И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
А.С. Пушкин
Кажется, совсем недавно Григорий Лифанов блистательно представил в Севастопольском театре имени А.В. Луначарского пьесу Эжена Ионеско «Урок». Да так, что «бредовый текст» обрёл масштаб вполне узнаваемого абсурда наших будней. Эпатажный авангард неожиданно оказался всего лишь «проектом», поверженным вздорной, иррациональной современностью.
Не прошло и полгода, как главный режиссёр одарил зрителей ещё одной премьерой – на сей раз комедией Мольера «Мнимый больной». Действо удалось на славу. Интерпретация фарсового материала вышла убедительной, что сказалось в яркой, даже восторженной игре замечательно сплочённого ансамбля. Хрестоматийный материал пришёлся кстати и настроению Григория Алексеевича, которому явно надоела прилипшая, словно банный лист, ковидная тема, и ожиданиям публики, уставшей от пресловутой коронавирусной неразберихи.
Откровенно говоря, с Лифановым мало кто может сравниться в умении чутко внимать действительности, зорко наблюдать за настоящим и отзываться на злобу дня с деликатной остроумностью. Искромётная премьера тому свидетельство. Этот спектакль не только подтвердил неувядаемую актуальность классической пьесы, но и констатировал нищету современной драматургии, лениво, скучно, без огонька копающейся в жизненном «соре» и неспособной одним талантливым махом обыграть нашу реальность. К счастью, в запасе у режиссёра всегда имеется оригинальная трактовка проверенного временем шедевра. Лифанов вооружился гением Мольера, чтобы с помощью его 350-летнего «Мнимого больного» диагностировать хвори сегодняшнего дня.
– Вы довольны премьерой? – спрашиваю у режиссёра.
– Я всегда недоволен собой. Когда репетирую, то стараюсь предугадать реакцию публики и спрогнозировать кульминационные моменты. А когда во время сдачи спектакля я сижу в окружении зрителей, смотрю на сцену совсем другими глазами. Чувствуя движение зрительской души, мысли, восприятия, я принимаюсь беспощадно критиковать себя и в результате начинаю не любить своё произведение.
– Почти как у Тригорина: писать приятно, корректуру читать приятно, но вышло из печати – и видно, что оно не то, ошибка…
– Да, пусто, неинтересно, вчерашний день. Премьера не даёт мне самоупоения. В этом отношении я ущербный.
– Счастливая ущербность. Мне кажется, все ваши спектакли актуальны без актуальщины и эпатажа, в них явлен зов времени. Само искусство есть художественными средствами выраженное предчувствие будущего. Вам удаётся задеть любую аудиторию, включая молодёжную, без заискивания и потакания вкусовщине. А в эксцентричном «Мнимом больном» вы бросаете ретроспективный взгляд и на все свои прошлые спектакли, и на важнейшие вехи театральной истории.
– Да, это верно. Я действительно в периоде подведения итогов, раздумий, после чего надо будет принимать важные творческие решения.
Лифанов смастерил чарующий гимн в честь Человека Здорового. Поэтому бойкая, тонко выверенная интрига комедии Мольера подана в залихватских интонациях действующих лиц, броских тонах костюмов, безудержных темпах плясок, потешных мизансценах, где снуют клистироносцы, аптекари со ступками и пестиками, хирурги с пилами и молотками. Режиссёр играет с образами своих спектаклей, например, немного изменённой репликой Клеанта: «…ему пришлось уехать на месяц в деревню», – напоминает о поставленной ранее тургеневской пьесе. Он играет с актёрами, помещая их в стихию народного театра марионеток, в буффонаду commedia dell’arte, в призрачный мир венецианского карнавала с архиактуальными масками. Ироничная История превратила наше «масочное» время в пародию на бал-маскарад.
В интерпретации режиссёра можно уловить серьёзные размышления о театральной «смеховой» эстетике Евгения Вахтангова и Всеволода Мейерхольда. Вообще, праздник, устроенный Лифановым на севастопольской сцене, не столь безобиден и разудал, как может показаться на первый взгляд. Нет-нет да и проглянет в «парижском веселье» роковое видение пушкинского «Пира во время чумы» или галантный страх «Декамерона» Боккаччо.
Лифанов собрал не просто замечательных актёров, а единомышленников, откликающихся на все присущие спектаклю интеллектуальные наслоения. Благодаря своему мастерству они избегают схематизации исполняемых образов, связывая действие в единое феерическое целое. Трое из них – подлинные бенефицианты премьерного спектакля. Евгений Журавкин в роли главного героя Аргана являет перевоплощение полное и безукоризненное, игру образцовую по осмысленности и готовности к импровизации. Сыгранная Татьяной Скуридиной служанка Туанетта предстаёт хозяйственной, хитрой, умной, обворожительной; проказница умело держит дом в своих цепких натруженных руках; её умение выходить на сцену – само по себе искусство.
