Владимир БОЛЬШАКОВ
ХИМЕРЫ И ИЛЛЮЗИИ
Крах социализма в России и становление капиталистического метода хозяйствования воленс-неволенс поставили ребром вопрос о необходимости потребления. Ибо без оного не будет капитализма.
Это вовсе не означает, как в своё время доказал Карл Маркс, что «капиталистическое производство имеет своей непосредственной целью потребление». Это иллюзия, выдаваемая за действительность идеологами мира торгашества. Истина же заключается в том, писал Маркс, что «капитал и самовозрастание его стоимости является исходным и конечным пунктом, мотивом и целью производства; производство есть только производство для капитала, а не наоборот».
Если начать говорить афоризмами, это означает, что «без потребления нет накопления».
Само по себе потребление – явление сложное, и его ни в коем случае нельзя сводить к оплате товара у кассы универмага. Как только первобытный человек перестал потреблять рядом сидящего, у него возник целый ассортимент потребностей.
Как и Адам, изгнанный из рая, он обнаружил необходимость прикрыть свой грех, с чего и началась рукотворная haut couture (высокая мода). От набедренной повязки до рret-a-porte (готовое платье), которое поставила на поток неуёмная «индустрия моды», человечество прошло долгий путь.
С возникновением постиндустриального общества и системы потребительского кредита потребление перестало быть привилегией имущих классов, ибо имущество появилось даже у пролетариата и ему теперь есть что терять, кроме своих цепей. Выйдя за рамки борьбы за физическое существование, потребление стало массовым. В нём в той или иной степени участвует подавляющее большинство населения. За последние 40 лет личные расходы на товары и услуги во всём мире возросли более чем в четыре раза – с 4,8 млрд. долларов в 1960 году до 20 млрд. в 2000-м.
Свою лепту в эту статистику всё активнее вносят теперь и граждане стран из разряда «развивающихся экономик», к которому относится и Россия. Потребительский кредит оказался чудодейственным лекарством для излечения революционной лихорадки. Человек, залезший по уши в долги, а это подавляющее большинство населения стран «золотого миллиарда», на баррикады не полезет. Из боязни потерять работу и заработок, а следовательно, и всё приобретённое на деньги, взятые взаймы у банка, он в лучшем случае пройдётся с плакатиком по разрешённому полицией маршруту вместе со своими товарищами по официальному профсоюзу. Или в отчаянном порыве гражданского мужества выступит за или против абортов.
Социологи называют это «опосредованным социальным контролем». Став рабом вещей, человек теряет интерес к изменению того социального статус-кво, который даёт ему возможность их приобретать. В бесконечном цикле потребления он приобщается к великому множеству химер, в том числе к иллюзии социального равенства.
ЛОЖНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ
«Если рабочий и его босс, – писал идеолог «новых левых» Герберт Маркузе в начале 60-х в своей книге «Одномерный человек», – наслаждаются одной и той же телевизионной программой и посещают те же самые курортные места, если машинистка одевается так же привлекательно, как дочь её хозяина, если у негра есть свой «кадиллак», если они все к тому же читают одну и ту же газету, то такого рода ассимиляция означает не исчезновение классов, но ту степень, в которой потребности и способы их удовлетворения, служащие сохранению «истеблишмента», разделяются основной массой населения».
Если вспомнить классический образ Эллочки Щукиной из «12 стульев» с её междометиями восторга по поводу чайного ситечка, станет яснее такой феномен общества потребления, описанный Маркузе, как «ложные потребности».
Суть этого понятия проста – потребитель закупает те товары, без которых он вполне может обойтись, но реклама («Вы знаете, в Европе теперь принято пить чай через ситечко») и иные меры стимуляции потребительского зуда вплоть до прямой манипуляции сознанием заставляют его идти на эти затраты. А это, в свою очередь, стимулирует производство и – уже по Марксу – способствует росту капитала.
А по Маркузе – способствует, помимо всего прочего, укреплению существующего строя: «Если люди удовлетворены до степени счастья предоставляемыми им товарами и услугами, почему они должны настаивать на институтах, отличных от уже существующих для производства других товаров и услуг? И если люди исходят из той предпосылки, что к товарам, удовлетворяющим потребности, относятся также мысли, чувства, мечты, зачем им вообще нужно желать, думать, чувствовать и воображать что-то самостоятельно?»
В наше время человека, круглосуточно занятого удовлетворением своих «ложных потребностей» по Маркузе, именуют шопоголиком (от английского слова shop – «магазин, лавка»).
