Рассказ
Юрий КРАСАВИН
Это была утренняя электричка, девятичасовая. В более ранней едут в Москву те, кто там работает, а таких немало, потому бывает тесновато. Теперь же вагон был наполовину пуст, и мне нашлось место у окна.
Как раз напротив меня оказалась девушка, не сказать чтобы юного возраста, но лет этак не более двадцати, очень милой внешности… Нет-нет, я уже не в том возрасте, когда играют в переглядки с девушками, однако, согласитесь, хорошо, когда прямо перед тобой такое милое лицо; глазу приятно и на сердце радостно.
Всё было, как всегда. Колёса постукивали, ровный говор стоял в нашем вагоне. За окном мелькали деревья, растущие вдоль железнодорожной насыпи; чуть в отдалении проплывали девятиэтажные жилые дома Новой Корчёвы; поезд уже набрал скорость.
Повторяю: всё было обыкновенно и ничто не предвещало драматического развития событий. Я вынул из чемоданчика-дипломата книгу и стал читать, иногда словно невзначай поглядывая на девушку, которая всё больше и больше нравилась мне. Да она была просто красавицей!
Слева проплыли затейливые домики дачного кооператива, справа – столь же затейливые строения городской окраины… И вот когда поезд вторгся в лес, двери вагона вдруг с обеих сторон со стуком раздвинулись, и я вздрогнул от громкого крика:
– Всем ни с места!
Смысл этой команды я уразумел не сразу именно потому, что голос был так громок, прямо-таки оглушителен!
– Сидеть на своих местах!
Оглянувшись, я увидел человека в маске, вернее, в чёрной вязаной шапочке, натянутой до подбородка, и с прорезями для глаз. За ним пританцовывал и размахивал пистолетом ещё один, без головного убора, с открытым лицом. А только лучше б он его закрыл… нехорошая у него физиономия, самого уголовного типа. Этот «уголовник» вдруг ни с того ни с сего выстрелил вверх.
– Это предупредительный! – сказал он ухмыляясь. – Не дёргаться! Иначе стреляю прицельно.
Все именно «задёргались», хотя никто не поднялся со своего места: шевелились, крутили головами.
– Господи Боже мой… – растерянно выговорила пожилая женщина у соседнего окна.
– Алик, придержи этого психованного, – крикнули от дальней двери. – Чего он зря патроны тратит!
– Отниму пушку, – сквозь зубы бросил Алик этому «психу».
Но тот, глумливо улыбаясь, не слушал его, потому что был то ли пьян, то ли накурился до одури. Весь развинченный, расхристанный, с бессмысленной улыбкой на сером небритом лице, он оглядывал пассажиров с жадностью, словно охотник при виде целого стада желанной дичи, – явно выбирал первую жертву.
– Не нервируйте нашего друга, – предупредил Алик убедительно, обращаясь ко всему вагону. – Он у нас с тараканом, больной. Ещё раз говорю: сидите и не дёргайтесь, а то он нечаянно нажмёт на курок.
– Слушать команду!– гаркнул этот «друг», всё так же гнусно ухмыляясь. – А выслушав, исполнять!
Бандитов было трое, так я понял. Конечно, если в тамбурах с той и другой стороны нет их сообщников. Двое встали у дверей, а Псих вихляющей походкой шёл по проходу, делая какие-то непонятные движения руками – то туда, то сюда. От него отшатывались с испугом, а то и в ужасе. Самым же распорядительным был, пожалуй, тот, который приказал придержать «психованного». Он вообще всем командовал, потому я мысленно назвал его Вожаком.
– Слушать сюда! – твёрдо и отчётливо выговаривал Вожак. – Обручальные кольца, серьги, браслеты, часы… снять! Деньги достать из карманов! Всё это держать в руках.
– И кошельки тоже! – добавил Псих.
– И кошельки, – подтвердил Вожак. – Сейчас я пройду, соберу. Приготовились!