Читая пьесу Мольера или вспоминая её трактовки, включая фильм с Олегом Ефремовым в главной роли, я никак не могла понять странно фривольные отношения Аргана и Туанетты. Почему она позволяет себе в таком тоне разговаривать с хозяином? И только в постановке Лифанова я поняла суть их коллизии: Арган заигрался в свою мнимую хворь, отгородился от житейских проблем и впал в детство, а Туанетта стала его нянечкой, которой многое позволено. Наподобие кормилицы из «Ромео и Джульетты», со временем ставшей почти членом семьи с широкими полномочиями.
– Как работалось над ролью Аргана? – задаю вопрос Евгению Журавкину.
– Трудно. Причём некоторые трудности я испытываю и сейчас, стараясь не сесть на свои штампы, преодолеть найденное в ранее сыгранных ролях. Григорий Алексеевич Лифанов упорно и аккуратненько «причёсывал» мой образ. Я очень дорожу детской непосредственностью, которая мною овладевает при воплощении образа Аргана. Мне очень интересно работать с этой ролью, чувствовать себя мнимым больным, будучи здоровее всех здоровых. В исполнении Станиславского Арган был сластолюбцем, чревоугодником, от которого все очень уставали. Мой герой скорее ребёнок, требующий церемониального внимания к своей персоне, и не более того.
– В вашем ярком, в чём-то даже трагикомичном исполнении роли Аргана вдруг – на одно мгновение – промелькнули черты шекспировского короля Лира…
– Здесь есть схожесть ситуации. Человек придумал себе некий мир, в котором он занимает высшее, комфортное и во всех отношениях приятное место. Там ему всё подчинено. И вдруг оказывается, что этой реальности просто не существует, и его – бога вселенной, со всеми слугами и рыцарями, – можно просто выставить за дверь. Расставание с иллюзиями может быть очень болезненным!
Евгений Овсянников выдаёт нелепейший, забавнейший, тщательно отточенный а-ля рэп на дурацкие слова монолога Томы Диафуаруса, да ещё в сопровождении собственного фривольного сурдоперевода. Образ этого «папиного сынка» прекрасно вписывается в ряд сыгранных молодым актёром антигероев – Коровьева, Петра Верховенского, Князя в «Дядюшкином сне».
– Как удаётся вам с завораживающей убедительностью воплощать столь разные роли? – поинтересовалась я при встрече с Овсянниковым.
– Всё просто: работа насаживает задачу, сверхзадачу, воображение, фантазию, предлагаемые обстоятельства. И ещё мне надо понять, чего хочет персонаж.
– А как вам удалось понять, чего хочет Тома?
– Благодаря тексту Мольера, который своего рода шифр с заложенными мотивациями персонажа. Папа велел Тома жениться, объяснив, что это здорово и даже интересно. Он папе доверяет, потому что тот его всему научил, включая медицину, показал на собственном примере, как надо жить. Своего желания у Тома нет. Он даже не понимает, надо ли ему жениться. Папа подготовил для него речь, он хорошо её выучил, машинально повторил в надежде на какой-нибудь результат. Я для себя сразу обозначил: мой Тома – легкомысленный, неспособный на разочарование. Не получится с этой невестой – встретится другая. Через такую призму восприятия жизни я зафиксировал и воспроизвёл текст моего нерасчётливого персонажа, у которого всё выходит само собой.
Я бросаюсь в мольеровский образ, словно в омут, и получаю удовольствие. Это – шальная игра, ведь Тома – странный негерой. Он и не положительный, и не отрицательный, хотя по идее должен быть несуразным, противным, противоположным Клеанту. Но я пытаюсь сделать его по-своему обаятельным парнем, забавным и милым.
Гёте призывал людей возвращаться к творениям Мольера, «дабы освежить впечатление» от их величия. Постановка Григория Лифанова следует совету немецкого поэта. Во дни, когда ум «сомненьем взволнован», лучшим лекарством оказалась прописанная театром лечебно-профилактическая комедия, которая увлекает целительным оптимизмом, смеётся над мнимыми больными, сочувствует мнимым здоровым. Здоровье душевное и телесное – это ли не высшая ценность!
Ольга Ковалик, член Союза писателей России
Евгений Журавкин – Арган. Дмитрий Кириченко