Имя этого современного прозаика вряд ли что-то скажет большинству читателей «ЛГ», хотя он довольно плодовит. По своему образованию – филолог, преподаватель русского языка для иностранцев. В соответствии со специальностью большую часть сознательной жизни проводил и проводит за пределами родины (Куба, США, Китай). Можно без особых сомнений предположить, что его существование происходило в достаточно комфортных условиях. Казалось бы, такая судьба должна была расположить литератора к тёплому, доброжелательному, душевному отношению к людям, да и к жизни как таковой. Но его книги, к сожалению, свидетельствуют об обратном.
Литературным дебютом В. Чекунова принято считать повесть «Кирза» (2008). Материалом для её написания послужили следующие обстоятельства. Поступив на филфак МГУ, будущий автор не утруждал себя академическими занятиями, а потому был отчислен с третьего курса и призван в ряды Российской армии. Скажите пожалуйста, какая трагедия! Служба в Вооружённых силах – почётная обязанность, а не наказание. Миллионы молодых людей проходят это испытание на стойкость. Но это событие произвело на Чекунова ошеломляющее впечатление со знаком минус.
Сюжет как таковой в книге практически отсутствует. От призыва на службу, перевозки новобранцев в Карелию и до демобилизации герои ведут одномерное, линейное существование. Другой динамики в сочинении даже не намечено. Маловато как-то для художественного произведения. Но дело даже не в этом.
Во всём устройстве армейской жизни автору видится сплошной негатив: ужасы, чёрное беспросветное пьянство, дедовщина, жестокость, тупость командиров, скука, блевотина и другие тошнотворные повторы ненужных деталей…
Что тут сказать? В своё время мне тоже довелось отслужить два года в войсках, правда, Советской армии. Там тоже было немало тяжёлого и несправедливого. Но ведь казарма – это не пансион благородных девиц, как это грезилось, по-видимому, недоучившемуся филологу. Но наряду с мрачными сторонами и тучами воинского распорядка там было огромное количество просветов: часы отдохновения, душевное общение с новыми товарищами, боевое братство, забота офицеров, увольнения, а главное – неистощимый ядрёный солдатский юмор, который требует особого языка, сленга. Такой язык присутствует также в повести «Кирза», но этот язык – мат. Много мата. Сплошной мат.
Уже не раз приходилось говорить и писать о том, что нецензурные слова и выражения – острые специи, применять которые при необходимости можно, но дозированно и с большой осторожностью. Вадим Чекунов здесь меры не знает. Но это приводит к тому, что после пятой страницы данное средство выразительности перестаёт действовать и вызывает только глухое раздражение.
Военная тема в отечественной литературе наработала богатейшую традицию: Лермонтов, Лев и Алексей Толстые, Булгаков, Шолохов, Симонов, Бондарев, Быков, Воробьёв… Их никак не назовёшь лакировщиками действительности, но они смогли обойтись без потоков площадной брани! Разве русские солдаты шли на Бородинское поле без крепких выражений? Разве казаки атамана Платова, устремляясь в атаку, кричали только «Господи, помилуй»? Конечно, нет. Но нашим классикам хватило ума и таланта вывести за скобки эту непристойную лексику. А когда Виктор Астафьев в последнем романе дал себе полную волю в подобных выражениях, то многие фронтовики почувствовали себя оскорблёнными, словно им плюнули в душу.
Несомненно, Чекунов владеет средствами выразительности языка, но использует их не во благо. Как говорил Николай Карамзин про озорные сочинения Ивана Баркова, «сей род остроумия не ведёт к той славе, которая бывает целию и наградою истинного поэта». Досадно, что литератор XXI века не понимает этой азбучной истины, сформулированной классиком.
Однако, как видно, не все разделяют нашу точку зрения. На интернет-портале Livelib, например, ничтоже сумняшеся утверждается:
«Кирза» не описывает ужасы Российской армии, не рисует страшных картин, но даёт весьма честное и чёткое представление о буднях современных солдат-срочников и армии в целом. Герои Чекунова – люди простые и прямые, его сюжеты и зарисовки – правдивые и недвусмысленные. Книгу даже назвали «солдатской библией», и сам автор признавался, что получил огромное количество писем от бывших и будущих армейцев».
Не секрет, что подготовкой персональной информации такого рода нередко занимаются сами персоны. А как не похвалить себя любимого? Что там Твардовский с его книгой про бойца... Произведения молодого автора – Библия, ни больше ни меньше!
В 2010 году выходит сборник Чекунова «Пластиглаз». Уже в первом рассказе («День молодого отца») автор убеждает нас в том, что не намерен сходить с выбранной колеи. Здесь, правда, нецензурных слов не так много, но скабрёзностей и физиологического непотребства ничуть не меньше.
