Легенда о Скорбящем Лике

Владимир Романенко

Родился в 1948 году в пос. Краскино Приморского края. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики в 1972 году. Автор 18 книг поэзии и прозы, многих научных публикаций. Член Союза писателей России. Кандидат технических наук, кандидат филологических наук. Народный поэт Карачаево-Черкесии, заслуженный работник культуры РФ, заслуженный работник культуры Карачаево-Черкесии. Награждён медалью им. И. Семёнова за вклад в развитие литературы Северного Кавказа.

Живёт в пос. Нижний Архыз.

Легенда о Скорбящем Лике

Если пройти около полукилометра от посёлка, в котором находится Астрофизическая обсерватория, по дороге, ведущей вниз по течению Большого Зеленчука, а затем подняться немного вверх, по склону горного хребта Мицешта, можно достаточно хорошо разглядеть удивительную наскальную икону. Наскальных изображений Иисуса Христа в мире вообще совсем немного, но это – совершенно не похожее ни на одно другое. Ваш взгляд встречается с очень печальными, полными сочувствия и скорби глазами Спасителя – как будто именно здесь, рядом, оборвалась судьба очень дорогого, любимого человека. Некоторые учёные, которые исследовали наскальный Лик, утверждают, что он создан относительно недавно, в конце XIX века. Однако рядом со скалой, на которой написана икона, археологами найдено несколько древних захоронений, которые говорят о том, что это место было святым для христиан в течение нескольких столетий… Рассказывают, что более тысячи лет назад сюда, в столицу Алании – город Маас, – для росписи только что построенного Преображенского храма приехал греческий художник по имени Дамиан. Художник этот был некрасив, мал ростом и к тому же сильно прихрамывал – за несколько лет до приезда в Аланию он упал с лесов во время росписи одной из византийских церквей и сломал ногу. Но вряд ли где-либо ещё был такой искусный мастер иконописи – как будто не он писал фрески на стенах и сводах храма, а сам Господь водил его рукой. Лики святых словно оживали под его волшебной кистью, а библейские сюжеты были исполнены столь мастерски, что казалось – их герои и правда разговаривают с молящимися, сражаются, гневаются или движутся в своём вечном и безостановочном шествии по реке времени.

В трудах и заботах протекали месяцы, годы, всё прекраснее становился храм Преображения Господня, а севернее его уже выросли стены нового кафедрального собора Святого Георгия Победоносца. Ни у кого не было сомнений, что и этот – главный собор Алании – также будет расписывать Дамиан. Теперь работы доставало ему до самого конца жизни, хотя его всё-таки тяготила эта жизнь среди гор, среди чужого народа, который постепенно приходил к христианству, но ещё во многом следовал старым традициям и продолжал чтить языческих богов. К счастью, правитель Мааса, могущественный царь Сариор, уже принял к этому времени христианскую веру, посещал молитвы и, всякий раз бывая в храме, как зачарованный, подолгу рассматривал фрески Дамиана. Вместе с Сариором часто приходила и его дочка – улыбчивая и шаловливая Айгора. В храме перед образами, созданными Дамианом, она сразу же затихала, говорила о чём-то полушёпотом, как будто разговаривала со святыми, которые внимательно смотрели на неё с высоких каменных сводов и стен, освещённые таинственным светом, падавшим из окон и куполов. Вскоре она привязалась к Дамиану настолько, что приходила к нему в храм почти каждый день, помогала растирать цветные камешки, подавала инструменты, мыла кисти, но чаще всего – просто смотрела, как под рукой мастера оживает мёртвая штукатурка и вместо серого и ровного безжизненного поля перед глазами появляются все краски прекрасного окружающего мира. Сариор иногда выговаривал Айгоре, что негоже царевне водить дружбу с ремесленником, но сам при этом восхищался искусством художника, понимал, что созерцание его образов не может нанести вреда дочери, оно лишь возвышает её юную и нежную душу.

Больше всего в жизни Айгора любила ездить по горным лугам на своем гнедом скакуне по кличке Чадар. Она с малых лет училась верховой езде и была прекрасной наездницей. Обычаи запрещали женщинам принимать участие в праздничных скачках, но девушка переодевалась в мужской костюм, состязалась с лучшими джигитами и часто оставляла их позади себя в стремительной гонке. Все, конечно, знали, кто на самом деле победитель, но в народе любили весёлую и озорную царскую дочь, поэтому охотно прощали ей и эти не совсем девичьи шалости. И лишь один человек в Маасе – старый хранитель святилища бога Тейри всякий раз, зло сморщившись, потрясал костлявым кулаком и говорил царю Сариору:

– Опасайся, царь, твоя дочь бросает вызов богам, и они не пощадят её за это!

Но Сариор только усмехался и говорил хранителю:

– Уймись, старик, кто теперь верит твоим богам, да и существуют ли они ещё?

