Дмитрий Соколов. Сказки и сказкотерапия. – М.: Независимая фирма «Класс», 2008. – (Библиотека психологии и психотерапии).
Постоянное чтение литературы, связанной с наукой психологией, обучает простому фокусу: пролистывая первые несколько страниц, сразу понимаешь, к какой категории относится книга. В основном их три: серьёзное научное исследование, ширпотреб, как правило, переведённый с американского английского, и наблюдения, методы, размышления современных российских практикующих психологов. С каждым годом последний разряд книг становится всё более насыщенным, профессионально выверенным и привлекательным для серьёзного чтения.
Книга «Сказки и сказкотерапия» Дмитрия Соколова относится к третьей категории. Хотя, надо признать, ничто из прочитанного ранее не вызывало во мне столь резкого колебания: от вполне положительной оценки текста вначале – к резко отрицательной в конце.
Первая часть книги состоит из сказок, придуманных самим автором или воспроизведённых им со слов взрослых и детей, с которыми Дмитрий Соколов просто знаком или когда-то общался в качестве практикующего психолога. «Много лет тому назад у подножия высоких гор, в цветущей долине стоял прекрасный город. А владел этим городом Дракон, который ненавидел голубой цвет. Всем людям в городе он запретил носить голубую одежду и есть из голубой посуды… За самое маленькое голубое пятнышко каждому жителю грозило изгнание». Сказки комментируют в форме диалога Автор, Критик, Строгая учительница, Супруга критика, Розовая Девушка, Дедушка Фрейд, Дух Востока и прочие.
Всё это «действо» перебивается теоретическими главками, где автор излагает свою точку зрения на то, что такое сказки, какую роль они играют в жизни каждого человека и всего человечества. Книга наполнена маленькими открытиями, которые, вероятно, каждый из нас смог бы сделать, если бы задался целью «препарировать» сказочный сюжет: «Один из самых простых подходов – поведенческий… Принцип из «Репки»: не получается – попробуй ещё раз, привлекая любые доступные ресурсы. Из «Колобка»: как далеко можно отойти от мамы. На шаг – ничего, на два – спокойно, на три – нормально, на четыре – съедят».
Вычерчивая таблицу и сравнивая, казалось бы, совершенно несравнимые вещи – сказки и гены, автор вполне убедительно доказывает: сказки, как и генотип, формируют способы поведения, ценности, убеждения и в конечном счёте жизненные сценарии человека. Мысль интересная и заслуживает внимания, особенно если учесть ещё один вывод Дмитрия Соколова, сделанный после долгих наблюдений: взрослый человек, сочинивший сказку, впоследствии неосознанно воспроизводит её сюжет в своей жизни. (Бедный Шарль Перро, не говоря уже про братьев Гримм!)
Вторая и третья части построены несколько иначе, но основа остаётся прежней – сказки, иногда с включениями общеизвестных персонажей, и подробный их анализ. Только теперь проблемы детства заменяются «взрослыми», и всё больше вырисовывается исключительно психотерапевтическая их направленность. «И принцесса целыми днями только и делала, что слушалась этих вещей, которые требовали к себе внимания. Ковры требовали, чтобы их вычистили от мелкого мусора; раковины закатывали ужасные истерики от пятен и грязной посуды; зеркала так безумно печалились, если их поверхность не была сияюще чистой. Целыми днями принцесса служила своему дому, и ей казалось, что дом высасывает у неё кровь, сам становясь всё более пышным, а её превращая в бледную немощь».
Автор пытается разговаривать со взрослым читателем языком детства. Рассчитывает на то, что если с ребёнком проще всего найти общий язык через сказочный сюжет, взрослый и подавно будет легко вовлечён в это общение. Причём с огромной пользой для себя – множество комплексов, страхов и проблем прояснятся с помощью волшебного жанра и таким образом будут нейтрализованы. Возможно, непосредственно эта задача действительно будет решена. Правда, к концу книги все поначалу увлекательные и волшебные истории уже начинают восприниматься как лекарство, а не как художественное произведение.
«Препарируя» сказочные сюжеты, Дмитрий Соколов, конечно, раздвигает перед читателем границы восприятия. Но какой ценой? Объясняя, зачем в сказке используется тот или иной ход, он заменяет поэзию сказочного вымысла – прагматическим знанием. И в этот момент вдруг вспоминается…
В далёком детстве вечером улица окутывалась мраком, и в моей комнате включался маленький ночничок, который освещал только мамино лицо и открытую на её коленях книгу. Родной, любимый, усталый голос в который раз повторял: «За горами, за лесами, за широкими морями, не на небе, на земле жил старик в одном селе…» Это чудо невозможно разделить на составные части. Это волшебство – неосознанное и далёкое – до сих пор помогает мне жить. И какие бы проблемы ни возникали во взрослой жизни, я не хочу, чтобы сказку из моего детства дописывали, как дописал Соколов «Принцессу на горошине» и у Золушки отбирали бы первую букву имени и перекраивали сюжет её судьбы.
Со своими же историями и сюжетами автор, разумеется, волен делать всё что угодно. Но не думаю, что после столь дотошного анализа его произведения имеет смысл называть сказками. Ведь в них нет волшебства, без которого нет детства.