По завершении очередного марафона спектаклей, выдвинутых на Национальную театральную премию в её музыкальной части, впору первым делом громогласно воскликнуть: «Чудны дела твои, Господи, в проявлении мнений жюри златомасочных членов!» Уже задуматься над перечнем спектаклей, сим списком кораблей, развёрнутым перед глазами критика, – немалый подвиг. Двойной – проинспектировать все эти театральные суда, ведь каждое может скрывать в своём трюме как золото, так и наркотики или оружие.
Несть божества среди работников высоких комитетов, но несть его и в зрительской среде. Так не позволим же себе хоть на мгновение усомниться в праве ни избранников Терпсихоры, ни возлюбленных Полигимнии, ни креатур СТД, ни баловней златомасочного оргкомитета оценивать фестивальные зрелища. Оставив, правда, за собою привилегию пристрастности.
Вот исходя из оной порассуждаем же на тему, как выбор театральной комиссии соотносится с личным выбором зрителя. Меня в данном случае. Автора данных строк. От сохи пришедшего в зал, сменившего орало если не на меч, то на галерное весло маркитантского судна, пристроившегося в кильватер боевой армады новых аргонавтов, двинувшихся на поиски очередного золотого руна.
С ЛЁГКОЙ НОГИ ТЕРПСИХОРЫ
Не скажу, что выбор в балете представлял трудность. Конкурсная программа изначально предполагала фаворита, и им была Диана Вишнёва в продюсерском проекте Сергея Даниляна «Красота в движении». Мне уже доводилось высказываться по поводу этого дивертисментного по большому счёту вечера, поэтому серьёзного разбора не ждите: измыслить новое нелегко, повторять старое скучно. Кое-что, однако, напомню. Три части бенефиса Вишнёвой – суть спектакль Алексея Ратманского «Лунный Пьеро», забавный акт из осколков варьете руководителя театра «Момикс» (США) Мозеса Пендлтона и ещё один короткий балет Дуайта Родена (США).
Что здесь интересно? Буквально всё! Не только безраздельно царящая на сцене весь вечер Диана Вишнёва, но и немалый вкус и чутьё продюсера, совместившего клоунаду и принципиальную недоделанность номеров Пендлтона с пусть не выдающейся, но адекватной материалу хореографией Ратманского.
У Алексея Осиповича получился хороший балет. Движения фигур не отвлекали от главного – музыки Арнольда Шёнберга, «Лунного Пьеро». Произведения, конечно, «на любителя», но исполненного Еленой Соммер, прекрасным меццо-сопрано из Мариинского театра, так, что любителем стал, я думаю, каждый из тех, что присутствовал в зале.
В общем, как Диана названа лучшей в балете заслуженно, так и против Даниляна, чей продукт назван достойнейшим, возражений нет.
И всё же назвать «Красоту в движении» лауреатом было слишком банально.
Понятно, что присутствие Вишнёвой отметить необходимо, а сама Диана из тех балерин, которые могут просто ходить, и одно это способно дарить наслаждение зрителю. Беда в том, что жюри, верно оценив сбалансированность сильного во всех компонентах зрелища, прошло мимо подобного же по содержательности, но использовавшего традиционный материал спектакля.
Я говорю о «Баядерке» Новосибирского театра оперы и балета.
Действительно, как «Лунный Пьеро» (включая бонусы) отразил претензию автора идеи на отражение всего современного балета, всего привнесённого на сцену самим стилем эпохи, так и «Баядерка» вобрала все тенденции, нашедшие завершение в большом стиле императорской России. Сама явная «нешедевральность» обоих музыкально-сценических опусов здесь важнее уникальности, скажем, балетов Чайковского–Иванова–Петипа. Только «в среднем» можно оценить величие эпохи, только на представлении её посредственных проявлений можно продемонстрировать силу и мастерство.
Иными словами, не подвиг блеснуть «Щелкунчиком» в воспоминаниях оригинальной версии Льва Иванова – там музыка спасёт, если что. А вот помешать уснуть на «Баядерке» – это, скажу вам, посложнее, чем «оседлать тигра».
Новосибирцам это удалось. Более того, их спектакль оказался силён во всех своих отдельных составляющих, исключая одну, о чём после.
Безусловно, и «Пламя Парижа», и привозная «Сильфида» могут быть гораздо более интересны для театральной истории, чем тысяча первая постановка балета Минкуса. Но «Баядерка» всегда – демонстрация сил театра. Только по-настоящему уверенный в себе коллектив может позволить тот вид эстетства, который разрешит обращаться к массовому искусству и обращать его в элитарное.
В «Баядерке» Новосибирской оперы было всё, что нужно спектаклю большого стиля: яркие костюмы и пёстрые декорации, но всё было аляповатым ровно настолько, чтобы через секунду забыть о художниках и принимать зрелище в его цельной органике. Кому как, но я считаю это куда более ценным качеством, чем «упрощенчество», проявившееся во всей своей неприглядности в триумфальном «Лунном Пьеро»: деликатные костюмы премьеры (на фотографии) были к «Маске» заменены обезличенными платьями-рубашками-брюками. Получился ещё один «современный балет вообще». Плохо.