Прошло несколько лет. Айгора повзрослела, стала красивой, стройной девушкой, и царь Сариор стал всерьёз подумывать о её замужестве, но она и слышать не хотела ни о каких женихах. Сариор долго недоумевал, не мог понять, почему его дочь отказывает самым знатным юношам. Однажды после очередного разговора на эту тему Айгора заплакала и сказала:

– Прости меня, мой отец, но в этом мире существует только один мужчина, с которым я хотела бы связать свою судьбу …

– Кто же он? – с удивлением воскликнул Сариор.

– Он – тот, кто открыл для меня Небо, тот, под рукой и кистью которого оживают мёртвые стены, кто своими чудесными красками превращает сырую холодную осень в тёплое и благодатное лето, тот, с которым Бог стал близким и понятным душе каждого из нас. Это – Дамиан.

– Но ведь он всего-навcего ремесленник, пусть даже весьма искусный, но ремесленник! Пойми, я не могу выдать тебя замуж за него, – сердито ответил царь.

– Я понимаю, отец, поэтому и не прошу тебя об этом. Об одном прошу – не заставляй меня стать несчастной на всю жизнь с нелюбимым, – тихо сказала Айгора.

– Если Дамиан склоняет тебя к этому, я завтра же выгоню его из города или сброшу со скалы!

– Нет, отец, Дамиан никогда не говорил со мной о любви и тем более никогда не осмелится просить у тебя моей руки. Но по его глазам, по голосу, по тому, с каким волнением всякий раз он встречается со мной, я знаю: он меня любит так же, как я его. Не трогай его, отец. Он ни в чём не виноват ни передо мной, ни перед тобой. Если же с ним что-нибудь случится – знай, не стану я жить на этом свете, – тихо сказала Айгора и ушла в свои покои.

Задумался царь Сариор – как быть в таких обстоятельствах? Но, поразмыслив, решил, что дочь его ещё слишком молода и до её замужества есть ещё время. Можно подождать, а потом, глядишь, первая влюблённость пройдёт и всё устроится наилучшим образом. Да и стоит ли принимать всерьёз Дамиана – слишком стар он для юной девушки.

Минула осень, потом зима, и когда появились первые весенние цветы, Айгора поехала прокатиться по горным лугам. Погожий день совсем не предвещал беды, Чадар неторопливо нёс её между солнцем и голубыми цветами, и она не сразу заметила, что за ней гонятся на конях какие-то всадники. Когда заметила, стало ясно, что недобрые это люди, что смерть или плен грозят ей на этом лугу. Во весь опор пустила она своего коня, чтобы уйти от погони, как мог мчался её верный Чадар. Но он не смог стать быстрее выпущенной из лука стрелы, и Айгора упала, обагрив своей кровью молодую весеннюю траву. Последнее, что прошептали её губы, было любимое имя: «Дамиан…»

Не было предела горю царя Сариора. Он похоронил Айгору в Преображенском храме по христианскому обряду, а когда после похорон шёл во дворец, вышел навстречу ему хранитель святилища Тейри и зло бросил в лицо:

– Видишь, царь, говорил я тебе, что боги не простят ей!

Разгневался Сариор, выхватил саблю и с размаху рассёк хрупкое тело старика сверху донизу. А через несколько месяцев и сам он умер, оставив царство своему младшему брату.

После гибели Айгоры Дамиан постригся в монахи, нашёл место на горе с противоположной стороны реки и выкопал там небольшую келью. С утра он по-прежнему расписывал храмы, но после полудня уходил к себе, до самых сумерек писал на расположенной рядом скале скорбящий образ Спасителя и горевал о своей любимой. А когда в остывшем осеннем небе зазвучали песни улетавших на юг журавлей, вырубил он мелкие деревья и кустарники, окружавшие скалу, и взорам людей открылся скорбящий лик Христа, который смотрел на храм, туда, где упокоился прах царской дочери. Люди молились на этот образ и думали о том, что он чем-то отдалённо напоминает лицо иконописца... Здесь и дожил монах Дамиан до глубокой старости, и похоронен он был здесь же, у подножия скалы.

Десять веков пролетело после этих событий, город Маас пережил монгольское нашествие, несколько кровавых войн, и в конце концов от него не осталось почти ничего – разве что фундаменты домов, которые, впрочем, тоже засыпаны толстым слоем земли. В древних, тысячелетних храмах византийской постройки уже нет прекрасных росписей и фресок греческих мастеров. В конце XIX века здесь действительно работала Императорская археологическая экспедиция, в составе которой был художник Дмитрий Струков – некоторые учёные утверждают, что именно он и создал наскальную икону Иисуса Христа. Но, скорее всего, он первый после нескольких веков заброшенности обнаружил её среди зарослей и реставрировал. Жестокий двадцатый век снова поверг Лик в забвение, и только на исходе столетия образ Спасителя был открыт заново. Какой будет его дальнейшая судьба? Неизвестно…

