Бизнес и литература – две вещи несовместные?
БАБУШКА И ЛЕВ ТОЛСТОЙ
Моя тульская бабушка Александра Игнатьевна Остапова была учительницей начальной школы. Она и умерла – работая, ни дня не была на пенсии. С нею я проводила все летние, а часто и другие каникулы.
Сказать, что это она приобщила меня к книге, приохотила к чтению, нельзя. Как нельзя сказать, что кто-то меня приучил есть хлеб, приохотил пить воду или дышать воздухом. Книги были естественной частью жизни, я даже не подозревала, что можно иначе. Родился ребёнок, едва начал что-то соображать – приходит пора книги. Сначала читают ему взрослые. А подрос – читает сам, по-другому и быть не может. «В каждом доме, / В каждой хате, / в городах и на селе / начинающий читатель / Держит книгу на столе» – это мы, помнится, декламировали на так называемой Неделе детской книги – была такая неделя, занимала все весенние каникулы. Так что дело тут не в семейных традициях или в личных свойствах бабушки. Такая была тогда атмосфера в обществе, этим дышали.
А вот что было особенное – это культ Льва Толстого. Бабушка и жила на улице Льва Толстого, дом 64. Было у неё собрание сочинений (или просто отдельные тома – по правде сказать, не помню). И она их непрерывно перечитывала и многое рассказывала мне. Помню, сидим мы с ней вдвоём в её деревянном домике, увешанном самоделками учеников, она вяжет и рассказывает, чему учил Лев Николаевич – так она всегда называла Толстого. Потом, уже взрослой, я поняла, что читала моя бабушка не только романы, но и то, что средний человек не читает, – публицистику.
По бабушкиным понятиям, чтение, размышление было делом важнейшим, главным. А быт – второстепенным, пустяковым, просто обеспечение главного. При этом быт был трудным: печку – топи, вода – из колонки (правда, колонка рядом, радовалась бабушка). При этом бабушка как-то успевала и вязать: я ходила с ног до головы в её изделиях; сегодня они считались бы «авторскими» и «дизайнерскими», а бабушка соответственно «стилистом».
Чему она меня учила? Вернее, чему через неё учил Лев Толстой?
В человеке есть существо духовное и животное. Животное хочет спать до полудня и есть только мороженое, объясняла бабушка. А духовное велит: вставай и принимайся за дела. Человек должен постоянно учиться и работать над собой. Самосовершенствоваться.
Смесь школярского истмата с нашей традиционной обломовщиной – до сих пор господствующая у нас философия. А вот бабушка – коммунистка, депутат местного Совета, заслуженная учительница РСФСР – учила начинать прежде всего с себя.
От неё я узнала сократовское: «Мы едим, чтобы жить, а не живём, чтобы есть». К сожалению, сегодня царит обратное: мы живём, чтобы «брать от жизни всё» – таков господствующий тренд. Ещё бабушка, вслед Толстому, учила меня как можно меньше пользоваться чужим трудом. Что можешь – делай сама: пришей пуговицу, приготовь еду, уберись в комнате, учись делать мелкую починку. Сегодня, когда я по-буржуйски обзавелась кое-какой прислугой, нет-нет да и кольнёт мимолётно: неправильно живу. И тут же вру себе: это я по занятости, а не от лени; опять же домашняя работа – это ещё одно рабочее место для гастарбайтеров – вы уж не судите строго, Лев Николаевич.
ЧТО НУЖНО ДЛЯ ДЕЛОВОГО УСПЕХА
Сегодня я, президент компании, провожу занятия по личностному росту для наших продавцов. Странный перевёртыш: Лев Толстой в лице Константина Левина купцу Рябинину не подал руки, а я – по-старому купчиха – учу торговок работе над собой, используя идеи классика. Какие идеи?
А вот: не живи машинально, веди дневник (мы учимся вести деловой дневник), анализируй день, всё это не просто нужно – необходимо для делового успеха. Только честная работа, истинный интерес к людям и забота о них позволяют создать устойчивое благосостояние.
Я постоянно говорю и пишу в нашей корпоративной прессе: хочешь навек остаться мелкой торговкой – можешь не читать книг, довольно аннотаций к товарам. Хочешь стать настоящей бизнес-леди – из тех, кто покупает квартиры и дорогие машины, – учись, читай, совершенствуйся.
