Не стало поэта, прозаика и драматурга Владимира Вяхиря.
Когда заканчивается земная жизнь необычного, незаурядного человека, самое глупое, что можно сделать – написать заурядный некролог, о том, какой же он, мол, хороший был и сдобрить это всё традиционной скорбью. Владимир Вяхирь – вообще не про это.
Мы стояли на отпевании Володи в Ильинском храме в Сергиевом Посаде, и не покидало чувство, что Вяхирь глядит на нас откуда-то сверху и подгоняет: «Всё-всё, ребята, заканчивайте поскорее вашу церемонию, вы – о своём, а у меня-то ещё много дел». И правда, многие слова относятся к Вяхирю: поэзия, живопись, история, род, таинственность, вера, традиции. А вот слово «смерть» настолько не про него, что и думать тут нечего.
…Сидим в Веськово у Плещеева озера. Тут у Володи загородная резиденция. Всё, как полагается – деревянный дом, зелёный сад. Хозяин угощает нас грибным супом, жареной рыбкой и говорит про многое: про свою книгу «Синь-камень», про Плещеево озеро и его загадки, необъяснимые логически, про сам синь-камень, лежащий на берегу и обладающий по преданию какой-то нереальной космической энергией, так до сих пор и не раскрытой, про племена веси и меря. Сидим и понимаем, что вообще Россия – вот про это всё. А Володя сам, как синь-камень, о котором он пишет свою книгу – неизвестный, таинственный, космический и… русский настолько, насколько вообще можно быть русским.
Года за три до этого. Зима. Открытие мемориальной диски Леониду Филатову на доме, где он жил. Вяхирь читает стихи. И не понимаешь, кто перед тобой – реальный Владимир Вяхирь или Маяковский, или Высоцкий или все вместе сразу. Кто ты, Володя? Тут ответа, наверное, быть не может.
Его знает весь Сергиев Посад, его знают в Москве. Но его не знает никто. Про того же Филатова можно сказать: поэт, артист, интеллигент. И вырисовывается какой-то образ. Про Володю… Дух, энергия, космос. Но лучше всего подходит – волхв. Он что-то такое знает, что пытается донести до тебя, но понимает, что тот космос, который он хотел бы тебе открыть, как истину, не умещается в слова и образы. Но и рукой махнуть не может, мол, «всё равно ничего не поймёте». И живёт. Не пытаясь удивить, но удивляя.
Володин отец – фронтовик, был танкистом. У самого Вяхиря (его настоящая фамилия Голубев, но никто, кроме работников отдела паспортного стола, уже и не помнит об этом) четверо детей. Андрей, Владимир, Варвара, Ваня. Поставь их вместе – и все вообще разные. Ваня, например, в школу ходит, в 4-й класс, а Андрей врач, учёный от медицины, уже долгие годы спасающий людей, Варя – расцветающая красавица, выглядящая взрослее, чем есть на самом деле, Володя – русский мужик с крепким рукопожатием и уверенным взглядом. Смотришь на супругу Алину. И тоже загадка. Маленькая, тёмненькая и, кажется, больше тебя понимающая, что за человек с ней. Человек ли? Энергия, сила. Что угодно про Вяхиря, но смерть – вообще нет.
Уже понимая, что скоро начнётся его новое путешествие, «езда в незнаемое», как сказал бы Маяковский, Вяхирь просит нашего худрука Влада Маленко сделать концерт по своим стихам. 15-го марта.
…Театр «Ковчег» в Сергиевом Посаде. Вяхирь живёт напротив театра. Сегодня в зале его не будет. Физически. Хотя, это кажется и не нужно. Он – загадка, он всё равно нематериальное что-то. Читаем его стихи. Где-то простые, а где-то достающие метафорами и образами до звёзд, и понимаем, что на сцене и в зале его сейчас гораздо больше, чем если бы он сидел и смотрел.
Шевчук, «Новая жизнь». Так заканчивается концерт. Через несколько часов, уже 16-го, Вяхирь станет небом и начнётся его новая жизнь. Отпустили в дорогу, значит. В добрый путь, Володя, Владимир Иваныч!
Коллектив Московского театра поэтов
Выражаем наши искренние соболезнования родным и близким Владимира Ивановича Вяхиря.
Предлагаем вниманию читателей рассказ и стихи руководителя Московского театра поэтов Влада Маленко, посвящённые Владимиру Вяхирю.