Сюжет этого чернушного повествования состоит в том, что жена героя-повествователя после тяжелейших родов производит на свет дочку. Обрадованный отец вместо того, чтобы готовиться к приёму жены и новорождённой, впадает в беспробудное пьянство. В укладе нашей жизни нередко случается, когда муж, отправляя жену в роддом, устраивает товарищеские вечеринки-мальчишники: дескать, потом уже не разгуляешься. Но когда ребёнок уже появился и ждёт внимания, пора приходить в себя, а здесь – нет.
Ну ладно, персонаж – подлец и подонок, ведь так бывает. Он пьёт по-чёрному, причём всё подряд: пиво, алкогольные коктейли, водку. Безудержные возлияния естественным образом приводят к освобождению мочевого пузыря. Процесс мочеиспускания автор смакует с особым наслаждением, со всеми физиологическими подробностями. В частности, нам сообщается, что для этой надобности герой предпочитает использовать раковину, а не унитаз, так как ему трудно попасть в цель, к тому же коварная сидушка грозит повредить его драгоценное достоинство. Увлекательно, да?
Потом, впрочем, счастливый отец очухивается и решает встретить ребёнка с мягкой игрушкой. Из числа других выбирается маленькая панда. Но затем он видит, как чета «колхозников» покупает с витрины магазина большую панду, и загорается желанием завладеть этой игрушкой. В результате он среди бела дня нагло крадёт её и скрывается от погони.
Казалось бы, пора ставить точку. Э нет! Вернувшись домой, дегенерат пытается заняться онанизмом, но терпит фиаско. Тогда ему является блестящая идея. Он прорезает низ живота большой панды и вставляет туда маленькую, а потом и сам входит в лоно из синтепона, обретя наконец удовлетворение. Ко встрече жены и дочки он готов!
Прошу прощения, но приходится прибегать к столь подробному пересказу, чтобы показать, какие изысканные истории рассказывает читателям прозаик Чекунов.
Тема отцовства развивается и в рассказе «Куличики». Погожим вечером сотрудник сетевого торгового центра Егоров на электричке возвращается к жене на дачу. При нём увесистый продуктовый набор и, разумеется, такой же пакет с пивом. А кроме того – подарок для малыша:
«Под ними, в жёлтой капроновой сетке, подарок Антошке – лопатка, совочек с грабельками и целый набор трогательно-округлых, свежепахнущих пластиком формочек. Бабочка, коровка, рыбка, лошадка и кто-то ещё, кого Егорову, сколько ни теребил он в магазине сеточку, разглядеть не удалось».
Но идиллическая картина нарушается. Мотив недовольства всем и вся неизбывно пронизывает прозу Чекунова. Сначала менеджера раздражают едущие рядом пассажиры: «Годы проходят, а люди всё те же. Как были козлами, так ими и остались…», а потом на пороге сельского магазина он встречает друга детства, который уже пьян и постоянно матерится. Приятели запивают так, что наутро Егоров просыпается в корыте из-под куриного навоза. Утром товарищи крепко опохмеляются, а когда он наконец встречается с сыном, контакта не получается – в ярости отец растаптывает формочки для куличиков и разносит песочницу.
Лейтмотив всей этой истории: мир вокруг ущербен, а все люди – козлы. Даже в турецкой Анталии («Двадцать три коротких рассказа») герою всё не по нраву: «Крикливые и наглые турки с тёмными, нехорошими глазами. Сально-мясное роскошество пляжа. Мерзкая «ракы», взятая на пробу…» Отдохновение только в баре. Словом, чернуха всюду. И живописание мерзостей жизни доставляет автору удовольствие. Ну да, встречаются проблески душевности и теплоты, но они скорее исключение из правил.
Впрочем, иная ситуация, когда меняется ракурс изображаемого и стилистика корректируется в соответствии с требованиями издателей. Скажем, в историческом романе «Тираны. Страх» опричники Ивана Грозного практически не матерятся, в отличие от воинов Российской армии. И мы должны этому верить? Но издатели сказали: «Иначе не пройдёт», и автор покорно прикусил язык. А это уже тенденция. Или, точнее сказать, конъюнктура…
Страсть к избыточной брутальности не случайна. Есть люди, стремящиеся набить себе цену бахвальством и намеренным нагнетанием страхов и ужастей. Это психологическое явление можно назвать комплексом Грушницкого, который, в отличие от Печорина, бравирует теми смертельными опасностями, которым они подвергались, сколько раз рисковали жизнью. Вероятно, в обществе женщин это иногда прокатывает.
Разумеется, каждый из нас имеет право выбирать ту или иную модель поведения, равняясь на Печорина или Грушницкого. Но не стоит забывать о том, что Грушницкий в итоге плохо кончил.
Сергей Казначеев