В индустриально развитых странах появился и такой термин, как «аффлюэнца» по аналогии с английским термином influenza («инфлюэнца», синоним слова «грипп»). Это ещё и производное от слова affluence («достаток, богатство»), а означает сей термин «эпидемию» чрезмерного труда. Этому заболеванию подвержены многие трудоголики в обществе потребления. Чаще всего – это те, кто постоянно подрабатывает, так как не могут вылезти из многочисленных кредитов и избавиться от своей страсти (либо страсти жены) к бесконечным покупкам обычно ненужных, но престижных вещей.
СОРВАЛО КРЫШУ
Все эти болезни приходили в Россию по мере развития в нашей стране рыночных отношений и потребительского общества. Традиционные критики этого общества из числа коммунистов в одной из публикаций также отметили, что это далеко не здоровый процесс, а заболевание – «потребляйство». Излагая анамнез этой болезни, они пишут: «Русский народ так старательно «опускали» все 90-е годы, что робкие попытки нашего времени хоть чуть-чуть приподняться «над уровнем плинтуса» уже воспринимаются массами «на ура», как громкие эпохальные победы. Примерно то же произошло и в экономике. Обнищание народа было таким чудовищным, что возможность покупать вещи – разнообразные и относительно недорого – «сорвала народу крышу». До такой степени, что эта возможность затмила всё остальное. И обратите внимание: ведь на потребляйстве основана вся наша экономика сверху донизу!»
Анализ последнего пятилетия показывает стабильно высокие темпы развития российского потребительского рынка – 10–15 процентов прироста ежегодно. Оптимисты даже заговорили о медленном, но верном превращении России в постиндустриальное общество потребления. Действительно, крыша у многих поехала от видимости изобилия и иллюзии, что можно купить всё. Эта иллюзия была к тому же в последнее время поддержана в России практически бесконтрольным потребительским кредитом, из-за которого россияне залезли в немыслимые долги. Эта тенденция стала в России устойчивой. И даже в разгар мирового финансового кризиса россияне с упоением залезают в кредит.
В России, где с незапамятных времён моральной доблестью считалось нестяжательство, потребление всегда хаяли, отождествляя его с чем-то вроде обжорства. В современном же мире утверждают, что потребление, при условии, что оно базируется не на ложных, а на разумных потребностях, стимулирует развитие общества. И человек, вовлечённый в потребление, в этих условиях не деградирует, наоборот – «чем больше услуг он потребляет, тем более богатым интеллектуально он становится». По коммунистической инерции мы всё ещё повторяем, что средний человек общества потребления с годами становится материально богаче, а духовно – нищает. А выходит, всё наоборот?
Да, но в определённых условиях. Для того чтобы потребление не переросло в «потребляйство», в «аффлюэнцу», необходимы другие условия, другой уровень развития экономики и общества. Россия, перескочив из одного социального строя в другой без всякой к тому подготовки, оказалась не приспособленной к потреблению ни материально, ни духовно. В результате цивилизованное потребление в России – удел немногих.
Русские с их «сырьевым» менталитетом в рациональном и, как мы любим говорить, «бездуховном мире» Запада, как правило, не приживаются. Мы не приучены часами говорить о росте цен, об инфляции, о том, в какой банк лучше положить деньги, чтобы там был процент повыше, и о том, во что вложить накопленное на счету. А для западного человека это неотъемлемая часть его бытия и менталитета, его размышлений на тему «Как и зачем жить?»
ОТРАВЛЕНИЕ
Как известно, бытие определяет сознание. И неслучайно специалисты Банка России в одном из своих исследований отметили, что кредитование потребителей, которое развивается у нас бурными темпами, меняет психологию россиян, стимулируя потребление.
В значительной степени этому способствует и постепенно происходящая смена ценностных ориентаций и жизненных приоритетов в России. Богатство, такие его атрибуты, как роскошные лимузины, виллы, яхты, заграничные шале, замки, – всё это стало предметом мечты миллионов молодых россиян. Реализуют её единицы. Но денежная идея, идея корысти, «практической потребности», поклонения золотому тельцу отравляет сознание миллионов.
Она была всегда чужда русскому национальному сознанию как идея антигуманная, противоречащая самой человеческой природе. В первую очередь потому, что одержимые ею люди готовы были принести в жертву всё человеческое в человеке ради наживы. Немудрено, что всё лучшее в человеческой истории олицетворяет собой борьбу с ней, борьбу с очевидным Злом.
Начертанное на американском долларе «В бога мы верим», конечно, возмутило бы Иисуса, изгонявшего торговцев из храма. Но на долларе не уточняется, в какого, собственно, бога верят те, кто сделал деньги мировой властью, своим мирским богом и мирским культом.