– Медяки можете оставить себе, – хихикнул Псих.
– Если кто-то из вас что-то утаит, пеняйте на себя, – раздельно выговаривая слова, продолжал Вожак и при этом красноречиво помахивал пистолетом.
– О господи! – опять раздалось от соседнего окна.
– А что это ты спрятала в лифчик, мадам? – гнусным голосом сказал Псих. – Дай-ка я проверю.
– Не трогайте меня! – крикнула жалобно и умоляюще молодая женщина, к которой он приставал.
– Как не трогать, когда это самое приятное, – возразил он, хихикая.
– Не отвлекайся! – бросил ему Вожак. – Все слышали, что я сказал? Браслеты, часы, кольца…
В общем, я уже осознал, что попал в жуткую передрягу. Влип или, можно сказать, вляпался. Пусть тут не самые трагические обстоятельства, но это пока. Неизвестно ещё, какой оборот примут события далее.
«Ну и порядки в нашем Отечестве! – чуть не вслух возмутился я. – Вот времена наступили! Грабёж наглый, средь бела дня… в электричке…»
«Надо обязательно запомнить их приметы, – лихорадочно соображал я. – Потом милиция составит словесный портрет каждого…»
Ну, с Психом самое простое: я его и в толпе узнаю, среди тысячи людей эту развинченную во всех суставах фигуру – вихляющиеся ноги, болтающиеся руки, воробьиный пушок на голове вместо волос… А вот Алик, который стоит возле двери у меня за спиной? У него можно отметить только бравую выправку, лица не видать.
«Ага, татуировка на руке, на тыльной стороне ладони! То ли якорь, то ли змея… А Вожак? Ничего примечательного, кроме голоса. Голос злой, властный… Из армии недавно вернулся? Привык командовать».
Меня удивила девушка, которой я успел восхититься ранее: она нисколько не испугалась – напротив, повернулась так, чтобы видеть весь вагон, и следила за происходящим, как за театрализованным представлением, явно испытывая удовольствие от этого зрелища!
Я догадался, что красавица моя малость глуповата: она не понимает всей серьёзности, всей опасности происходящего!
– Не бойтесь! – почти весело сказала она пожилой женщине, которая то и дело произносила «Господи» и крестилась.
– Ну как же, – приглушая голос, возразила та. – Ведь бандиты же…
А между тем в середине вагона ситуация явно осложнилась: встал молодой мужчина, желая заступиться за женщину, к которой продолжал приставать Псих. Мужчина оттолкнул этого уголовника, но тот приставил к его носу пистолет:
– Понюхай, чем пахнет, фрайер! Смертью пахнет! Ты понял?
– Ты бы ещё автомат на меня наставил, – пробормотал мужчина и сел.
«И правильно, – мысленно одобрил я его. – Лучше быть пять минут трусом, чем всю жизнь мертвецом».
– Бесплатный билет на тот свет! – Псих продолжал размахивать пистолетом. – Ну? Кому выдать?
По-моему, Псих очень осложнял действия банды. Люди уже достаточно напуганы, они готовы отдать то, что у них требуют, но этот идиот очень нервировал и своих сообщников. Впрочем, они и без того вели себя нервно: то и дело посматривали через грязные окна дверей в передний и задний вагоны, явно опасаясь появления кого-то.
«Иногда проходят дежурные милиционеры, – догадался я и приободрился немного. – Надо как-то сообщить машинисту, что у нас творится. Если милиционеров в поезде нет, пусть доложит по рации в Решетниково или Клин».
Электричка подошла к платформе Донховка. Двери раздвинулись, и тотчас в вагон хлынул свежий воздух, стало слышно пение птиц. Боже мой, как хорошо в лесу! Как прекрасна жизнь… если не попадать вот в такие передряги!
