ЛИТПРОЗЕКТОР
Андрей Максимов. Многослов-1. – М.: Издательство СВР-Медиа, 2009. – 448 с.
Многослов-2, или Записки офигевшего человека. – М.: Издательство СВР-Медиа, 2009. – 416 с.
При чтении двух томов «Многослова» Андрея Максимова – увесистых! – тень незабвенного Козьмы Пруткова возникает незамедлительно. Да и как не вспомнить мудреца-пиита, если читаешь, скажем, такое: «Влияние – это сила, которая заставляет нас действовать так, как хочет другой человек; или другого человека действовать так, как хотим мы» или «Мистическими мы называем те явления, которые не в состоянии объяснить наш разум».
Сравните сами: «Земной шар, обращающийся в беспредельном пространстве, служит пьедесталом для всего, на нём обретающегося», «В здании человеческого счастья дружба возводит стены, а любовь образует купол».
Достойная задача на нахождение десяти отличий, не правда ли?
А на самом деле отличие только одно: Алексей Константинович Толстой и братья Жемчужниковы придумали своего «великого мыслителя и даровитейшего из поэтов» в порядке шутки. Говоря на современном сленге – стебались они.
А «известный писатель и телеведущий» Андрей Максимов, судя по тексту, воспринимает свои рассуждения исключительно всерьёз. «Я тешу себя надеждой, что в этой книге мало найдётся того, что вы знаете, что вам хорошо известно».
Что ж, поищем.
«Воспитанным человеком мы чаще всего называем того, кто знает и умеет соблюдать основные правила жизни в обществе».
«Клевета – это ложь, специально придуманная для того, чтобы сделать другому человеку больно, опорочить его…».
«Понимание – это умение взглянуть на мир глазами другого человека».
И это – навскидку. Сколько ещё подобных откровений, которые вряд ли способны потрясти новизной даже школьников, таится на страницах первого тома, сосчитать так же трудно, как отказать себе и читателям в удовольствии ещё раз вспомнить о творчестве достопочтенного служителя Пробирной Палатки: «Однажды, когда ночь покрыла небеса невидимою своею епанчою, знаменитый французский философ Декарт, у ступенек домашней лестницы своей сидевший и на мрачный горизонт с превеликим вниманием смотрящий, – некий прохожий подступил к нему с вопросом: «Скажи, мудрец, сколько звёзд на сём небе?» – «Мерзавец! – ответствовал сей, – никто необъятного обнять не может!». Сии с превеликим огнём произнесённые слова возымели на прохожего желаемое действие».
Огонь этот самый «превеликий» вовсю полыхает и в строках Андрея Максимова: «Мне почему-то кажется, что люди, которые читают мою книжку, не любят жёлтую прессу. И я не люблю. Терпеть не могу. Любому папарацци я готов дать в лоб. Сказать ему: «Как тебе, папарацца ты эдакая, не стыдно? Твою профессию назвали по имени фотографа в фильме «Сладкая жизнь», который создал сам Федерико Феллини, а ты как себя ведёшь некрасиво?!» Ну а потом, не дожидаясь ответа, – в лоб».
Папарацци – в лоб, но при этом вполне позволительно сказать: «Если бы человечество слово «смирение» любило больше, чем слово «борьба», насколько счастливей мы бы все жили!» или «…яростное отношение к чему бы то ни было мне представляется противоестественным».
Воля ваша, тут и вправду что-то противоестественное получается… О «папараццах» особо беспокоиться не будем, это особенность их профессии: риск получить от разгневанной знаменитости в лоб или ещё куда. Однако процитированный пассаж как-то странно сочетается с навязчивыми рассуждениями о Боге и Его воле, о милосердии и сострадании. Мало того, двухтомник сдобрен ещё и изрядным количеством той, с позволения сказать, философии, которая её адептами именуется Современным Позитивным Подходом. Никто никому ничего не должен; если с тобой случилось несчастье, значит, ты этого хотел, и т.д. А в исполнении Андрея Максимова это будет, например, так: «Если обстоятельства заставляют человека забыть о собственном эгоизме, то есть о собственных желаниях, он превращается в раба». Надо ли напоминать, что эгоизм и желание быть счастливым до сих пор тождественными не были?..