Потребительство, или консюмеризм, если употребить западный термин, может дать гражданину общества потребления только видимость достатка и богатства. Поэтому мне трудно полностью согласиться с утверждением, согласно которому чем больше услуг потребляет человек, тем он интеллектуальнее и тем большим значением для общества обладает. Это отчасти верно для интеллектуальной элиты постиндустриальных обществ, потребляющей информационные продукты так же, как свежую рыбу где-нибудь на островах. Но те, кто к ней не принадлежит, обретая фетиши в вечной погоне за символами статуса, вкладывая в потребление больше, чем они зарабатывают, в конечном итоге лишатся главного – будут разорены духовно.
И самое главное, что в процессе бесконечного потребления и эпидемии по имени «аффлюэнца» человек лишается свободы – его зависимость от кредита и работы как средства его погашения делают его социально зависимым.
«НЕ ЛИЧНОСТЬ»
К консюмеризму приобщают так же, как приобщали к коммунизму при советской власти, – с малых лет. Но без видимого принуждения и насилия, а с помощью новейших технологий манипуляции сознанием.
Отключиться от этого приобщения человек может, только уплатив немыслимую цену – за счёт маргинализации, превращения в изгоя, в бомжа, выпадения из числа «приличных» людей. То есть в non person по Джорджу Оруэллу, в «не личность».
На Западе мне не раз приходилось видеть таких людей. Они вроде бы существуют, но к категории людей их относит только статистика, да и то не всегда. У них даже может быть свой дом, но всех прочих отличительных признаков добропорядочного гражданина нет. Нет счёта в банке, нет карточки медицинского страхования, нет кредитной карты, нет работы, а значит, нет и копии платёжной ведомости, без которой просто никуда не податься. Нет свидетельства об уплате налогов. Нет, наконец, и свидетельства о постановке на учёт на бирже труда, без чего нет и пособия по безработице. Постепенно падение и обнищание приводит к тому, что эти non persons теряют и остатки своего имущества, и те документы, которые удостоверяют их личность.
Это означает полное выпадение из цикла потребления, а значит, из общества, которое на этом построено. Страх выпасть приводит и к тому, что все побочные интересы, кроме бесконечного потребления, постепенно подавляются.
Это не означает, что «сильные мира того» вынуждают своих сограждан подавлять в себе чувства дружбы, любви к ближнему, к детям, к человечеству вообще и к своей стране в частности. Вовсе нет. Во многом помощь выпавшим из общества (в английском языке для них даже подобран очень точный, но уничижительный термин – dropouts) даже поощряется, ибо известно, что маргиналы – это пушечное мясо всех революций.
Люди везде одинаковы, и тяга к духовному, стремление помочь ближнему, особенно в молодости, поначалу есть у всех. Но общество потребления даже сострадание рационализирует, соотнося его со своими ценностными ориентациями и национальными приоритетами. Круг жизненных интересов у человека такого общества по замыслу тех, кто там правит бал, должен свестись к приобретательству, добыванию на это денег, поиску наиболее выгодного потребительского и банковского кредита, к уплате налогов, выплате долгов и т.д.
ПЛАТИ!
Россияне только-только начинают входить во вкус потребления. Особенно городская молодёжь. У остальных подход к этому сложнее. Вечные нехватки и неустроенность русского человека так или иначе способствовали утверждению в наших умах и семьях этики нестяжания. Западная гонка за благополучием пока что для большинства из нас – суета сует и всяческая суета. А по понятиям западного обывателя участвовать в ней необходимо, ибо пассивное отношение к потреблению хорошо во времена учёбы, а после получения диплома – уже неприлично. И он в неё включается, даже если она ему не по средствам, даже если ему придётся прожить всю жизнь в кредит. Даже если такая гонка лишает человека и нормального досуга, и главное – радости общения с другими людьми, в том числе нередко и с близкими. Но в этом многие видят даже не столько эгоистический аспект, сколько свой патриотический долг.
Такова она, если употребить модный у нас термин, парадигма западной цивилизации и созданного ею «общества потребления». Именно это общество с его поклонением мамоне и неутолимой жадностью, повинной в нынешнем мировом экономическом кризисе, больно ударило и по экономике России, и по нашему во многом иллюзорному благополучию.
Те, кто залез в долги в банке или магазине, а затем не смог их вернуть, вынуждены познать страшную оборотную сторону завлекательной жизни в кредит, построенной на принципе «Купи сейчас, плати потом!». Как только деньги у должника заканчиваются, у него отбирают всё, что он купил в кредит, – от крыши над головой до последней рубашки.
К счастью, на Руси потери такого рода веками учились воспринимать философски и из всех кризисов рано или поздно вылезали, утешая себя по поводу потерь отцовским заветом: «Главное – душу не продать». Спасёт ли на сей раз?