«Зачем еду в Москву? – раскаянно подумал я. – Из-за сущих пустяков. Остаться бы лучше дома… пойти в лес, послушать пташек… Да что! Выйти бы сейчас на платформу и отправиться пешком назад, в Новую Корчёву. Славная была бы прогулка в лесной благодати …»
Не мне одному захотелось в эту минуту покинуть нашу электричку. Пожилая женщина встала и двинулась было к выходу, сказав:
– Ой, я лучше сойду.
На это стоявший у дверей монументальный Алик остановил её сурово:
– Сидеть!
– Да у меня всё равно ничего нет, – жалобно сказала женщина. – Даже обручального кольца не ношу… Я в Моховое еду, на дачу.
– Си-деть! – приказал он громче, но потом добавил тихонько что-то утешительное.
Это меня немного удивило: ишь, и среди бандитов бывают жалостливые люди. Женщина даже улыбнулась ему, хотя и боязливо.
«Пожалел волк овцу», – подумал я.
Алик вёл себя более спокойно, нежели другие бандиты. Он не делал резких движений, не проявлял никакой инициативы, просто загораживал дверь, уперев руки в пояс и широко расставив ноги. На поясе у него висел милицейский жезл, но он не размахивал им.
Электричка наша уже мчалась дальше. Псих в середине вагона опять затеял бузу. Я же в это время был увлечён мыслью: надо во что бы то ни стало сообщить машинисту поезда… Жёлтый щиток был у меня за спиной, надо нажать там кнопку и быстро сказать про бандитов. Но этот Алик, он не позволит.
«А кстати, какой у нас номер вагона? Ведь машинист спросит… Кажется, пятый…»
Машинист тотчас откликнулся бы:
– Работников милиции, сопровождающих поезд, прошу срочно пройти в пятый вагон.
Вот тут бандиты дрогнули бы! А я этак хладнокровно сяду на прежнее место и демонстративно открою книгу… а сидящая напротив меня красавица подивится моему хладнокровию.
А почему, собственно, я должен идти на риск, под пистолет? Мне что, больше всех надо?
«Но кто-то же должен!» – укорил я сам себя и решился схитрить: встал и сделал попытку открыть окно, сказав этак ни к кому не обращаясь:
– Ветерок нужен… а то душно.
Это я для Алика, чтоб усыпить его бдительность. Окошко, естественно, не поддалось, потому что я только сделал вид, будто хочу его открыть, а сам не прилагал усилия.
– Не открывается, – сказал я и, обогнув сиденье, направился к соседнему окну.
А тут уж и щиток с кнопкой рядом! Оглянулся на Алика – тот стоял в прежней позе, мои действия не обеспокоили его. Тогда я стремительно шагнул к щитку, нажал кнопку и успел сказать в прорези:
– У нас в пятом вагоне…
Я только это успел сказать, потому что Алик грубо оттолкнул меня:
– Назад!
И в руках у него сам собой оказался милицейский жезл, он даже замахнулся на меня им. Я, сконфуженный, вернулся на своё место.
– Да пристрели ты его! – посоветовал Алику Псих.
– Потом разберусь, – пообещал Алик.
– Не бойтесь, – шепнула мне моя прелестная соседка.
Я в ответ только пожал плечами.
– Живей! – командовал между тем Вожак. – Обручальные кольца, серьги, браслеты, золотые часы… кошельки… держать наготове!
– Шеф, глянь туда! – крикнул Алик, махнув жезлом в сторону соседнего вагона.
Вожак глянул в окошко двери, сделал успокоительную отмашку: мол, всё в порядке, можно продолжать грабёж. Тоскливое чувство овладевало мною. Сначала заныло вроде бы как под лопаткой… где-то внутри, потом всё сильнее…
Электричка замедляла бег, мы подъезжали к платформе Моховое, и я немного приободрился: может, сядет компания дюжих мужиков, тогда чаша весов качнётся отнюдь не в пользу бандитов. Но на платформе, как обычно, поджидала лишь пёстрая толпа цыганок.
