Современные отличники становятся самоубийцами чаще, чем двоечники
Е
лена ЧЕРНИКОВА
Особенно дорога мне та часть правоты А. Мелихова, где он толкнул в бок «борьбу за справедливость», этот героический псевдоним сволочизма и зависти. Опытные журналисты знают, когда следует именовать бандитов повстанцами, а когда – террористами, чтобы переключить эмоцию читателей с белого на чёрное. Но что характерно, человек и сам охотно переключается, когда видит в этом свою выгоду. Сосед, в известные времена стучавший на коммунального соседа с целью освободить комнату, стал притчей во языцех. И что? Число желающих стукнуть изменилось?
Художник и психотерапевт Вадим Вязьмин ездит по миру и лечит граждан – в частности, от «борьбы за справедливость». Не подумайте, что он некий анти-Гевара, нет: его приглашают лично, умоляют вылечить родных и близких; диагноз тяжёлый и встречается повсеместно; Вадим – востребованный специалист. Однако стоило ему в прямом эфире моей радиопрограммы только заикнуться о существовании такого диагноза, что тут началось! Нас обоих чуть не разорвали. Как же! А бедные? А красная революция? 
Писатель Руслан Сагабалян много лет назад обратил моё внимание на приветственный ритуал армян: на вопрос «как дела?» немедленно включается встречный поток жалоб. Зачем? Чтоб отвести возможный поток зависти. Этнос давным-давно выработал защитные механизмы. Понимают мудрые древние армяне: нельзя включать у друзей-соседей зависть! Опасно.
Психофизиологи знают, что каждая наша эмоция имеет биохимическое представительство в нашем организме. Радость, окатывая нас, промывает сосуды крайне полезным раствором. Напротив – обида канцерогенна. Любая злобная гадость, пролезшая в наши чувства, доставляет в кровь тяжёлые яды.
Что же должно происходить в психофизиологии, булькать в биохимическом составе человека, если он чуть не с пелёнок слышит отовсюду, что успех и лидерство – единственная дорога в его светлое будущее? По-моему, примерно то же самое, что при провозглашении призывов «одёрнуть» и «проработать» товарища на партсобрании, если он «зарвался». (Если молодая часть аудитории «ЛГ» хочет понять или освежить в памяти контекст, пусть обратится, например, к повести И.Г. Эренбурга «Оттепель», 1954, где весь этот историко-филологический расклад представлен блестяще – коротко, ясно, густо.)
В обоих вариантах, относящихся к якобы полярным по идеологии эпохам, субъект априори обязан вскормить в себе не только чувство собственного превосходства (или – в советские времена – бдительность), но главное – быть всегда готовым оценить ближнего по самой низкой шкале. Любовь к ближнему тут если и возможна, то на самый короткий и безопасный для самооценки срок. Впрочем, нет, невозможна. Поняла сейчас, что любовь тут в принципе невозможна, никакая.
Любовь свободно разрешает любимому существу быть таким, каким его Бог создал. Любовь долготерпит. Смиряется. А в успехо-лидерской парадигме любовь может проявиться только в формах зависимости, близкой к наркотической, в виде ревнивой страсти, а потом в обиде собственника (-ницы). Уродливая якобы народная мудрость «бьёт – значит любит», на мой взгляд, проистекает из извращённой формы самоуспокоения, что «бьёт-то не соседку, а меня. Значит, я лучше соседки!».
В игру «у меня лучше», говорят антропологи, люди играют непрестанно. У англичан, пишет Кейт Фокс, это обычная мужская забава. Не женская! Но – забава, и в исполнителях ценится чувство юмора. Как ни выпячиваешь свои достоинства, знай меру и помни, что это игра.
В нашем словесном обиходе несколько лет назад появилось речение, калькированная форма: «Вы – лучшие!» You are the best! Первый раз я услышала это в исполнении учительницы (!) русского языка, выступавшей перед участниками слёта юных журналистов. Желая и ободрить конкурсантов, и поярче завершить свою речь, она воскликнула: «Вы – лучшие!» Я вздрогнула. «По-русски так нельзя!» – возмутилось моё чутьё. А почему?
Может, нельзя правдиво сказать всем, что они лучшие? Да, все участники слёта были отобраны на местных конкурсах, и в каком-то смысле каждый из них действительно был лучшим среди кого-то. Но не все же среди всех. А! Не хватает существительного. Лучшие журналисты! Хм, опять неправда. Они вполне себе хорошие ребята, но они ещё не могут быть названы лучшими журналистами, им рано, это ложь. Значит, что-то в этом речении криво и косо – напрочь. Что же?
