***
В моих жилах текут чернила, вот я и пишу
кровью, в её глухоте обретая шум
моря, такой безголосый шуршащий звук
трения о преграду – песок, траву,
скалы и просто камешки –
колебания в воздушной среде
звуковой волны накрывают меня и здесь.
Потому что как уши ни затыкай на истошный крик,
шум чернил настигнет тебя изнутри.
***
Снегопад. Интернет висит,
зачарован, патологичен,
полон страсти… На проводах
спит чирик, идиот и псих,
избивающий добрых птичек
в зачарованных городах.
Снегопат – никуда не вы –
и не про – никуда не выжить,
с проводов оборваться вниз
злой ледышкой без головы,
обезумевший дохлый пыжик,
извини меня, извини.
***
Это куриный бог. Это сделал куриный бог,
потому что обычная курица не смогла бы
проклюнуть камень.
Солнце стоит в воде по пояс, по самый вдох
круговорота, вверх маревом подтекая.
Останови закат – так тебя швыранёт
инерционный всплеск, что ничего не вспомнить.
Невыносимо жжёт свет красоты, и в нём
плавится и растёт тот, кто стоит и смотрит.
Глаз свой сквозной в меня вперит куриный след
клюва и возомнит ниточку поклоненьем,
но я не ко-ко-ко, а просто смотрю на свет
в дырочку, через ход веры – через – сомненье.
***
Господи, помилуй снег
мартовский, в потёках туши
улица, помилуй всех,
Господи, идущих, ждущих,
шёпот, крик, молчанье, лепет,
Господи, помилуй снег,
красоту всю и нелепость
сущего, в его лице
падающего идуще-
го собой по улице.
ЦВЕТНАЯ ЗЕМЛЯ
1.
Шелушится листва, сохлых клеток её маскерад
маскирует неровные лужи, тропинки из грязи,
по такому банкротству роскошно стоят умирать
красногубые клёны, и хор их, в их богобоязни,
молчаливо речист. А задует свечу ветерок,
и посыплются искры, раскачиваясь обалдело,
обнажая свою анатомию – тёмный порок
мускулистого сердца, гоняющего сновиденья.
2.
Я наелась листвы, у меня за щекою твой клён,
запаслась красноватою снедью на долгую зиму,
я люблю тебя, смерть, –
постепенный дорожный уклон,
на шипованных шинах осиленный неускользимо.
Многошумная ржа, лошадиная доза воды.
Если выдуть всю осень, то тоже, гляди, пожелтеешь.
Убегают следы окоёму куда-то под дых
и пустеют вблизи, окончательно вытеснив тело
из среды: ничего. Ничего. Ничего-ничего,
Персефона вернётся, когда это станет, как Гадес.
Так до самого дна опускаются, чтоб от него
оттолкнуться, и всплыть, и бежать,
совпадая следами.
3.
Я прошла здесь сто раз – то врастая корнями, а то
вырастая из старого платья, меняя свой панцирь.
Прошлогодняя дрянь под ногами
культурным пластом
развлекает окурком, обрывками старых квитанций,
одноразовым латексом в пламени чьей-то любви,
засыпающим без теплоты пауком-сенокосцем
протащился октябрь, и ноябрь наступить норовит,
предвещая вовсю холодов непристойное скотство.
4.
Шелушится листва, я наелась её второпях,
запивая из луж, становясь обладателем этих
исполинских копыт, по которым всё утро кропят
дождевою водой, освещённой тем самым,
что – светит.
Подведи мне итог, я хочу на него посмотреть,
заглянуть ему вглубь через эти прозрачные дыры.
Дай мне, Боже, успеть – не прожить,
ну хотя бы про смерть
допросить беспристрастно
осеннюю ржавую сырость.
Ведь не зря ж я жрала эту землю цветную,
клянясь,
что под пыткой кривою не выдам блазнящейся тайны,
не напрасно же осень так рьяно хоронит меня
и на холмике новом дождливо колотит свой танец.
РОСТОВ-НА-ДОНУ