Легенда озера Суук-Джюрек

Давно это было, очень давно, так давно, что точно никто и не помнит когда... И земля была совсем другая – в лесах и в горах было обильно зверя и птицы, реки были глубоки, а трава была такая густая и высокая, что не видно было человека, а то и всадника, который пробирался по полевой тропе. И люди, которые жили на этой земле, были совсем другие – её заселяли гордые великаны, сильные и красивые, мирные и щедрые, и пасли они своих овец, растили своих детей, строили свои дома из крепкого камня. А когда приходил в такой дом гость, будь то случайный путник или долгожданный друг, встречали его добрым кубком настоянных горных трав, чашей айрана и лучшим куском баранины из котла. И был такой гость в доме самым почитаемым и самым дорогим человеком, а когда уходил он, дарили ему еды на семь дней и провожали до тех пор, пока он сам не скажет, что дальше может идти или ехать без помощи. И был в этих местах большой и богатый аул, в котором жили юноша по имени Карабек и девушка, которую звали Алтынкыз. С ранних дней детства знали они друг друга, и когда выросли, пришла к ним любовь, светлая и чистая, как небо над горами в ясный осенний день. Прошло время, и Карабек стал настоящим джигитом, сильным и статным, с чёрными, как смола, кудрями. И Алтынкыз стала первой красавицей, да не только в родном ауле – из самых дальних мест приезжали знатные гости посмотреть на неё и посвататься, богатые дары предлагали и ей, и её отцу, но всем отказывала красавица Алтынкыз. – У меня уже есть жених – самый красивый и самый лучший на земле – мой Карабек, только его люблю и только ему отдам свою руку, – говорила она, когда кто-нибудь просил её покинуть вместе с ним родительский кров. Сядут, бывало, Карабек и Алтынкыз вместе верхом на лихого скакуна и помчатся по долине быстрее воды в реке, быстрее самой резвой косули. Смеётся от радости Карабек, смеется от счастья его невеста, и вьются её золотые волосы по ветру. Потому и назвал её отец таким красивым именем – Алтынкыз – золотая. 

Однажды проезжал через аул знатный князь из соседней страны и остановился он на ночлег в доме родителей Алтынкыз. С большими почестями приняли и его как самого желанного гостя, но увидел князь юную красавицу и потерял после этого и сон, и покой. А наутро пришёл он к отцу Алтынкыз и сказал ему:

– Что хочешь тебе отдам! Табуны попросишь – всё отдам, саблю золотую попросишь – любую выбирай, денег попросишь – бери хоть всю казну! Только дай мне в жёны твою красавицу дочь!

На это отец красавицы ему ответил:

– Счастье моей дочери принадлежит только ей одной и больше никому. Её и спрашивай, как она решит, так и будет.

Бросился тогда князь к Алтынкыз просить её стать женой, но Алтынкыз и ему рассказала о Карабеке. Рассвирепел тогда князь и закричал:

– Не пойдёшь добром – силой возьму! Весь аул ваш сровняю с землёй, если захочу, а все ваши джигиты падут от метких стрел и острых сабель моих бесчисленных всадников, и будут над ними кружиться чёрные вороны! А первым из убитых будет твой Карабек! И будешь ты всё равно качаться поперёк моего седла.

Сказал так князь и ускакал прочь. А уже через двадцать дней вернулся он к аулу с несметным числом своих воинов. Все джигиты вышли им навстречу с оружием, и когда сошлись они в долине для битвы, земля загудела от топота коней, а воздух зазвенел от ударов звонких сабель. Мало было их – защитников аула. Один за другим падали они на землю сражённые в схватке и скоро только Карабек остался отбиваться от наседавших на него захватчиков. Но слишком неравны были силы, и Карабек тоже погиб в бою под ударом сабли.

Когда князь ворвался во двор Алтынкыз, вышла она из дома и сказала:

– Ты хотел завоевать моё сердце, князь? Тебе это удалось, возьми его, вот оно!

Рассекла она ударом кинжала свою грудь, вырвала из неё сердце и бросила к ногам князя. Замер князь, потрясённый увиденным, и больше не смог сдвинуться с места, так и застыл навсегда...

Прошли века, все погибшие в тот день окаменели и превратились в горы. Высоко в небо подняла вершину Рыжая гора, а у её подножия плещется озеро Суук-Джюрек-Кёль, повторяющее своими очертаниями сердце – остывшее сердце Алтынкыз. Недалеко от неё высится Карабек – чёрная гора с двумя вершинами – джигит, рассечённый надвое саблей. А на месте древнего аула появился новый – аул Архыз. Остыло живое сердце красавицы, но в нём осталось столько любви, что каждого, кто коснётся воды Суук-Джюрек, тоже ждёт любовь, светлая и чистая, как ясное небо, которое отражается в нём в солнечный день...

Небесное братство