«Вы лучшие» эдаким чугунным брусочком вломилось в современную русскую речь из американской. Похвала-лесть на грани бессмыслицы, это заклинание означает: «Ты тоже в порядке, только меня не трогай». Вспоминаешь: «Зависть – самая искренняя форма лести». Коллинз. Да, зависть и лесть визжат каждая на своём иррациональном уровне, но одинаково противно.
Льстивое «Вы – лучшие!» влезло к нам почти одновременно с манифестацией гламура и гламурности как синонимов всего вообще лучшего. Не блестишь – не живёшь. Правда, вскоре русский язык, умелый и озорной в борьбе с чужестранными брусочками, ласково подхихикнул над этой формой лучшести, родив наречие гламурненько. Граждане наши, кажется, быстро раскусили, что показная роскошь – это, в общем-то, шик-блеск-красота-тра-та-та. То есть плебейство и буржуазность, выросшие из малиновых пиджаков первичного накопления.
Тысячи самоубийств… Под прессингом успеха изнывают даже дети и особенно подростки. Девочка двенадцати лет, отличница, на просьбу бабушки показать дневник выбросилась из окна. Установлено: современные отличники становятся самоубийцами чаще, чем двоечники. Перманентная катастрофа самооценки, когда жить хорошо, то есть радостно, для большинства просто невозможно – по факту. Проснулся утром в светлом настроении. Полагаться на свои ощущения? Для многих это немыслимо, поскольку, включив телевизор, человечек тут же увидит всё такое, чего у него нет и быть не может; и поехало… Давай успех! Давай!
Есть кое-какие рецепты. И доморощенные, и от вышеупомянутой Кейт Фокс, английского антрополога, и другие. Начнём с англичанки. Описывая дома своих соотечественников, она подчёркивает, что на жилищах аристократов не бывает спутниковых тарелок. Исключения крайне редки; разве что отслеживать масскультурную телешелуху хозяевам нужно по их профессии. Мораль: хотите жить в своё удовольствие – не подставляйтесь под стразово-блёсточный град. Завидуйте только себе.
Другой способ в известной мере тоже перекликается с намёками английского антрополога на неаристократичность зависти. Подчёркиваю: профилактики, а не лечения. Как лечить зависть, я не знаю, но если биохимики, работающие с гормонами эмоций, подскажут, то… А схема профилактики, испробованная мной на детях, такова.
Внушение, с иллюстрациями: каждый человек имеет уникальную жизненную задачу. (На этом постулате основана вся педагогическая система, например, Ш. Амонашвили.) Ничего страшнее, чем не выполнить свою, для человека нет. Будешь выполнять чужую – ну и дурак; свою всё равно не отменить. Захватывающее занятие – поиск условий своей задачи. А как прекрасен поиск решения! И сколько бы раз ни давалась человеку жизнь, – что единственный, согласно православию, что пятнадцать или пятьдесят тысяч, согласно дальне-юго-восточно-азиатским учениям, – всё равно невыполнение насущных, актуальных на этот раз уроков влечёт за собой падение на низшую ступеньку, и тогда – на колу мочало, начинай сначала. Ужас. Потратить своё драгоценное время на обслуживание чужих выгод, разных там экономик и бизнесов, принципиально охотясь за новинками, – глупо, смешно, опасно.
Российское общество, как мне видится, сейчас не-классово и не-сословно. Во всяком случае, у нас с этим не так жёстко, как в той же Англии, где фраза в парламенте «Он купил себе мебель!», сказанная об оппоненте, звучит как тонкое оскорбление с намёком на буржуазность (поскольку настоящие аристократы мебель наследуют). У нас элиту числят всё-таки не только по деньгам и чиновным креслам, а ещё и по гениям и умам, а это, как ни пиарь пустяки, всё равно проступит, и все всё поймут. Если русский язык оказался способен породить ироничное наречие гламурненько, то уж как-нибудь и сами люди наши, надеюсь, вернут себе радость бытия, а она абсолютно несовместима с завистью.
Возможно, я высказалась оптимистично; допускаю, что чересчур. Наверно, потому, что у меня сегодня, как обычно, хорошее настроение. За окном чудесный осенний дождь, а великолепные серые тучи висят прямо над моим балконом; зарплату, возможно, дадут, есть надежда; гонорар точно выпишут, они честные люди; отопление в Москве включили на всю мощь, сплю под вентилятором, но ведь и это пройдёт, и наступит зима с уютными длинными ночами, горячим чаем и клюквой в сахаре, которой в Европах днём с огнём не сыскать, а у нас – на каждом шагу.
Словом, у нас лучше.