Джон Перкинс. Исповедь экономического убийцы. – М.: ПРЕТЕКС, 2008. – 406 с.
Книга Джона Перкинса чрезвычайно примечательна хотя бы тем, что специализирующееся на выпуске экономических бестселлеров издательство «ПРЕТЕКС» печатает «Исповедь…» уже в 5-й (!) раз. В чём секрет её феноменального успеха? Перкинс – не просто особо информированный автор. В своё время он был завербован Управлением национальной безопасности Соединённых Штатов, многие годы занимался экономическими диверсиями в пользу США в странах Океании и Латинской Америки, был весьма эффективным агентом на службе у «её величества» глобализации. Рассказ Перкинса охватывает десятилетия агрессивной экспансии Америки по всему земному шару – с конца 1960-х до 2000-х годов. Эквадор, Индонезия, Панама, Саудовская Аравия, Ирак…
Пожалуй, наибольший интерес представляют главы, в которых «убийца» предстаёт перед читателями как активный участник глобально-региональных событий, когда он объясняет сущность своей «миссии» и последствия, к которым привела и продолжает приводить экономическая политика его страны. В книге Перкинса редко упоминается Россия–СССР, однако образованный российский читатель найдёт в этом бестселлере немало «до боли знакомого».
Это – подлинная история. Я прожил каждую минуту её. Все места и люди, беседы и ощущения которых я описываю, были частью моей жизни. Это моя личная история, и всё же она находится в широком контексте мировых событий, сформировавших нашу общую историю, приведших нас туда, где мы находимся сегодня, и заложивших основу будущего наших детей.
Корпоратократия – это не заговор, но её члены действительно имеют общие ценности и цели. Одни из наиболее важных целей корпоратократии – увековечение, непрерывное расширение и усиление её системы. Жизнь тех, кто «делает это», её антураж – особняки, яхты и личные 
реактивные самолёты – представляются как образцы для подражания, чтобы вдохновить нас потреблять, потреблять и потреблять. Любая возможность используется для того, чтобы убедить нас, что приобретение товаров есть наш гражданский долг, что разграбление планеты есть благо для нашей экономики и, следовательно, служит нашим высшим интересам. Людям, подобным мне, платят колоссально высокие зарплаты для продвижения системы. Если мы не справляемся, приходит черёд шакалов, ещё более злонамеренных киллеров. Если терпят неудачу и они, наступает черёд военных.
Эта книга – исповедь человека, который некоторое время назад был ЭКом, частью относительно небольшой группы людей. Сейчас они более многочисленны. Для их именования прибегают к эвфемизмам, они идут по коридорам Monsanto, General Electric, Nike, General Motors, Wal-Mart и почти любой крупной корпорации мира. В самом реальном смысле «Исповедь экономического киллера» – их история, так же как и моя…
История учит нас, что если мы не изменим положение вещей, это гарантированно закончится трагически. Империи не существуют долго. Все они очень плохо заканчивались. Они разрушили множество культур на пути к глобальному доминированию, а затем рушились сами. Ни одна страна или группа стран не могут процветать слишком долго, эксплуатируя другие страны…
Я уверен, что, когда достаточно много людей узнает, как нас эксплуатирует экономический двигатель, который порождает жадный аппетит к глобальным ресурсам и превращается в систему, способствующую рабству, мы перестанем его терпеть. Мы переоценим нашу роль в мире, где лишь немногие купаются в богатстве, а большинство тонет в бедности, загрязнении и насилии. Мы согласно выберем курс на сострадание, демократию и социальную справедливость для всех…
После 1971 г. решение Соединённых Штатов соблазнить Индонезию отказаться от коммунизма только укрепилось вследствие сомнительности результатов Вьетнамской войны. Президент Никсон начал частичный вывод войск летом 1969 г., и американская стратегия переориентировалась на более глобальную перспективу. Она сосредоточилась на предотвращении эффекта домино – когда одна страна за другой, подобно костяшкам домино, падали бы в руки коммунистов – и сфокусировалась на нескольких странах. Индонезия была ключевой. План электрификации, подготовленный MAIN, был частью широкого плана обеспечения американского господства в Юго-Восточной Азии… И я отправился туда.
Красивая женщина с университетским английским, сидевшая за столом напротив меня, спросила: «Но вы ведь действительно работаете на Всемирный банк, не так ли?»
Я сказал ей, что работаю сейчас на Азиатский банк развития и USAID.
«Разве это не то же самое? – Она не ждала ответа. – Разве не это показывали в сегодняшней пьесе? Разве ваше правительство не рассматривает Индонезию лишь как гроздь…» Она стала подыскивать слово.
«Винограда», – подсказал один из её друзей.
«Точно. Гроздь винограда. У вас есть возможность привередничать. Сохранить Англию. Съесть Китай. И выбросить Индонезию».
«После того как вы заберёте всю нашу нефть», – добавила другая женщина.
Я пробовал защищаться, но это было мне не по силам.
«Вьетнам – лишь отвлекающий маневр, – вставил один из мужчин, – как Голландия для нацистов. Ступенька».
«Настоящая цель, – продолжила женщина, – мусульманский мир».
Я не мог оставить это без ответа. «Позвольте, – запротестовал я, – вы же не считаете Соединённые Штаты антиисламской страной?»
«Разве нет? – спросила она. – С каких это пор? Вам надо почитать одного из ваших же историков, британца по имени Тойнби. В конце пятидесятых он предсказывал, что настоящая война в следующем столетии развернётся не между коммунистами и капиталистами, а между христианами и мусульманами».
«Арнольд Тойнби сказал это?» Я был ошеломлён.
«Да. Прочитайте «Цивилизацию перед судом истории» и «Мир и Запад».
