов упоминавшегося выше Фета тираж последнего тома 300 экземпляров, и это, кажется, теперь не скандал, а новая норма. Сеть больше располагает к проявлению частной инициативы, дело более гибкое; да и сайты государственных учреждений, тех же ИРЛИ и ИМЛИ, оказываются сейчас компенсацией практически недоступных читателю бумажных книг, в такой большой стране, как наша, и с такими расшатанными связями, компенсацией совсем необходимой.
Только странно, что новый Гоголь, обещанный в «Фундаментальной электронной библиотеке» ИМЛИ, в ИМЛИ же и подготовленный, сейчас расположен на imwerden.de. Возможно, тут дело в каких-то бюрократических сложностях; не хотелось бы думать, что это симптом угасания feb-web.ru.
Между тем не только Гоголь, но и некоторые другие из значительных проектов ИМЛИ последних лет, в том числе в формате полного собрания сочинений, на feb-web не обнаруживаются. Явно с намерениями ИМЛИ готовить нового Маяковского было связано появление на feb-web – несколько лет назад – раздела, посвящённого Маяковскому, но когда в 2013 г. наконец вышел первый том (сейчас есть уже три, то есть стихотворения до 1928 г.), об этом не было даже объявлено на основном сайте ИМЛИ. Тираж тоже 300, купить тоже невозможно… Между тем появившееся – после более чем полувекового промежутка! – новое критическое издание Маяковского, даже если не упоминать о заявленных составителями и пока не реализованных принципиально новых структурных особенностях (так, есть намерение по возможности полно воспроизвести «произведения Маяковского, соединяющие изображение со словом»), не только предлагает существенно более информативный комментарий, чем известный тринадцатитомник, вводит существенное количество новых произведений (это есть уже и в опубликованных томах стихотворений) и разночтений, но и впервые с такой отчётливостью обнаруживает сложный характер творческой истории произведений Маяковского, то, почему «выбор так называемого основного источника… оказывается очень сложной задачей с весьма малой вероятностью её однозначного решения»[1].
Среди других начатых и, видимо, прерванных замыслов feb-web – раздел, посвящённый Шолохову. Там уже завешены, например, фото рукописей «Тихого Дона» (для этого замечательно подходят именно возможности Сети: можно рассматривать в большом разрешении); между тем их т.н. динамическая транскрипция, подготовленная тем же ИМЛИ в 2011 г., на сайт уже не попала.
Может, дело в том, что его поддержание требует финансирования?
Наиболее авторитетные научные издания классики у нас по-прежнему готовят государственные НИИ; такого рода вещи затратны, хоть и не слишком, и общество не проявляет готовности на них тратиться; деньги по-прежнему даёт государство, но гораздо меньше, чем раньше.
А денег требует не только тиражирование или такие очевидные формы предтиражной подготовки, как работа корректора. Но при любой степени аскетизма и личного энтузиазма без некоторых профессиональных расходов, расходов на само дело, текстолог обойтись не может никак. Вот, например, вы сотрудник ИРЛИ, живёте в Питере, при этом должны подготовить критическое издание, скажем, Полонского, архив же Полонского – большой! – находится в Москве, в Российском государственном архиве литературы и искусства; вам надо ехать в Москву, и довольно надолго, вам надо бы сделать копии документов, а архив хоть и государственное учреждение, но за копии, нужные для выполнения государственного же заказа, но закреплённого за другим учреждением, берёт существенные деньги. Расходы такого рода не компенсируются почти никогда, служебное дело требует от весьма небогатого исследователя личных трат, в сущности, меценатских; сил и времени не по назначению тратится много.
Иногда возникают потребности более сложной природы. Так, например, при подготовке текстов Гоголя литературовед – и это стало вполне очевидно только на современном уровне развития науки – не может обойтись без консультаций историка языка, а в смете консультации лингвиста, несмотря на все модные разговоры о междисциплинарности, не предусмотрены…
Из сказанного ясно, что подготовка научного издания финансируется неадекватно не только потому что денег мало, но и потому, что для тех, кто принимает финансовые решения, не вполне понятно, что и зачем надо делать.
