Был или не был Уильям Шекспир – наиболее известный драматург всех времён и народов? Во всяком случае, кем он был на самом деле, нам до сих пор неизвестно, и спор об этом продолжается. Множество некогда гремевших имён бесследно исчезло с литературной карты, а количество претендентов на роль автора «Гамлета» и «Отелло» всё возрастает. У каких рубежей ныне оказалась наука о Шекспире? Мы беседуем с известным шекспироведом, профессором Московского государственного лингвистического университета, автором книги «Оправдание Шекспира» Мариной ЛИТВИНОВОЙ.
– Марина Дмитриевна, в конце июня состоялось открытие российского Ратлендианского общества, приуроченное к четырёхсотлетию со времени смерти Уильяма Шекспира. Что выдающегося в этом событии?
– В других странах давно существуют общества «претендентов» на роль Шекспира: английское Общество Фрэнсиса Бэкона, в котором я состою; американское Оксфордианское общество, британское Оксфордианское общество. Есть даже общество тех, кто считает, что Шекспир – это поэт, переводчик и драматург Кристофер Марло. Благодаря бурной активности оксфордианских обществ сейчас главным претендентом считается граф Оксфорд. А вот Ретлендианского общества до сих пор не было, хотя с точки зрения исторической науки самый вероятный претендент – граф Ратленд, ведь произведения Шекспира отражают события его жизни. Об этом рассказывает видный британский историк и культуролог Джон Митчелл в замечательной книге «Кто написал Шекспира?». Митчелл беспристрастен, доброжелателен, объективен и свою гипотезу развивает, опираясь на документальные свидетельства. Не так давно была даже создана «Коалиция авторства Шекспира» – международная организация, объединяющая тех, у кого есть обоснованное сомнение в том, что Шекспир – лондонский актёр родом из Стратфорда. Коалиция издала Декларацию сомневающихся (Declaration of the reasonable doubt), которая рекомендует университетам научно заниматься этой проблемой. Миф расшатался уже настолько, что крупнейший американский исследователь-стратфордианец Джеймс Шапиро говорит в своей книге «Оспариваемый Шекспир»: «Раньше мы их называли фантазёрами, а теперь они нас называют фантазёрами».
– Вот и фильм «Аноним» вышел на наши экраны, разрушая – или, наоборот, укрепляя миф…
– Это плохой фильм, потому что он мелодраматичный и искажающий историю. Однако это первый фильм, где Шакспер, на которого столетия молилось научное сообщество, показан идиотом и негодяем. Совсем недавно такое было бы невозможно. Стратфордианцы так обиделись и разволновались, что предприняли ряд экстренных мер по спасению своего кумира. Устраивались демонстрации, конференции, на одну пригласили даже известного английского физика А. Дж. Пойнтона, чтобы он своим авторитетом поддержал их правоту. Учёный, занимающийся естественными науками, решил сам углубиться в проблему. И был потрясён. Он не нашёл никаких прямых доказательств, что уроженец Стратфорда Шакспер был автором шекспировских пьес. Более того, некоторые свидетельства были просто придуманы. Он вознегодовал и написал книгу «Человек, который никогда не был Шекспиром», изданную в 2011-м. В ней Пойнтон по пунктам разгромил – с научной точки зрения – все аргументы стратфордианцев.
– Почему вы Шекспира назвали Шакспером?
– Потому что такой была фамилия стратфордца, и так его теперь называют все оппоненты стратфордианцев. От него осталось всего шесть подписей на юридических документах. И они транскрибируются как «Шакспер». Надо сказать, что я не считаю Шакспера подонком, каким он изображён в фильме, и уверена, что он, конечно, умел писать. Но вся его биография свидетельствует, что он не был человеком того масштаба, каков истинный автор шекспировского наследия.
– А как обстоит дело с биографией графа Ратленда?
– О жизни Ратленда можно сказать словами Герцена: «лучшая иллюстрация к произведениям автора – его жизнь». Творческую жизнь Шекспира исследователи делят на два десятилетия: 1591–1601 и 1601–1611. Первый период – это в целом радостный тон (комедии) и патриотический (исторические хроники). С 1595 по 1597 год Ратленд путешествовал по северу Италии, именно по тем городам, где происходит действие итальянских пьес. В первое десятилетие написаны «Венецианский купец», «Два веронца», «Много шума из ничего», «Укрощение строптивой». Тогда написана и трагедия «Ромео и Джульетта», но она тоже довольно светлая, о юношеской любви. И ещё написаны хроники, которые свидетельствуют о глубоком знании английской истории. В «Генрихе VI», где во 2-м акте идёт спор о престолонаследии, даётся генеалогическое древо графа Ратленда. В его жилах текла кровь Плантагенетов, в замке Ратлендов Бельвуар до сих пор хранятся письма королей Англии – Ричарда III, Эдуарда IV. Я представляю себе, как мальчик-подросток Роджер Ратленд читает эти письма своих предков. Но вряд ли юный граф Ратленд мог один создать этот цикл хроник, объединённый серьёзной исторической концепцией, тут видна рука его наставника, Фрэнсиса Бэкона. Второе же десятилетие сокрушительно отличается от первого.
– Выходит, в 1601 году что-то случилось?
– Случилось. Однодневное восстание Эссекса. И в 1601 году не выйдет ни одна пьеса Шекспира! А после этого сразу: «Гамлет», «Тимон Афинский», «Макбет», «Отелло», «Король Лир» – все страшные трагедии! Что же произошло с Шекспиром? Стратфордианцы не могут этого объяснить. А у всех антистратфордианцев одно мнение: такую катастрофическую перемену душевного состояния могло произвести только участие в этом восстании. Граф Эссекс, друг Ратленда и отчим его любимой жены, был обезглавлен, страшным казням подвергнуты многие его друзья, сам он несколько месяцев ждал смерти в Тауэре, а потом был отправлен в ссылку. Там, в дальнем имении, он пишет, как я предполагаю, «Тимона Афинского» – человеконенавистническую пьесу. Потом он получит разрешение королевы вернуться в Бельвуар, к жене, и напишет «Отелло». Граф Ратленд был очень ревнив, об этом свидетельствуют дневниковые записи Бена Джонсона.
