Леонид Кравчук: «ГКЧП – это конвульсии некогда мощного организма...»

17 марта 1991 года в СССР прошёл референдум, на котором 77,85 % высказалось за сохранение страны. Почему же решение большинства не было реализовано? В продолжение дискуссии «30 лет без СССР» публикуем беседу с одним из главных участников августовских и декабрьских событий 1991 года, в результате которых распалась «Советская империя».

– Леонид Макарович, в 1991 году можно было услышать шутливый вопрос «Что вы делали 19 августа?»... А каким этот день был для вас? Какими событиями запомнился?

– Я уже многие годы просыпаюсь в семь утра. А 19 августа 1991 года, когда ещё не было и шести утра, у меня в доме раздался звонок. Мой внук, он был ещё ребенком, взял трубку, а потом пришёл ко мне в комнату и говорит: «Дедушка, тебе звонят из ЦК...»

Звонил 1-й секретарь ЦК КПУ Станислав Иванович Гуренко: «Спишь? В Москве переворот! Включай радио!»

Я сразу включил радио и услышал заявление ГКЧП, позже ставшее знаменитым. Потом я сам перезвонил Гуренко, и он мне сказал, что к нему приехал представитель из Москвы, товарищ Варенников. Валентин Иванович в то время был главкомом Сухопутных войск СССР, замминистра обороны. Глава украинских коммунистов передал просьбу Варенникова о личной встрече. Я был не против, но Гуренко уточнил, что гость из Москвы хочет, чтобы встреча произошла в здании ЦК КПУ (ныне офис президента Украины. – А.Ч.).

Я сказал, что это как-то странно – Варенников хочет встретиться с председателем Верховного Совета, на тот момент высшим должностным лицом Украины, и при этом просит прийти в здание ЦК. Я сказал, что если генерал хочет меня видеть, пусть приходит в Верховный Совет, я готов его выслушать. И предложил Гуренко, если он хочет, прийти вместе с Варенниковым.

Тогда я расценил приглашение Варенникова прийти к нему на приём как особый жест, как желание посадить руководителя Украины на «приставной стульчик». Вроде мелочь, но только на первый взгляд.

Я сказал, что сейчас поеду в Верховный Совет, если хотят – пусть приезжают. По пути в моём автомобиле раздался звонок, это был Борис Николаевич Ельцин, к тому времени уже избранный президент России: «Слушайте, Леонид Макарович, не могу дозвониться до Горбачёва, может, вам удастся с ним связаться?..»

Не все ваши молодые читатели знают, что Горбачёв отдыхал в это время в Крыму на недавно построенной государственной даче «Заря». Чего только не говорили об этой «даче в Форосе» – дорогая, роскошная. Но в сравнении с тем, что строят сейчас и в Украине, и в России, – спичечный коробок, даже сравнивать нельзя с современными дворцами сильных мира сего. Сейчас у правителей совсем другие потребности, иное мировоззрение и намного меньше совести.

– Вам удалось связаться с Горбачёвым?

– Я со своего телефона тоже попытался позвонить Михаилу Сергеевичу. На том конце провода подняла трубку дежурная. Холодным официальным тоном она сообщила, что президент СССР болен и не может подойти к телефону. Я сказал, что перезвоню позже, возможно, ему станет лучше и он всё-таки возьмёт трубку. Но тем же холодным тоном мне сказали, чтобы я пока не звонил, снова повторив версию о болезни.

Я перезвонил Ельцину и рассказал о своей неудачной попытке. Тем временем мой служебный автомобиль подъехал к зданию Верховного Совета. Подхожу я к своему кабинету, а там полно военных. Приёмная была немаленькая, но я еле-еле протиснулся. Меня уже ждал Варенников со свитой из большого числа высших офицеров, генералов. Я с ними поздоровался.

Варенников, с которым я к тому времени был уже знаком, и командующий Киевским военным округом прошли в мой кабинет, и мы начали разговор.

– Помните детали встречи?

– Очень хорошо помню. Варенников держался как хозяин положения. Он сразу сказал: «Товарищ Кравчук, я приехал по поручению Государственного комитета по чрезвычайному положению с поручением ввести чрезвычайное положение в Киеве».

Я ему ответил, что чрезвычайное положение, согласно закону, ввести может только Верховный Совет УССР, а сейчас лето, депутаты в отпуске, многие за пределами Украины, поэтому собрать парламент быстро я не смогу. Кроме того, чтобы провести голосование, мне нужно каждому депутату разослать документ, за который им предстоит голосовать, а документа у меня нет.

Варенников меня перебил: «А разве вы не слышали по радио постановление ГКЧП?» Я ответил: «То, что передают по радио, очень важно, но это не документ, за который можно голосовать. Депутаты должны понимать каждую мелочь, каждую запятую.» Я сказал Варенникову, что пока Украина не может ввести чрезвычайное положение.