Отказавшись от идеологического, да и почти от всякого другого контроля, государство в последнее время стало требовать от работника бюрократических отчётов, даже более настойчиво и причудливо, чем раньше: в нашем случае от учёных требуют сведений о публикациях. И вот тут выяснилось, что теперешнее начальство плохо представляет себе, в чём состоит и зачем нужна главная работа филолога: а это ведь прежде всего не интерпретации, а то, что называется «критика текста» в узком смысле слова, подготовка текстов к изданию в исторически аутентичном и притом понятном для читателя виде, поддержание культурной традиции издания книг. Если руководство специальных НИИ это понимает, то Министерству образования и науки и ВАКу такое объяснить никак не удаётся.
Призрачные тиражи классики, которая вроде бы считается национальной гордостью, имеют своё рациональное объяснение. Критические издания убыточны: трудно сказать, было ли это всегда и насколько это неизбежно. Даже совсем небольшие, они, как говорят, не раскупаются, 500 экземпляров нового Гоголя не разошлись: слишком дорого для интеллигентного читателя стоят, вяло (никак не) распространяются, не вполне известно, где продаются? (особенно брезгует рекламой и тому подобными низменными материями издательство «Наука»). Может, общество перестало нуждаться в качественных изданиях, бумажной книге (есть Сеть) или даже литературе как таковой – по крайней мере, в литературе старой, из школьной программы?
Точно ли общество деградировало и наступил конец литературы – неизвестно; что книга (а полное собрание сочинений в особенности) перестала быть статусной деталью интерьера – конечно.
Кстати, на равнодушие общества наша текстология отвечает иногда тем же самым, чувства здесь взаимны. Советский утопический культурный демократизм порождал, как известно, не только огромные тиражи академических изданий, но и жёсткое ограничение размеров научного аппарата: не больше 15 процентов от общего объёма (эта норма появилась, кажется, в 50-е годы и при поздней советской власти начала смягчаться). В новейшем полном собрании сочинений Гончарова «Обломов», например, представлен так: том – основной текст, том – комментарии, том – рабочие материалы. И так примерно сейчас обычно соотношение объёмов в академическом издании и выглядит.
Пожалуй, наиболее явно установка на элитарность в некоторых современных критических изданиях проявляется не в разрастании научного аппарата, а в отказе от представления о т.н. «основном тексте». То, что обычно печатается, когда воспроизводится старое классическое произведение, — это именно «основной текст»: результат деятельности текстолога, который сопоставляет источники, выбирает из редакций и вариантов наиболее точно отражающие авторскую волю, опознаёт и устраняет опечатки, случайные ошибки, следы не санкционированного автором вмешательства других людей (цензора и т.д.), – в общем, устраняет информационный шум. При этом конкретные решения, принимаемые текстологом (что считать опечаткой, например), неизбежно гипотетичны. Отсюда призывы отказаться от какого то ни было вмешательства в текст; делом филолога объявляется только поиск и оценка (а не обработка!) источника, источник должен воспроизводиться буквально. Тем самым читателю представляется возможность самому решать, где здесь опечатки, а где осознанное авторское решение; настолько самостоятельным читателем может быть, конечно, только профессионал.
По солидарному мнению коллег, в последнее время филологическая молодёжь (именно филологическая, о другой и речи нет) всё чаще забывает о том, что цитировать надо не по любому источнику, а по авторитетному, скажем, по последнему академическому собранию сочинений (если оно существует, конечно); не всегда представляет себе отчётливо, что в разных изданиях сам состав классического текста, слова, его составляющие, могут быть разными.
Сразу же оговорюсь: не в том дело, что следующее поколение хуже предыдущего. Тут не деградация, а скорее, как и везде у нас сейчас, более резкая, чем раньше, дифференциация, в основе своей социальная. Понижается средний уровень, расшатываются культурные привычки, в том числе и собственно профессиональные, у среднего студента, издателя и т.д.; но при этом лучшие получили возможность свободно пользоваться гораздо более разнообразными и многочисленными источниками информации, чем те, которые были доступны их учителям. Собственно, в русской текстологии сейчас среди самых сильных и деятельных работников – люди, которым около тридцати.
И это заставляет надеяться, что не только отеческий контроль государства способен заставить следовать старым нормам некоторых культурных приличий. Может, тут общество само справится? Раньше на книги подписку, например, объявляли. В этом году ФАНО и РГНФ скандальным образом и впервые в истории отказались дать совсем небольшие, в сущности, деньги на плановые диалектологические экспедиции Института русского языка; на boomstarter.ru нужное уже почти собрали, и, кажется, собрали быстро…
[1] Ушаков А.М. О структуре и основных текстологических принципах издания // Маяковский В.В. Полное собрание произведений. Т. 1. М.: Наука, 2013. С. 433.