Любопытно, как эволюционирует круг чтения наших продавцов по мере движения к успеху – перехода от мелкой торговки к предпринимательнице. Начинают с брошюрок, которые издаём в помощь нашим продавцам. Потом переходят к книжкам по психологии, бизнесу. Почитывают книжки по НЛП – нейролингвистическому программированию – модному направлению психологии влияния. Этому этапу соответствует чтение детективов и женской прозы.
Большинство на этом и останавливается. Но кто внутренне готов штурмовать иные вершины – читают более сложные книжки: по маркетингу, управлению персоналом, по той же психологии, но на более высоком уровне. Когда финансовый успех уже пришёл, когда решены бытовые проблемы – некоторые иногда начинают увлекаться вроде бы непрофильным чтением: история, экономика. Это не отдых после трудного подъёма – это переход на новый уровень.
Вообще чем более успешен человек в бизнесе, тем больше он склонен к «непрофильному» чтению: интересные идеи могут прийти невесть откуда.
НЕ ЗНАВШАЯ РОМАНТИКИ ДЕЛА
Читают ли у нас классику? Некоторые – читают. Но обычно оказывается, что такая читательница – учительница литературы в анамнезе или что-то в этом роде.
Оно, может, и к лучшему: наша классическая литература усердно прививала комплекс вины всем, кто занимается бизнесом. Если барышник – значит, плохой, что малоинтересно деловому миру.
Вот рассказ Чехова «Случай из практики». Врач вызван к больной – дочери хозяйки текстильной мануфактуры. Выясняется, что хозяйка – вдова, сумевшая «подхватить» мужнин бизнес. В доме вообще нет мужчин, а дело идёт – интересно ведь? Известно (американская статистика): при переходе по наследству выживает только 1/3 предприятий, остальные «загибаются», потому что наследники не умеют управлять. Выходит, фабрикантша была женщина хваткая, разумная, волевая. Вот бы и показать, как это всё случилось: вот умер муж и вот вдова, едва оплакав супруга, засучивает рукава и… Но, как говорится, если бы у бабушки были колёса, это была бы не бабушка, а трамвай. А писатель был бы не Чехов, а какой-нибудь Джек Лондон. Не русский был бы писатель. Доктор советует дочке предпринимательницы, молодой девушке, отдать свои капиталы невесть кому и уйти невесть куда. Вот это по-нашему!
Мне рассказывали в Туле, что будто бы сто лет назад в одной из тульских гостиных произошёл такой поучительный разговор. Кто-то сказал: «Вот, господа, граф Толстой учит: надо раздать имущество бедным». На что одна помещица ответила: «Конечно, это же гораздо проще, чем им управлять». Проще, гораздо проще! К сожалению, у нас никогда не было распространено представление о собственности как об обязанности. Отчасти отсюда и дурацкие эксцессы «новых русских».
На самом деле то, как меняется человек, выращивая своё дело, борясь с трудностями и препятствиями, – интереснейшая тема для художественной литературы. К сожалению, я не встречала таких произведений в современной прозе, но допускаю, что я её просто мало знаю.
Странное дело, эти мотивы развивал оплёванный всеми, кому не лень, социалистический реализм. Там были эти темы – борьбы, труда, преодоления. Восхождения.
Я иногда покупаю на книжном развале в нашем посёлке какую-нибудь книжку 50-х годов, которую я не читала, т.к. в школе её не изучали, а мы в 70–80-е годы такое чтение, понятно, презирали. На этом развале, именуемом почему-то «Пиявкой», можно найти кучу всякого разного, и всё за пять рублей. Например, я прочла романы Г. Николаевой «Битва в пути» и «Жатва», В. Кетлинской «Иначе жить не стоит» с печатью «Библиотека Кучинской текстильной фабрики». Подумайте: была текстильная фабрика, а в ней – библиотека! Затонувшая Атлантида…
Атмосфера борьбы и труда очень привлекательна. И очень перекликается с современным предпринимательским духом. То, что герои работали не на свой карман, а, как теперь принято выражаться, «на дядю», – ничего не значит. Им казалось, что – на себя. Они работали так, как если бы работали на себя. А трудности и победы – везде одинаковые.