Влад Маленко
Вяхирь
Есть люди таинственные. Сразу даже и не поймешь, в чём дело. Магнетизм присутствует, неожиданность. Наивность у них запросто сочетается с мудростью, жесткость с мечтой необыкновенной. Таков мой друг Володя Голубев, в народе Вяхирь. Вхожу в подъезд – на стенах цветы краской нарисованы, солнце, дождь, птицы диковинные. Навстречу мне таксы бегут лохматые, аж пять экземпляров. Это первые Володины друзья. На ходу они говорят: «Привет!» и летят дальше, во двор. А вот и хозяин. Он похож одновременно на Дон Кихота и старшину из окопа Второй Мировой. В квартире мы не задержимся. Старенькая Нива, ветер в треугольники боковых оконцев, горький запах крепкого табака. Разговор о новом романе, листы которого Вяхирь нежно складирует под военный свитер, в свою неунывающую душу. Час пролетает, и еще пять минут… Приподнимается могучим волнующим зеркалом Плещеево озеро. Древнее, реликтовое, яйцевидное. Здесь мой друг преображается. И говорит: «Мы под своим небом!» Синий камень, Ярилина плешь, ботик Петра, часовня Крест, тропы Вещего Олега… Ветер с памятью моря… Я заглядываю в небо. Мимо проходит, раскачиваясь, паровоз-кукушка. Сереет волна. Кочует над центром водного царства фиолетовая туча. Стремительно облачившись в скрывающий голое тело и как будто бы обнажающий контуры характера чёрный костюм подводника, Вяхирь входит в волну, как священник в алтарь. Прежде чем его фигура станет чёрным крестиком, я успею рассчитать расстояние до обрыва. Там, по щучьему веленью, озеро скрывает во тьме второе дно, в кратерах которого блестят косяки царской селедки. Огромные щуки равнодушно застывают возле старых поломанных мачт. Вяхирь говорит: «Когда творишь – время останавливается…» Это значит, если сочинять без перерывов всю жизнь, можно остаться юным и глаза не выцветут! Следую его совету – складываю строки и одновременно жду возвращения друга. Опять думаю – странный он всё-таки человек, сколько всего намешано… Языческие приговоры, зеркала в полночь у Синь-камня, долгие беседы с наместником Лавры, подводное ружьё.
И вдруг посреди жизни, под водной гладью озера обнаружил Вяхирь Владимир Владимирскую икону Богородицы. Икона красоты чудесной, из камня выточена, лучится сама.… Отнёс в Лавру, и там все подивились, но и время её определили – царство Грозного Иоанна, который тоже здесь на берегу Плещеевом немало времени провёл. «Не ты её нашёл – она тебя!» – говорят Володе друзья, а он всё отшучивается: «Смотрю – квадратик, позеленевший между двух утесов. Любопытно стало. Вот и всё». Всё, да не всё. Говорят, иконка та сейчас у Патриарха в покоях, а Вяхирь сделал матрицу из тугой резины и всем, кто попросит отливает копию найденного сокровища.
Пройдёт часа четыре, прежде чем из шипучей, крылом загнутой волны, покажется фигура водолаза. Уже у самого берега Володя неожиданно поднимет над водой тяжелый садок, в котором забьются, захлещутся пятнистые щуки. Какая уха будет! Сказка.… Готовлю костер и замечаю, что Вяхирь хоть и вернулся из глубин озера, а всё же не целиком. Мысль его сейчас не здесь. Видно, там, под водой, незаконченный роман ревниво приблизился к душе, качнулся новым поворотом сюжета и увлёк за собой. Название романа я уже знаю – «Синь-камень». Если внимательно вглядеться в противоположный берег озера, можно увидеть геометрически правильный треугольник Ярилиной горы, и скользя взглядом левее, ближе к воде, угадать место, где сейчас находится космический исполин, фетиш древнего племени Меря – тот самый Синий камень. Однако его легенды, тесно переплетенные с ветрами новых времен – суть романа, который завершает теперь Владимир Вяхирь. Очень скоро вы увидите его первые страницы.
2008 г.
Владимиру Вяхирю
Воды ключевой на ладонь.
Нам кровь одинаково
Сердце гоняет по венам.
Тебя обжигает
Апрельского солнца огонь,
И жизнь обнажает
В наряде таком откровенном,
Что с каждой весной
Бесполезнее зренье беречь,
Предчувствуя ветреной зелени
Скорое иго…
Как на русскую печь,
И небо открыто,
Как самая главная книга.
февраль 2003
Володе Вяхирю в марте 2021
Ты сделаешь на небе два надреза.
Не плачь о клетке, иволга моя,
Пусть торжествует пустота железа.
И задрожит земля, как будто тесто.
Побритого солдатика патруль
Отпустит в мокрый парк гулять с невестой.
Чтоб солнце в них играло утром рано.
Теперь я буду памятью болеть,
Поникшей, как лошадка Левитана.
В церковной лавке, там у Лавры сбоку
И буду по весне гулять, как вор,
Читая то Есенина, то Блока.
Но буква «А» упала, «Б» пропала,
Весенний дождик стёр глаза с лица
И заиграл мелодию сначала.
12.3.21