«Но откуда взяться такой вражде между мусульманами и христианами?» – спросил я.
Они обменялись взглядами через стол. Казалось, они с трудом верили, что я задал такой глупый вопрос.
«Потому что, – она стала выговаривать слова медленно, как будто обращаясь к кому-то очень непонятливому или плохо слышащему, – Запад, в особенности его лидер США, намерен взять под свой контроль весь мир и стать самой большой империей в истории. Он уже очень близок к успеху.
Сейчас на его пути стоит Советский Союз, но Советскому Союзу не устоять. Тойнби должен был видеть это. У них нет никакой религии, никакой веры, ничего сущного, стоящего за их идеологией. История показала, что вера – это душа, вера во власть, высшую над человеческой, – есть квинтэссенция. У нас, у мусульман, это есть. У нас этого даже больше, чем у кого-либо ещё в мире, даже больше, чем у христиан. Так что мы ждём. Мы становимся сильными».
«И мы дождёмся своего часа, – вмешался один из мужчин. – И тогда ударим, подобно змее».
«Какая ужасная мысль! – Я едва сдерживался. – Что же мы можем сделать, чтобы изменить это?»
Женщина с хорошим английским посмотрела мне прямо в глаза. «Перестаньте быть такими жадными, – ответила она, – и такими эгоистичными. Поймите, что в мире есть ещё кое-что, кроме ваших огромных зданий и складов. Люди голодают, а вы думаете лишь о бензине для своих автомобилей. Младенцы умирают от жажды, а вы листаете модные журналы в поисках последних моделей. Страны, подобные нашей, утопают в нищете, но вы даже не слышите наших криков о помощи. Вы затыкаете уши, когда вам говорят подобные вещи. Вы клеите ярлыки радикалов и коммунистов. Вы должны открыть свои сердца бедным и растоптанным, вместо того чтобы тащить их в нищету и рабство. У вас не так много осталось времени. Если вы не изменитесь, вы обречены».
...Я спросил себя, когда иностранная помощь является подлинной и когда продиктована лишь жадностью и корыстью. Я задумался, является ли подобная помощь всегда альтруистической. Я был уверен, что страны, подобные моей собственной, должны принять все меры для помощи больным и голодающим всего мира, и я был точно так же уверен, что очень редко – если вообще когда-либо – это было главным мотивом для нашего вмешательства.
Я всё время возвращался к главному вопросу: если целью иностранной помощи является империализм, правильно ли это? Я часто завидовал людям, подобным Чарли, которые настолько верили в нашу систему, что полагали необходимым насаждать её во всём остальном мире. Я сомневался, позволит ли недостаток ресурсов жить всему миру по образцу Соединённых Штатов, при том что даже в самих Соединённых Штатах миллионы людей живут очень бедно. К тому же мне было далеко не очевидно, что все люди в других странах хотят жить, как мы. Наша собственная статистика насилия, депрессий, употребления наркотиков, разводов и преступлений показывала, что, хотя наше общество и относится к самым богатым в истории, оно, пожалуй, ещё и одно из наименее счастливых. Почему же мы хотим, чтобы другие нам подражали?
Не виновен ли кто-либо в США? Хотя находящиеся на вершине экономической пирамиды получают практически всё, миллионы из нас тоже прямо или косвенно извлекают для своего существования средства от эксплуатации стран третьего мира. Ресурсы и дешёвая рабочая сила, которые питают нашу коммерцию, прибывают из стран, подобных Индонезии, и лишь крохи возвращаются назад. Иностранные кредиты гарантируют, что сегодняшние дети и их внуки из этих стран останутся заложниками ситуации. Они должны позволить нашим корпорациям разорять природные ресурсы своих стран и отодвинуть образование, здравоохранение и социальное обеспечение на задний план в пользу выплат долгов нам. Тот факт, что наши собственные компании уже получили большинство этих денег за строительство электростанций, аэропортов и технопарков, не влияет на положение вещей. Делает ли невиновными большинство американцев то, что они ничего об этом не знают? Неинформированными или дезинформированными – да, но невиновными?
Я также начал задаваться вопросом: кто извлекает выгоду из войны и массового производства оружия, от загрязнения рек и разрушения туземной экологии и культур? Я начал искать, кто извлекает выгоду от смерти сотен тысяч людей от недостатка продовольствия, питьевой воды или вполне излечимых болезней. Со временем я понял, что в конечном счёте – никто, но в ближайшей перспективе – те, кто находится на верху пирамиды, в том числе я и мои боссы, кажется, выгоду извлекают, по крайней мере материальную.
Это вызвало несколько вопросов: почему эта ситуация сохраняется? Почему она сохраняется столь долго? Заключён ли ответ в старинной поговорке «право – у сильного», то есть те, кто обладает властью, стремятся увековечить систему?
Но похоже было, что одной власти недостаточно, чтобы воспроизводить ситуацию. И хотя суждение о том, что сила порождает право, многое объясняло, я чувствовал, что тут есть что-то ещё.
Я вспомнил своего университетского профессора из школы бизнеса родом из Северной Индии, который читал лекции об ограниченности ресурсов, о непрерывно возрастающих потребностях и о принципах рабского труда. Согласно этому профессору все успешные капиталистические системы включают иерархии с жёсткими инстанциями, с очень немногочисленной верхушкой, спускающей команды подчинённым, и огромной армией рабочих внизу, которые в современных терминах вполне могут быть классифицированы как рабы. В конечном счёте я понял тогда, что мы поощряем эту систему, потому что корпоратократия убедила нас, что Бог дал нам право поместить нескольких людей на вершину капиталистической пирамиды и экспортировать нашу систему по всему миру.