Константин Богомолов обживает кабинет худрука Театра на Малой Бронной. На стене – доска, где фломастером расписаны грядущие премьеры и их даты. В шкафу – початая бутылка коньяка. Хозяин достаёт два бокала. Вот так: в одних театрах новые худруки вводят сухой закон, а в других – гостеприимно наливают пятьдесят грамм…
– Похоже, ваш тёзка Станиславский, он же Алексеев, ошибался: театр начинается не с вешалки, а со скандала.
– Почему?
– Год театра пока ассоциируется не с премьерами, а с тем, как старейший Волковский театр из Ярославля хотели присоединить к питерской Александринке, новый худрук МХАТа имени Горького Бояков не может поделить полномочия с президентом Татьяной Дорониной, а в театр «У Никитских ворот» вернулась главный свидетель по делу «Седьмой студии» Нина Масляева…
– Что делать? Видимо, современный театр лишь начинается с вешалки, а продолжается скандалом. Новое прочтение классики…
– Ваш, Константин, приход тоже внёс лепту в модный тренд.
– Да я вроде бы пришёл тихо-мирно.
– Только для этого прежний худрук Сергей Голомазов вынужден был проститься с Малой Бронной.
– Сергей Анатольевич ведь уходил не в пустоту, он возглавил Русский театр имени Чехова в Риге, и ему предстояло определиться, выбрать что-то одно. Невозможно работать в театре и отсутствовать в нём бóльшую часть времени. Голомазов руководил Театром на Малой Бронной с 2007 года и, видимо, захотел чего-то нового.
Но я не особо задумываюсь, что предшествовало моему приходу. Оцениваю сегодняшнее состояние дел в театре, смотрю репертуар, ближе знакомлюсь с труппой, провожу диагностику, опираясь в том числе на информацию о продаваемости билетов.
– И каков диагноз? Пациент серьёзно болен?
– Организм находится, скажем так, в замороженном состоянии. Но эта криокамера не омолаживает, а консервирует положение дел. Тут нет потенциала для возрождения и развития, происходит медленное умирание. Это кома, если говорить совсем откровенно и жёстко.
– И как собираетесь выводить труппу из коматозного состояния?
– Методика, по сути, всегда одна. Её исповедовал мой учитель Олег Табаков. Видите на безымянном пальце кольцо, подаренное им после спектакля «Юбилей ювелира»? С чайкой и надписью МХТ, выложенной маленькими бриллиантами? Такое кольцо Олег Павлович заказал себе, а после премьеры «Юбилея» сделал ещё одно для меня. Пока я работал в МХТ, периодически надевал его. Сказать по совести, я не очень люблю украшения. Когда ушёл из Художественного театра, естественно, снял кольцо, оно лежало в коробочке.
А утром 1 августа, собираясь идти на сбор труппы, взял подарок учителя, надел на палец и с тех пор ношу. Кольцо как бы помогает мне. Не могу утверждать, но очень надеюсь, это так. Я суеверный человек… Так вот. Возвращаюсь к вопросу о коме. У Олега Павловича была простая метода: все трудности он преодолевал работой. И внешние кризисы, и личные переживания. Думаю, здесь, на Бронной, тоже надо впахивать. Это необходимо любому театру.
– У вас есть карт-бланш, как, скажем, в своё время у Кирилла Серебренникова, который, создавая «Гоголь-центр», зачистил большую часть старой труппы Театра им. Гоголя?
– У меня категорически иная ситуация: не могу никого увольнять и не собираюсь этого делать. Не считаю такое поведение правильным. Проще просить департамент культуры Москвы расформировать театр и создать на его месте новый.
– Но иногда ампутация – единственный способ спасения.
– Повторяю, мне интереснее лечить, а не резать. Пока вижу, что в театре было мало работы, актёры растренированы. Что я должен сделать? Загрузить их по максимуму.
Веду переговоры с режиссёрами и драматургами, иду в РАТИ, договариваюсь с продюсерским факультетом, приглашаю на позицию линейных продюсеров студентов старших курсов. Они будут курировать каждый спектакль, а в дальнейшем могут стать помощниками режиссёров, которые у нас в дефиците. В театре нет видеоцеха, без чего сегодня невозможно работать. Прошу в департаменте культуры деньги на техническое обновление.