– Какая была реакция?

– Он ответил, что они и без Украины могут его ввести. Я попросил уточнить, кто это «мы». Валентин Иванович назвал ГКЧП. Тогда я его спросил, если вы и сами можете ввести, то зачем ко мне приехали? Действуйте!

Его манера себя держать была самоуверенной, я бы даже сказал, нахальной. Этакий вождь с большими полномочиями, который может делать что хочет.

И тут мне пришла в голову идея спросить его о мандате. Чтоб выяснить его полномочия. Я попросил Варенникова предъявить мне официальные документы, на основании которых он действует.

Варенников удивлённо спросил: «Какой ещё мандат?» Я ему говорю: «Вы ведь, наверное, интересовались историей Великой Октябрьской революции и должны помнить, что Ленин, направляя полномочных, обязательно давал им мандат, где были указаны цели, а главное – границы, пределы, в которых полномочный имеет право действовать.

У вас, Валентин Иванович, есть такой мандат?» – спросил я. Он помялся. Никаких документов, подтверждающих полномочия, у него с собой не было.

После этого я сказал, что речь идёт о серьёзных делах – о введении на Украине чрезвычайного положения. Сказал, что не готов действовать просто на основании личного знакомства с генералом Варенниковым, что нужны официальные документы.

– Его удивил ваш ответ?

– Не знаю... Варенников сказал, что поедет во Львов, посмотрит, что там происходит. По его информации, во Львове возникла напряжённость, он вспомнил о Рухе (Рух – политическое движение, основанное Вячеславом Черноволом. – А.Ч.). Рух уже тогда был силой, которая призывала к полной независимости Украины. Не забывайте, что тогда ещё существовал СССР, а независимая Украина появится только через несколько месяцев. После поездки во Львов Варенников планировал вернуться в Киев и продолжить разговор. Он уехал, но из Львова, если не ошибаюсь, полетел в Москву, в Киев больше не вернулся.

– А кроме Варенникова, кто-нибудь ещё из Москвы приезжал?

– Нет... По оперативным вопросам я тогда общался с военными. Высокопоставленными, при должностях, но это не были какие-то известные политические фигуры.

– Вы в то время – глава второй по значению республики СССР. По имеющимся у вас каналам пытались узнать о судьбе Горбачёва и реальном положении дел?

– Конечно, детали произошедшего я узнал немного раньше, чем население нашей тогда ещё единой страны. Мы постоянно общались с Ельциным, я получал информацию от военных, от КГБ УССР, который подчинялся КГБ СССР. Я понимал, что официальная информация, которую доводят до народа, не совсем соответствует действительности. Я быстро сообразил, что Горбачёв вовсе не заболел, а его изолировали и пытаются отстранить от власти незаконным путём.

Звонили мне и председатель КГБ СССР Крючков, и министр обороны СССР маршал Язов. Помню, Язов сказал, что, мол, Михаил Сергеевич не может исполнять свои обязанности. Я очень осторожно, издалека начал доводить до него мысль, что для законного смещения президента СССР нужно собрать союзных депутатов: «Горбачёв избран не вами и не мной, а Верховным Советом СССР, вот он пусть его и снимает. Собирайте депутатов и ставьте вопрос на голосование».

В ходе таких разговоров нетрудно было понять, что там на самом деле происходило...

– Вам было страшно тогда? История СССР, России, да и мировая история учат, что дворцовые перевороты, как правило, имеют печальные последствия для представителей власти. Пётр III, Павел I были убиты, Хрущёв отправлен на унизительную пенсию... Со сменой элит нередко успешные карьеры заканчивались.

– Я много раз оказывался в ситуациях, когда приходилось рисковать. И до и после ключевых политических событий 1991 года. Но в 1991-м я рисковал ради большого дела, а потому всё воспринималось по-другому.

Был август 91-го, Беловежская пуща, другие менее заметные, но всё-таки исторические события, последствия которых не представлялось возможным предугадать. Риск становился неизбежностью.

Страшно мне не было. Это не хвастовство, не бравада. Просто когда делаешь большое дело, на рефлексию, всякие переживания нет времени, забываешь обо всём.

– ГКЧП довольно быстро пал, его власть продержалась, по сути, всего три дня. Почему они проиграли и могли ли победить?

– В марте 1990-го перестала действовать 6-я статья Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС.

Менялись времена. Неудавшийся переворот в августе 1991-го стал попыткой повернуть историю вспять, восстановить доминирование коммунистической партии во всех сферах жизни.

Люди в массе своей это отлично понимали. Какая тогда была ситуация в стране? Молодому поколению сложно себе представить, что в стране ничего нельзя купить. Очереди стояли за всем и везде, включая Москву. Это было время тотального дефицита. Ну, разве что хлеб без очереди. Система себя полностью изжила, показала полную беспомощность и разложение.