Это только сочинителям детективов кажется, что в мире чистогана все заточены строго на деньги. В жизни люди руководствуются далеко не только и не столько экономическими мотивами. Например, в бизнесе очень сильна коллизия Моцарта и Сальери: многое затевается просто из зависти к таланту.
Однажды на профессиональной выставке Intrclean в Амстердаме я говорила с группой бизнесменов. Речь почему-то (уж не помню, почему) зашла о корпоративной прессе. Я рассказала, что в нашей газете мы постоянно публикуем истории наших дистрибьюторов. «Как бы я хотел прочитать эти истории! – тут же вдохновился один американец. – Мы, американцы, очень любим success stories – истории о том, как маленький человек становится большим человеком».
А в России такие истории как-то не ценятся. Среднему человеку они кажутся выдумкой, притом корыстной.
КНИЖКИ ДОМА НЕ ПОМЕЩАЮТСЯ
Сейчас литература как-то распалась: на литературу факта и чистые байки, которые и не стремятся ни к какому сходству с реальностью, даже если там и не фигурируют монстры или пришельцы.
Лев Толстой в конце своей писательской карьеры сказал что-то вроде: не могу больше писать ничего художественного.
Прошло сто лет, и многие даже и прочитать-то никакую беллетристику не могут: как-то не идёт. Я лично за последние несколько лет прочитала только один роман: Ирины Головкиной «Побеждённые» – о жизни высшей русской аристократии в послереволюционном Ленинграде. Традиционный русский реалистический роман. Пробовала по рекомендации подруги читать что-то женское из «Русского Букера» – даже и недочитала, хотя читаю быстро и много. Скучно. Всё это мрачное нытьё устарело до рождения.
Что читаю? Только non fiction. В последнее время купила три биографии в ЖЗЛ: Бердяева, Луначарского и Сталина. Прочитала пока только про Бердяева, потому что люблю его собственные работы и часто перечитываю. Сейчас перед сном читаю про Луначарского. Не очень давно прочитала хорошую биографию Чуковского (тоже ЖЗЛ).
Экономика, политика – всё это мне интересно. В последние годы перечитала много классики этого рода – авторов, которых все знают, но никто не читает: от Макиавелли до Макса Вебера. Многих авторов я когда-то проходила по предметам «История государства и права» или «История политических и правовых учений», а вот теперь прочитала, как говорится, в натуре. Они, надо сказать, оказались гораздо умнее своих академических толкователей.
Из современных политических писателей выделяю, пожалуй, только С.Г. Кара-Мурзу, который единственный и в одиночку научно изучает, как был устроен и почему погиб Советский Союз.
Сходить в большой книжный магазин или на ярмарку – большое удовольствие. Хоть дом у нас и большой, но книжки всё равно не помещаются. Отдаю в местную библиотеку, хотя не всё отдашь: они просят как раз то, что я не покупаю, – детективы и женскую прозу.
Недавно перешла на электронную книгу. Удобно таскать в сумке, вытащил – почитал – убрал. К тому же можно что угодно скачать. Сейчас появился ещё iPod, моя дочка в восторге: даже есть имитация листания страниц. Хотя иногда хочется полистать обычные страницы. Но это мне, а дети обходятся электронными гаджетами.
ГЛАВНЫЙ ПРЕДМЕТ
Адети читают ли? Мои – да. Подруги дочки – что-то читают тоже, правда, чаще какую-то чепуху. Школа их чтением не руководит. Плюрализм.
Нужна ли литература в школе? Уверена: необходима. Это должен быть один из главнейших предметов. И вот почему.
На уроках литературы учат (должны по крайней мере) писать сочинения. Это умение жизненно важно для каждого, и его надо развивать в детстве. Недаром и в царской гимназии, и в советской школе было выпускное сочинение. Без него просто не мыслилось окончание средней школы. Было сочинение и вступительное – в любой вуз, от технического до циркового. Гремели революции и мировые войны, а сочинение – писали. Почему? Потому что люди понимали: умение излагать критически свои мысли важно для всякого человека, чья деятельность возвышается над уровнем рытья канав вручную.
Более того: способность излагать мысли – это показатель их наличия.
Потому что слово – это материя мысли, другой материи нет. Если кто-то говорит, что он всё понимает, но не может изложить, – значит, не понимает. «Понимает, но сказать не может» – это относится к нашим домашним любимцам (как теперь принято выражаться), а не к нам самим. У человека всё проще: либо не понимает, либо не может сказать.
