Последний номер прошлого года был уже подписан к печати, когда пришло горестное известие о смерти поэта Константина Григорьева – одного из лучших авторов 16-й полосы. По злой иронии судьбы, как раз в том номере опубликовано сообщение о присуждении ему премии «Золотой телёнок».
Поэт, прозаик, музыкант Константин Григорьев (сценическое имя – Константэн, для меня – Костя) родился в 1968 году в Омске, но детство и отрочество провёл в городе Балхаш (нынешний Казахстан). Именно в этом интернациональном городе он начал писать стихи, вести дневники, создал с друзьями рок-группу «Телевизор». После окончания школы он переехал в Ленинград, где поступил в кораблестроительный техникум и там же был призван в армию. Служил в Ораниенбауме, оттуда и мотался в увольнение в Питер: посещал поэтические семинары, музеи, просто бродил по городу. Питерскими мотивами насыщены его стихи тех лет. Демобилизовавшись, Костя по дороге домой завернул в столицу, чтобы попробовать поступить в Литинститут. Попытка увенчалась успехом. Вскоре в стенах Литинститута состоялось его знакомство с поэтами Степанцовым и Пеленягрэ, втянувшими его и меня в свою сомнительную затею, ныне широко известную как «куртуазный маньеризм».
На фоне тогдашних социальных метаний (неумолимо клонившихся к чубайсовской приватизации), культа наживы и тотального очернительства куртуазный маньеризм моментально вошёл в моду. У Кости появились публикации, появилась возможность постоянного творческого контакта с публикой на многочисленных концертах. Именно тогда Костя, наделённый чуткостью истинного поэта, и нашёл свою творческую манеру, от которой уже не отступал. Главные черты этой манеры – искренность, прямое обращение к читателю, писание «от души», способность быть разнообразным и весело шутить – в первую голову над самим собой. Удивительно, но такие свойства для нынешних поэтов – огромная редкость, скорее, исключение.
Казалось бы, нет поэта без умения выразить в стихах свою личность, однако в стихах подавляющего большинства современных авторов можно найти всё что угодно: витиеватость выражений, складную рифмовку, эрудицию, большой словарный запас, однако личности автора в них нипочём не разглядеть. Иначе говоря, в наши дни может считаться поэтом человек, напрочь лишённый лирического чувства, стремления раскрыть перед читателем душу. Костя же поэтом не только считался – он таковым родился. В его стихах бездна юмора, иронии, веселья, но даже когда он вроде бы только шутит, всегда слышишь неповторимую григорьевскую интонацию, всегда ощущаешь некую откровенность, словно поэт обращается к тебе одному. Куртуазный маньеризм оставался тем привычным публике «брендом», под которым Константэн Григорьев выступал, но на самом деле, как всякий настоящий поэт, Костя давно перерос рамки всяких течений и делал что хотел, постоянно находясь в поиске и поражая своих поклонников разнообразием творческих находок. Однако за всем этим разнообразием постоянно и безошибочно просматривается его светлая личность – личность человека, неспособного ни с кем враждовать, зато способного радоваться всякой житейской мелочи, никому не причинившего ни малейшего вреда, зато помогавшего многим, принимавшего жизнь, которая его, мягко говоря, не баловала, с обезоруживающей улыбкой. Неслучайно и я с улыбкой пишу эти прощальные слова. Да, без Кости и мне, и, я знаю, ещё множеству людей будет очень трудно, но все мы ещё не раз улыбнёмся, перечитывая его стихи и романы, слушая его песни. Улыбнись же и ты, читатель.
ЗАДАЧА НА ДЕНЬ
Поставь себе на день задачу
И после её не меняй,
И, чтобы вокруг ни творилось,
Задачу свою выполняй.
Ты твёрдо задумал сегодня
Конфуция том дочитать,
На давку в метро
ты не должен
Вниманья при том обращать.
Пускай тебя люди толкают,
Пусть пивом тебя обольют,
Верши молчаливо-угрюмо
Полезный душе твоей труд.
Порою ты вдруг захохочешь,
Людей удивляя кругом.
А просто тебе показался
Забавным Конфуция том.
Ты книги поля исчеркаешь
Заметками типа: «Ништяк!»,
«Согласен»,
«Отличная хохма!»,
«Не верю!» и «Как бы не так!»
Тебе улыбнётся девчонка,
Но ты на неё не гляди.
Конфуций, и только Конфуций!
Одна только цель впереди.
Пускай угодишь ты под ливень,
Пусть рушатся рядом дома,
Но ты дочитаешь все притчи,
А это полезно весьма.
И к вечеру станешь ты
мудрым,
Как древний китайский мудрец,
И скажешь себе с облегченьем:
«Ну всё, дочитал наконец».
Система работает эта –
Вчера ты осилить сумел
Том сказок монгольских
весёлых,
Не помня иных важных дел.
Назавтра задача иная –
Японский язык изучить.
Зачем? Ну, хотя бы
чтоб время
Не тупо, а с пользой убить.
Подумай, а вдруг ты однажды
Заблудишься в Токио? Вмиг
Воскликнешь – не зря изучал я
Когда-то японский язык!
Но есть и глобальней задача –
Заняться ей надо с утра.
Помочь человечеству в целом!
Наполнить мир светом добра!
Задач вообще очень много –
Ведь нужно гореть, а не тлеть!
Поэму старайся закончить,
Старайся кино досмотреть.
А если решишь ты напиться,
Полнее стакан наливай.
И, что бы вокруг ни творилось,
Задачу свою выполняй.
Пускай опустеет бутылка,
Задача сегодня одна.
А завтра ты сможешь иные
Придумать себе с бодуна.
ДЕТЁНЫШ
Дельфин-афалина
влюбился в касатку,
Позвал в океанскую
как бы кроватку
И там насладился
подругой большой,
Её пышным телом
и светлой душой.
Родился детёныш
у этих двоих.
Родился огромныш
и тут же затих.
Касатки шептались кругом:
«Вот урод».
Дельфины свистели:
«Греховности плод».
Учёные бегали, седобороды,
Его записать
не спешили в уроды,
Глазели они в океанские воды,
Мечтая скрестить
и другие породы.
Живёт в дельфинарии
этот гибрид.
Спасибо планете Земля
говорит
И папе, и маме кричит:
«Я ликую!»
«Спасибо, – кричит он, –
за жизнь за такую!»