– А как был написан «Гамлет»?
– Это очень интересная история. Первое издание «Гамлета» вышло летом 1603 года; в его основу лёг «Прото-Гамлет», написанный, как я полагаю, Бэконом. Тем же летом граф Ратленд был послан воцарившимся к тому времени королём Яковом I в Данию. А в 1604 году вышел в свет новый «Гамлет», почти в два раза длиннее первого! И в нём появились дополнения, какие мог сделать только человек, недавно побывавший в Дании. Так, Ратленд увидел в Эльсиноре огромный гобелен с портретами датских королей, который упоминается в знаменитой сцене разговора Гамлета с матерью. Но с судьбой Ратленда перекликается не только фактическая, но и идейная ткань «Гамлета». Ведь он не хотел участвовать в заговоре Эссекса! Не хотел – но мог ли он отказаться? Он пережил те же чувства, какие терзали и душу Гамлета.
– Почему же Ратленд не раскрывал своё имя как драматург?
– Не только Ратленд, но и его учитель Бэкон, который публиковал свои пьесы анонимно. Бен Джонсон прямо говорит, что Бэкон занимался и литературной деятельностью. Тогда в Англии титулованным дворянам писать пьесы для публичных театров категорически воспрещалось. Бэкон рассчитывал занять высокий государственный пост, ему приходилось дорожить своей репутацией и скрывать своё авторство. А Ратленд был в Кембридже его любимым учеником. Дядя Бэкона, первый министр королевы Елизаветы лорд Бэрли, был официальным и очень строгим опекуном Ратленда после смерти его отца. И когда началось сотрудничество Бэкона и Ратленда – учёного и поэта, – конечно, оно было анонимным. Я подробно пишу об этом в своей книге «Оправдание Шекспира». В 1593 году они придумали «Уильяма Шекспира», Потрясающего Копьём. Афина Паллада, потрясающая копьём, была покровительницей «Грейз-Инна», того самого юридического университета, где учился Ратленд, жил и работал Фрэнсис Бэкон.
– Вернёмся к 1611 году, когда писательская активность Шекспира окончилась. Что в это время происходит с Ратлендом?
– В 1611 году выходит роскошный том путевых заметок «Кориэтовы нелепости» (перевод И.М. Гилилова). Это вторая маска графа Ратленда: Бен Джонсон в предисловии называет Томаса Кориата – Роджером. Имя графа Ратленда было Роджер. В «Кориате» подробно изложено давнее путешествие Ратленда по Европе и Италии, в ней содержится прекрасное описание Венеции. К тому приложены около сотни панегириков, написанных выдающимися людьми того времени, среди них известнейшие поэты (Бен Джонсон, Джон Донн), юристы, архитектор, священник. Из этих панегириков неоспоримо следуют два вывода. Первый: у Кориэтта был учитель, которого он перерос. Второй: у Кориата есть ещё одно прозвище – Шекспир! Книги были подарены всем членам королевской семьи, король Яков очень смеялся, читая панегирики. Это были шутливые, но дружеские послания. А граф Ретленд в то время был уже болен. И он пишет пьесу «Буря», в которой прощается со своим творчеством. Он живёт в Бельвуаре и приводит в порядок свои бумаги. В бухгалтерских записях того времени, хранящихся в Бельвуаре, есть такая запись: «уплачено (столько-то) фунтов за две маленьких серебряных пластинки с двумя застёжками для работ моего лорда». Это январь 1612 года. В июне тяжелобольной Ретленд умирает в Кембридже. А через неделю после похорон кончает с собой в Лондоне графиня Ратленд. Илья Михайлович Гилилов нашёл сборник траурных элегий 1612 года, в котором восхваляется умерший великий поэт и оплакана судьба мужа и жены. Когда в 1616 году умер Шакспер, на эту смерть не откликнулся ни один поэт!
– Так почему всё-таки Ратлендианское, а не Ратленд-Бэконианское общество? Ведь без Бэкона, по вашим словам, не было бы Шекспира, и ваша книга посвящена их сотрудничеству.
– Потому что все произведения Шекпира, кроме «Перикла» и «Генриха VIII», написаны одной поэтической рукой. Ну и, помимо прочего, сыграл роль фонетический аспект. Для русского уха «Ратленд-Бэконианское» звучит неизящно.
– Чем будет заниматься Ратлендианское общество?
– Работы предстоит много! От изучения не разобранных ещё архивов английских аристократических домов до новых переводов сонетов Шекспира. Появилось много новых тем, например, «Шекспир и архитектура». Ведь одним из домочадцев в замке Бельвуар был знаменитый архитектор Иниго Джонс. А в «Томасе Кориате» есть мастерски начерченный план амфитеатра в Вероне! Так много научных тем, проливающих свет на шекспировское время, что неплохо бы создать институт нового шекспироведения. Зашоренные схоластикой, порождённой трёхсотлетним мифом, мы не видим, какой увлекательной, полнокровной, но и опасной, и необычной для нас была не только литературная жизнь того времени, но культурная и научная. И мы ставим перед собой важную задачу: открыть читателю начала третьего тысячелетия новую Елизаветинскую эпоху, солнцем которой был «Вильям Шекспир», рождённый великим мыслителем Фрэнсисом Бэконом и гениальным поэтом Роджером Меннерсом, графом Ратлендом.
Беседовала