Строго говоря, здесь вообще нет денег, поэтому вынужден был создать фонд помощи театру имени Соломона Михоэлса, великого актёра, с которого начиналась жизнь этого здания. Здесь находился ГОСЕТ – Государственный еврейский театр. Я договорился с внучкой Михоэлса Викторией Бишопс, она дала согласие, чтобы имя её деда присвоили фонду. Под него встречаюсь с бизнесменами и прошу деньги. Никогда этим не занимался, а тут пришлось…
– Дают?
– Дают. Но я ведь прошу не для себя. Сразу объясняю, что фестиваля спектаклей Богомолова не будет, показываю программу, рассказываю о планах. Бизнесмены – люди конкретные, их убеждают имена режиссёров, названия пьес, которые собираемся ставить.
– Огласите весь список.
– Пока рано, но несколько фамилий назову. Максим Диденко, Олег Долин, Кирилл Вытоптов, Филипп Григорьян, для которого покупаем пьесу у артового драматурга Павла Пряжко. Его «Лунная масленица», по сути, русская «Синяя птица», чистый Метерлинк. Замечательный художник Андрей Бартенев будет делать спектакль в рамках задуманной мною программы «Большие режиссёры маленьким зрителям».
В конце мая уже следующего года Иван Вырыпаев выпустит свою DreamWorks. Будет «Вишнёвый сад» Владислава Наставшева, латышского режиссёра, который сегодня много работает и в Петербурге, и в Москве, в «Гоголь-центре» в частности.
– А как же вы, Константин?
– Буду делать «Покровские ворота». Михаил Козаков поставил пьесу Леонида Зорина в Театре на Малой Бронной до того, как снял знаменитый фильм. Мои родители дружили с Михал Михалычем, я тоже много с ним общался, приезжал в Израиль за полгода до его смерти, мы сидели, долго разговаривали. Спектакль «Покровские ворота» будет посвящением памяти Козакова.
Ещё собираюсь ставить «Ифигению в Авлиде» Еврипида, где хочу задействовать замечательную Катю Дурову, которая имела мало достойной работы в театре. Клитемнестра – её масштаб.
Будет ещё масса интересного. Сейчас готовим ко Дню города концерт «Старые песни о Главной».
– Где в роли Главной выступит… кто?
– Москва, конечно. Будут не только Дунаевский и Хренников, но и те мелодии, которые редко звучат на официозных мероприятиях. Ретроконцерт из забытых песен – трогательных, нежных, тонких, лиричных.
– Вас попросили или это душевный порыв?
– Наш театр – столичное учреждение культуры, он обязан участвовать в городской активности. Потом у нас будет и Рождественский концерт. После Нового года запланирован переезд во Дворец на Яузе, здесь у нас будет ремонт.
– Вы пока не объяснили, зачем вам понадобился театр. Чего вам не хватало?
– Люблю работать – это раз. Люблю максимально сложные вызовы – это два. Считаю, что давно созрел для менеджерской работы, – это три. Продвигать себя я умею. Но многие ребята-режиссёры не обладают такими способностями. Им нужна помощь. Табаков был выдающимся актёром и одновременно отличным менеджером. Он собирал под своё крыло всё талантливое. И у меня есть схожая амбиция. Она даже сильнее желания самому делать крутые спектакли.
Хочу создать театр, где будет много классной энергии. Вот мой главный менеджерский вызов. Ведь в последние годы у меня был тяжёлый кризис во взаимоотношениях с театром.
– После расставания с МХТ?
– Ещё на этапе работы над «Мушкетёрами». Это 2015 год. За пару лет до смерти Олега Павловича. А к уходу из Художественного театра я внутренне готовился, чувствовал, что всё это рухнет.
– Почему?
– Понимал: никто из тех, кто придёт в МХТ после Табакова, кроме, может, Валерия Фокина, не оставит меня и мою команду в театре. Слишком она была сильная и успешная, чтобы терпеть под своей крышей. Мало худруков, способных на такое. Исключение, пожалуй, только Фокин. У него есть закваска.
Беседу вёл Андрей Ванденко, автор проекта ТАСС «Первые лица»
Полный текст на https://tass.ru/interviews/6768794