Вожак приказал Психу:
– Проследи, чтоб не открывали окна и не кричали. Ты понял?
– Нет проблем, шеф! – Тот помахал пистолетом. – Я пристрелю каждого, кто сунется к окну.
Вожак и Алик вышли каждый в свой тамбур, и я слышал, как они говорили желающим сесть в наш вагон:
– Сюда нельзя. Мы на особом режиме.
Однако двое или трое пассажиров очень ловко воспользовались возникшей суматохой и вышли. С ними и пожилая женщина, я видел в окно, как она перекрестилась, оглянувшись на наш вагон. Я позавидовал ей: теперь для неё всё закончилось благополучно, чего не могу сказать о нас, оставшихся. Может, догадается позвонить в милицию?
В самый последний момент вошёл здоровенный мужик с рюкзаком на одном плече. Вожак тотчас сунул ему под нос пистолет, сказал внушительно:
– Сядь и не рыпайся. Деньги есть? Приготовь.
Мужик ошалело повиновался, ничего не понимая. Электричка тронулась дальше.
– Алик! – крикнул Вожак. – Я сейчас соберу улов… состригу с этих овец шёрстку… а ты приготовься рвануть стоп-кран! Сойдём в лесу.
– Стоп- кран действует, шеф, – заверил Алик.
– Граждане пассажиры! – заорал Псих. – Наступает самый главный момент. Все приготовили, что сказано? Если кто-то что-то утаит, имейте в виду…
Он помахал пистолетом.
– Не бойтесь, – опять сказала мне моя соседка, очаровательно улыбаясь. – Они уж не в первый раз так грабят.
Утешила, нечего сказать. А что ещё можно сделать в этаких-то обстоятельствах? Бандиты вооружены, а мы нет. Чёрт с ними, пусть забирают, что хотят. Своя жизнь дороже.
Я незаметно переложил кошелёк из кармана под рубашку, расстегнув пуговицу. Десятирублёвка лежала отдельно, не в кошельке, с нею я решил расстаться: когда подойдут ко мне, отдам её… Скажу: больше нет. Не будут же они ощупывать меня! Хотя… могут и ощупать.
А бандиты явно нервничали. Я отчётливо видел, что они взвинчены, то есть охвачены крайним возбуждением, и действовали беспорядочно, суматошно. Они, по-видимому, не знали, за что приняться прежде всего, кто из них должен собирать добычу и как это делать. Не станешь же обыскивать каждого! Это хлопотно.
«Они уже сообразили, что из Мохового дали знать в милицию, – догадался я. – Им надо срочно сматываться отсюда. Потому будут спешить…»
Ещё я подумал, что, наверно, это совсем недавно сложившаяся банда, они ещё не отработали технологию грабежа. Потому и случилось у них это затруднение: чтобы собирать добычу, надо отойти от дверей, а как отойти – пассажиры кинутся в соседний вагон, выйдет общая сумятица… Самое бы лучшее – поручить охрану одной из дверей Психу, но тот словно пьянел всё больше и больше. Он уже заспорил с Вожаком: тот как раз хотел поставить его сторожем в дверях, но Псих рвался к добыче, причём непременно к молодой женщине, у которой они якобы спрятаны за пазухой.
– Отстань от меня, кретин! – в гневе выкрикнула эта женщина. – Я милицию позову… сообщите милиции!
– Ах-ах-ах, – кудахтал, кривляясь, психованный. – Мы любим милиционеров. А вам каких лучше, кудрявеньких или лысеньких?
Та вдруг ловко влепила ему пощёчину. Шлепок ладони по лицу прозвучал громко, словно выстрел. Псих как-то смешно покачнулся и чуть не упал.
– Ой, как здорово! – увлечённо сказала моя красавица-соседка. – Браво!
Увы, не одна она оказалась столь беспечна. Было и ещё несколько лиц, удививших меня именно неподдельным интересом к происходящему.