В республиках СССР нарастало национальное движение, Прибалтика к тому времени уже фактически ушла из Союза. Время было настолько бурным, страна пришла в такое движение, что остановить процесс распада уже не представлялось возможным.

Люди жаждали перемен, ощущалась огромная ненависть к партноменклатуре. Дело доходило до курьёзов: в Киеве требовали у отдельных работников партаппарата показать содержимое их домашних холодильников. В такой атмосфере недоверия, полном разладе между обществом и партноменклатурой и происходили события августа 1991 года.

Процессы развивались настолько стремительно, что их невозможно было даже притормозить. Горбачёв делал вид, что держит ситуацию под контролем, что всё нормально, по телевизору шли сюжеты его встреч с народом, но всё это являлось, по сути, постановкой. Реальность была иной, рычаги управления государством оказались им потеряны.

Перестройка заглохла, зашла в тупик. Следовало идти вперёд, а для такого движения нужны новые люди. Но сложилась ситуация, когда верхи не только не хотели идти вперёд, но и вообще толком не знали, что делать.

Кто из союзной власти мог идти вперёд? Янаев, Павлов, Язов, Крючков?.. Ещё недавно в Политбюро заседали Кунаев, Рашидов, Гришин и прочие архаичные руководители. Старая площадь ещё помнила Суслова в валенках. Их наследники не были прогрессивнее своих предшественников, большинство из них просто-напросто хотели вернуться в прошлое. А возвращаться уже было некуда.

Члены ГКЧП считали, что вот, уберём Горбачёва, свернём перестройку и заживём как в старые добрые времена. А войти в одну реку дважды нельзя. Поэтому они и проиграли. Время их ушло. Помимо прочего, в ГКЧП не нашлось ни одного человека, который бы пользовался доверием населения. Янаева кто-то уважал? Или, может, Павлова после его денежной реформы?..

– Какова роль Ельцина в подавлении ГКЧП?

– Огромна. Но Ельцин не существовал в историческом вакууме. Нужно учитывать предшествующие августу события, понимать, что Борис Николаевич завершил процесс, начавшийся годами раньше, он воплотил то, чего жаждало большинство населения страны. Сам по себе Ельцин без подготовленной почвы ничего бы сделать не смог.

– Но почему всё-таки после ГКЧП из Союза ушли республики, ведь только Прибалтика до это го определённо заявила о своём выходе?

– Давайте я объясню на примере Швейцарии. Может случиться, что один из кантонов захочет присоединиться к Германии, Франции или Италии? Наверняка возникает вопрос: а зачем? Ведь живут нормально и никаких преимуществ в области экономики, демократии, права от смены юрисдикции не возникнет. Нет стимула. А вот у республик СССР стимул имелся.

Нас часто потом упрекали, дескать, кучка людей развалила Советский Союз по собственному злому умыслу. Возможно ли это? Поверьте, если бы всё в стране складывалось хорошо, эту кучку людей смели бы в один день. Не может кучка людей просто так развалить страну, которая существует столетиями. Значит, у государства что-то не так с фундаментом, почва уходит из-под ног.

Армия – более пяти миллионов человек, девятнадцать миллионов коммунистов, ядерное оружие – вот что имела эта страна. И что же, пришла кучка злоумышленников и развалила мощную железобетонную конструкцию?

Почему после Беловежских соглашений, когда СССР перестал существовать как геополитическая реальность, никто не вышел его защищать? Вы слышали, чтобы кто-то вышел на Красную площадь? Были какие-то масштабные выступления за единство СССР?

ГКЧП – это предсмертные конвульсии некогда мощного организма.

– Значит, вы считаете, что СССР был обречён? Но ведь до сих пор у многих не утихает ностальгия по некогда великой единой стране...

– Я с очень большим уважением отношусь ко всем народам бывшего СССР, но когда я бывал, например, в Средней Азии, каждый раз пытался понять, есть ли что-то общее в религии, быту, культуре, истории, образе жизни между Украиной и народами, живущими там? И абсолютно ничего не находил. Тогда на чём держалась страна?

Страна держится, когда есть, образно говоря, клей, который соединяет народы в одно целое. А что «склеивало», соединяло народы СССР? Страх перед силой. КГБ, МВД, армия и были силой, которая под руководством Политбюро «склеивала» народы. Страна, которая существует благодаря страху, долго существовать не может. Не стало страха – и пошли центробежные процессы, началось разложение организма.

– С ГКЧП мы разобрались... Итак, вернулся Горбачёв в Москву, авторитет Ельцина огромен, в стране эйфория, но ведь ничто не указывало, что СССР отмерен срок в 3,5 месяца. Как возникла идея собраться в Вискулях?..

Продолжение интервью – в следующем номере «ЛГ»