Сейчас в рамках общей дебилизации образования сочинение сначала было заменено изложением, а потом диктантом, который оценивался «зачёт-незачёт».
Результаты – налицо. Сегодня средний служащий не способен ничего внятного написать. Мои молодые офисные сотрудники оказываются иногда перед лицом важного профессионального вызова: необходимости, к примеру, написать объявление для дистрибьюторов. Чаще всего они с этой амбициозной задачей не справляются и идут к нашей профессиональной журналистке, которая делает газету. Она у нас одна умеет незатруднённо писать на родном языке.
Неумение писать приводит к запутыванию и осложнению жизни.
Отечественные предприниматели почти никогда не пишут протоколов своих переговоров – потому что не умеют, не привыкли, им это мучительно трудно. В результате теряется масса энергии для восстановления того, кто что имел в виду. Наверное, письменность когда-то и возникла по причине таких недоразумений.
Договоры, которые у нас составляются, мутны и невнятны. В среднем бизнесе это, как правило, просто слегка адаптированная болванка из сборника гражданско-правовых договоров. То, что пишут юристы, тоже не блещет ясностью. Крайне редко можно встретить внятное изложение того, кто что будет делать и как будет происходить то, о чём договорились стороны.
Я приписываю такое положение не только российскому природному легкомыслию, но и простому неумению. Функциональной неграмотности. А с чего грамотность-то, если сочинения не пишут? (Про скачивание сочинений, курсовиков и дипломов – отдельная тема.)
Не существует какого-то особого, отдельного умения – излагать. Мысль рождается в словесной оболочке. Если оболочки нет – это не мысль, а, так сказать, предчувствие мысли. Судить об истинности и ложности такой предмысли – невозможно. Нельзя оценить то, чего пока нет.
Руководитель, который делегирует написание важных, стратегических документов кому бы то ни было, тем самым делегирует процесс мышления. Именно поэтому я все важные, стратегические документы нашей компании пишу сама. От слова до слова. И вовсе не потому, что делать нечего или меня это безмерно развлекает. Просто это относится к тем видам деятельности, которые нельзя поручить никому. В принципе.
Вообще в деятельности любого руководителя всегда стоит вопрос: что делать самому, а что поручить сотрудникам. Так вот, великие государственные деятели никогда не поручали за них писать что бы то ни было. Находили время и силы. Сегодня статьи, выступления государственных мужей пишут спичрайтеры, а те – зачитывают.
Что это значит? Значит, что государственная мысль находится в руках каких-то невнятных референтов.
Если школа окончательно откажется от писания сочинений и от выпускного сочинения – дебилизация пойдёт, как говорится, опережающими темпами.
Нужно ли изучать классику? Я считаю – нужно. Это даёт навык чтения затруднительных текстов, не понятных «влёт». Разве это не нужный навык – читать вникая, разбирая, комментируя? По-моему, полезный для человека любой специальности.
Не говоря уж о сведениях по истории, психологии и т.д., которые можно оттуда почерпнуть. Потом, классическая литература – это то, чем мы как народ гордимся. Что ж мы – бросим изучать нашу гордость в школе? Тогда через поколение это будет забыто и гордиться будет нечем.
Может быть, стоит заменить некоторые произведения в школьной программе, но я тут не специалист, я толком не знаю, что сегодня «проходят». Но вот, например, из Тургенева я бы взяла не «Отцы и дети», а повесть «Дым»: гораздо актуальнее – там интересные мысли о России и Западе. Из Островского, конечно, надо взять не «Грозу» с «Бесприданницей», а что-нибудь, вызывающее отклик в современных сердцах, – «Бешеные деньги» или «Последнюю жертву». Мой сын с огромнейшим интересом просмотрел ВСЕ «экономические» пьесы Островского в Малом театре. Но он, правда, уже не школьник и чуть-чуть успел хлебнуть предпринимательского лиха.
Если мы забросим преподавание литературы в школе, результатом будет одичание. Оно уже идёт. Люди явственно предпочитают слову картинку. Картинку в телевизоре или книжку-картинку. Не для трёхлетних – для взрослых. Это гораздо опаснее, чем принято думать.
Слово – это плоть мысли.
Упадок слова – это упадок мысли.
Литература в школе способна этот упадок остановить.