«Это пока до вас очередь не дошла, – подумал я. – Погодите, вот сейчас…»
А электричка мчалась к платформе Путепроводная. Лес вот-вот должен был кончиться.
Бандиты не успели собрать деньги и драгоценности пассажиров. Не успели потому, что вдруг с обеих сторон в вагон стремительно ворвались двое милиционеров. И один и другой крикнули:
– Руки вверх! Лицом к стене!
Как говорится, в мгновение ока они разоружили и Алика, и Вожака. Псих стоял растерянный посреди вагона.
– Бросай оружие! – приказали ему.
Но Псих словно не понимал этой команды.
– Бросай оружие! – закричали ему с обеих сторон.
– Не хочу в тюрьму! – завопил он вдруг. – Не хочу! Не хочу!
Он истерически зарыдал, приставил пистолет к своему виску и выстрелил. Весь вагон вздрогнул. Псих повалился как сноп и растянулся в проходе.
От возбуждения я вскочил, не зная, что предпринять. Но далее последовало чёрт-те что…
– Браво! – закричала моя соседка и захлопала в ладоши. – Браво!
«Не с ума ли она сошла от радости?» – успел подумать я.
Но тут аплодисменты раздались с разных мест, а затем и весь вагон дружно аплодировал. Под эти аплодисменты Псих поднялся с пола… и стал раскланиваться в одну и другую сторону. Он улыбался и спрашивал:
– Ну как? Всё убедительно или не очень?
– Самое убедительное – это когда вам по морде дали! – крикнула моя красавица.
– Мерси вам за «морду», барышня, – галантно сказал Псих и послал ей воздушный поцелуй. – Очень изящно выражаетесь.
Улыбались «арестованные» Алик с Вожаком. Они уже сняли чёрные шапочки, закрывавшие их лица, и оказалось… да что, хорошие ребята с хорошими лицами.
– Надеюсь, мы вас не слишком напугали? – спросил Вожак.
– Какое там «не слишком»! – отвечали ему женщины. – Душа в пятки ушла.
– Но ведь машинист поезда предупредил по радио, что пятый вагон – театральный, будет постановочка… Все слышали?
– Да я вот и слышала, а всё равно серьги сняла, на руке держу, – призналась одна из пассажирок. – Думаю, театр театром, а вдруг это всерьёз?
– А я кольцо обручальное стянула, – сказала другая. – Думаю: чёрт с ним, лишь бы живой остаться.
– Неужто мы так хорошо играли? – Псих польщённо улыбался и крутил головой.
Оказывается, именно он был режиссёром «театра на колёсах». Во всяком случае, как он признался, ему принадлежит эта идея этой «пьесы».
– Надо всё-таки как-то полегче, – посоветовали зрители. – Особенно с револьверами да со стрельбой. Этак недолго и инфаркт получить.
– Учтём, учтём, – улыбался и режиссёр. – Да ведь у нас детские хлопушки! Правда, похожи на настоящие револьверы. Это так.
Он, кстати сказать, уже не вихлялся, и лицо его так славно преобразилось, что даже понравилось мне. Что ж, вполне интеллигентное лицо.
До Решетникова в вагоне нашем шло живое обсуждение «театральной постановки». Кстати, та женщина, что так отважно дала по морде «психованному»… она оказалось из их «труппы».
– Плату за спектакль брать будете? – бодро спросил я. – Мы готовы… внести вклад в развитие театрального искусства.
Это я решил расстаться со своей десятирублёвкой.
– Нет, – решительно отверг режиссёр и признался: – Это пока репетиция… У нас ещё многое не получается.
Когда электричка остановилась на станции Решетниково, «артисты» направились к выходу, очень тепло с нами попрощавшись. Режиссёр выходил последним, он обернулся к нам и сказал, подмигнув:
– Вот ещё порепетируем, потом будем грабить уже по-настоящему.
То ли пошутил так, то ли всерьёз.