Небесный огонь: Поэты Гоголю / Сост. и автор предисл. Герман Гецевич. – М.: Гранд, 2012. – Тираж не указан.
Венок стихов великому человеку, гениальному писателю, собирает энергию людей разных поколений: от современников Гоголя до поэтов наших дней. Часто можно увидеть то, на что не каждый обращает внимание: творчество уникального человека признавали только тогда, когда он закончил свой земной путь. Этот конец даёт духовное начало другой жизни: и меньшей, и большей, чем была та, которую человек оставил за собой. Меньшей – за одну жизнь, большей – за жизнь иную. Теперь, когда его нет, он нужнее, чем тогда, когда был среди живых. Этот вопрос иногда болезненно витает среди современников писателя. Они долго видели в человеке ненавистного конкурента в повседневной борьбе. А он, в данном случае Николай Васильевич Гоголь, был всего лишь гений!
С другой стороны, что человек может дать другому человеку? Что он может знать о себе и других? Останется навсегда то, что сказал герой Джозефа Конрада из «Сердца тьмы» о своём близком друге после его смерти: «Я знал о нём столько, сколько один человек может знать о другом». Или как о Гоголе сказал Степан Шевырёв:
Снесём его печальною толпою
В ряды стареющих могил,
И кто злословил, кто любил,
Пусть бросит братскою рукою
На новоселье горсть земли, –
Всё, что теперь мы дать могли.
И какое слово – «новоселье»! В данном контексте другого и быть не может. А как скорбно звучат стихи Языкова: «Дай мне руку! Пора мне дома отдохнуть!»
Нынешние почитатели Гоголя ощущают по-другому его присутствие. У них нет того бремени, которое несли его современники, – они от него освобождены. Им Гоголь нужен не столько как классик, сколько как дух движения, как специальный консультант вечности. Все читали его великолепные книги, читали его и пока он был жив, а после смерти – ещё внимательнее и больше. Но всегда остаётся открытым вопрос: как гений воспринимает собственную судьбу человека? Его смерть теперь, как ступень.
И если есть на камне дата,
То он ступень, а не конец! – говорит Антокольский.
Теперь, в настоящем мире, существуют книги писателя, библиотеки книг, его памятники, музейные экспонаты и улицы, но существует и тень Гоголя, как собеседник в ночи, персонажи его произведений, которые бродят по великой России и по маленькой соседней улице – они живут везде. Присутствие этой недосягаемой прозрачности ощущается так сильно, что надо определиться – отметить себя и свою позицию. Когда талантливый человек впитает такое знание жизни, всё невозможное становится возможным.
«Вы живого несли по стране», – утверждает Андрей Вознесенский, взяв за основу версию, что Гоголя похоронили живым, когда он находился в летаргическом сне.
Как такое может быть,
если рукопись сгорела,
а герой остался жить? – спрашивает Пётр Вегин.
Был ли Гоголь? Была ли Россия?
Тихий Миргород? Сон наяву?
– Позовите великого Вия! –
Словно вихорь размёл трын-траву.
Юрий Кузнецов в своём стихотворении неслучайно упоминает лестницу и ступени. А как эпитафия мысли о Гоголе звучит строчка из стихотворения Глеба Горбовского: «Невозможно жить без Бога». Это сказано и о Гоголе, и не только о нём, ибо сам Гоголь для многих из нас – Бог.
Существует немало книг, подобных этой книге, которую так профессионально составил Герман Гецевич. Например, у меня есть «Венок Тютчеву» как приложение к его избранным стихам. И у нас в Сербии живут и работают несколько авторов, в основном поэтов, которые собирают тематические антологии и антологии-венки. Один из них – Слободан Стоядинович. К сожалению, в прошлом году он скончался, но оставил венки чужих стихов, посвящённых нашим прекрасным поэтам: Бранку Мельковичу и Браниславу Петровичу. Также он составил антологию стихотворений, посвящённых Чегру и Неле-кули (месту, где турки созидали стену из сербских черепов после битвы в первом Сербском восстании, в 1-й половине XIX века). Особенность этих книг в том, что они слагаются из неожиданных элементов: из од, стихотворений, которые сами по себе, лишь по намерению авторов не могли объединиться в такую книгу. Но всё-таки слагаются и без предназначения – в гармонический порядок, как нечто цельное, как мир для себя. Тогда и понимаешь, что у нас у всех одна задача, одно дело, и это дело – не только самоутверждение. Это не те книги, которые нам говорят что-то важное о человеке, о судьбе гения, о мире, которого до чтения не видели или не желали увидеть. Что-то из того, чего недоставало там, здесь – дополняется. В этом, вероятно, главное достоинство венка Гоголю. Такие книги, как «Небесный огонь», нужны миру. Это ещё одна веха, ещё одна ступень на невидимой лестнице, ведущей к вершинам духовного наследия. Иногда, читая Гоголя и стихи о нём, я невольно думаю, что человек, может быть, когда-нибудь и заслужит эту ступень.
,
СЕРБИЯ