Или так: «…за свои чувства человек всегда отвечает сам. Даже если женщина полюбила подонка, никто не виноват. Если мужчина принял флирт за серьёзные чувства, винить некого, кроме самого себя». Конечно, если другая сторона не сделала никаких шагов навстречу, пальцем не пошевелила, чтобы привлечь, завлечь, увлечь, – и впрямь никто не виноват. Но неужели автор не слышал драматических историй о намеренной искусной имитации чувств? Классические романы не читал, «Главную улицу» не смотрел?..
Хотя, впрочем, обращение к классике в случае Андрея Максимова приносит очень странные результаты. «Книги про «ратное искусство» переполнены красивыми высказываниями, вроде таких слов Фридриха Великого: «Если хотите, чтобы ваши солдаты полюбили вас, цените их жизни и не ведите их на кровопролитие». Правда, Фридрих, даром что великий, не объясняет: как это можно не вести на кровопролитие тех, кто воюет?».
Ну что тут скажешь?.. Эстрадный певец Олег Газманов, судя по песне «Офицеры», понял без дополнительных объяснений, о чём таком загадочном говорил Фридрих Великий. Есть стойкое убеждение, что наши читатели тоже понимают, о чём речь. А «известный писатель и телеведущий» Андрей Максимов – нет. Виноват ли в этом Фридрих?..
А как вам такое: «Крики о любви к Родине – это всегда вопль о любви к государству». Да неужто? То есть все великие поэты, воспевавшие Родину, все русские эмигранты, тосковавшие о матушке-России, – они государству в любви объяснялись? Ага, особенно эмигранты первой волны – ненавистному большевистскому государству…
Тем временем открытия продолжаются: «Одиночество – излюбленное состояние именно русского человека… Мы любим одиночество. Мы уважаем одиноких. Это у нас в крови».
Стоп.
Минуточку.
Это о ком?
Это о какой стране?
О России, где община, «мир», была одной из важнейших составных частей традиционного уклада? О России, где реформы Столыпина натолкнулись помимо прочих препятствий на категорическое нежелание крестьян уходить из общины-деревни на хутора? А если вспомнить, как и в наши времена друзья и родственники, бывает, стремятся устроить чью-то личную жизнь! Менталитет диктует: одиноким быть плохо. Какое уж тут одиночество «в крови»!
«Интересно, что для западного человека одиночество означает неумение встроиться в некие социальные связи. Для них одиночество – это когда тебя не замечает мир. Русский человек вообще не очень охотно рассматривает себя в системе социальных связей. Для него одиночество – это отсутствие рядом других, ему подобных».
Читатель покачает головой, увидит чуть ниже фамилии Онегина и Печорина – и сообразит, что фраза о «подобных», видимо, говорит об одиночестве «лишних людей». Они-то, возможно, и впрямь не очень охотно рассматривали себя «в системе социальных связей». Потому и названы были «лишними».
Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Душа-то у лермонтовского лирического героя, может, и русская, но байронизм и культ романтического одиночества не в наших краях зародились. Импортный товар. Модный имидж, завезённый вместе с ажурными чулками и «романом новым Вальтер Скотта». «Загадочный и одинокий» – если внимательно читать русских классиков, можно собрать целую галерею подражателей такому романтическому идеалу. Именно что подражателей, часто – и намеренно! – карикатурных. Не тянет байронизм на обязательную черту русского национального характера. Да и никакого другого, сказать по правде, тоже. Менталитет, характер народа – явления не в пример более глубинные, нежели интеллектуальные игрушки.
И что, неужели Андрей Максимов этого не знает?
«Телевизионным ведущим неплохо бы помнить слова русского просветителя XVII века Епифания Славинецкого, который, отвечая на вопрос: «Что украшает беседу?» – писал: «Умерение, усердие, стыд и молчание». Представляете, каким бы было телевидение, если бы оно следовало этому закону?»
Эх… а если бы телеведущие перечитывали эти слова ещё и перед тем, как книги писать…