Впрочем, своё «плохо» было и у грандиозной «Баядерки» НГАТОиБ. Среди зрителей я обнаружил обеих прима-балерин театра: Анну Жарову и Наталью Ершову. Не на сцене, заметьте, а в зале, тогда как Ершова танцевала премьерную Никию. Я мысленно поставил Наташу на место Елены Востротиной – получилось лучше. Возник вопрос: зачем мне показывать в новосибирском балете петербурженку? Не потому ли, что нигде больше я Востротину не увижу? Но я-то шёл на Ершову!
Поэтому вдохновить меня приз Игоря Зеленского не смог ни разу. А вот отмеченная работа дирижёра – это да, это в точку. Уверен, чувствовали члены жюри, что новосибирская «Баядерка» – великолепный спектакль, но разбираться, в чём именно его прелести, не стали.
Зачем, когда есть простенький, но достойный проект Даниляна?
Из прочих балетов я хотел бы из человеколюбия умолчать о «Карнавале» Мариинского театра и два слова сказать о пермском «Корсаре». Хореограф Василий Медведев создал замечательное зрелище, труппа показалась мне симпатичной до чрезвычайности, и я остался бы доволен вполне, не окажись оркестр даже хуже солисток, которые, когда не оступались, были премиленькими!
Взбодрили в этом году беспризорные дети Терпсихоры. Уже «Хури-хури» данс-банды «Киплинг» из Екатеринбурга порадовал. Особенно начало, когда девчонки ухватили смысл своего танцевального неумения и смогли превратить его в пластическое совершенство. Дальше, конечно, оказалось всё хуже: попытка создать танец разбилась о незнание собственных возможностей. А попытка разобраться в некой южноамериканской космогонии и космологии не смогла преодолеть любви танцовщиц к песне Hasta siempre Che Guevara, сто пятьдесят восьмой вариант исполнения которой мне довелось услышать на спектакле. Однако визуализация темы «ту керида пресенсья команданте Че Гевара» лучше всего удалась Наталии Кордоне, чей клип весьма удивил бы девочек из «Киплинга». Которые мне понравились: в них есть жизнь, они по-настоящему ищут.
Лауреатом же «Маски» в данной категории стал эксцентрик-балет Сергея Смирнова из того же Екатеринбурга. Стал, что немаловажно, заслуженно: «Глиняный ветер», заявленный в программке как балет, опускающийся до ритуальных корней танца, не подвёл. Хотя симпатической магии в нём оказалось больше, чем ритуальности, последняя присутствовала. Пусть в виде глиняных черепков, разбитой (порывом ветра?) древней посуды.
«Хури-хури» в чём-то был интереснее, но «Глиняный ветер» динамичнее, ярче и проще для восприятия. Грамотнее.
Как в балете, так и в «контемпорари дэнс» победил лоск. Если хотите, совершенный товарный вид. Что говорит о важности упаковки, особенно в случае равнозначности качества продукта. Это не хорошо, но это и не плохо. Это та данность, которую нужно иметь в виду, создавая спектакль: ломать голову над «смыслами», слава богу, никто в жюри «Золотой маски» не любит.
ПРИБОЛЕВШАЯ ПОЛИГИМНИЯ
Мудрой несерьёзности Терпсихоры явно не хватило её сестре Полигимнии, которая вроде должна покровительствовать не только гимнам, но и – хотя бы на полставки – опере с мюзиклами. Но то ли муза оказалась нездорова, то ли пресловутые полставки сказались, но лучшим спектаклем была названа «Золушка» Россини в версии театра «Зазеркалье» (Санкт-Петербург).
Конечно, создатели данного сценического… м-м-м… действа хорошо ознакомились с постановкой 2001 года данной оперы театром Ла Скала. И улучшили её. Что было просто: итальянцы с КВН не знакомы, СТЭМы – не их традиция, Петросяна их ТВ не крутит. Поэтому к итальянской карнавальности наши художники-режиссёры добавили совсем уж непотребные даже для Апеннин гэги.
Не оценить это было нельзя. Ещё бы: какую же оперу назвать лучшей? «Человеческий голос» Пуленка (фонд «Русское исполнительское искусство») слишком плох. «Александр Македонский» Владимира Кобекина (Якутская опера) слишком экзотичен. «Майская ночь» Римского-Корсакова (Театр Станиславского и Немировича-Данченко) слишком парадоксальна. «Орфей» Монтеверди (Пермская опера) слишком изыскан. «Очарованный странник» Щедрина (Мариинка) близок к гениальности, но так «Маску» свою Родион Константинович и получил! (В скобках замечу, что потрясающая Кристина Капустинская (меццо) названа лучшей среди исполнительниц за Грушеньку «Очарованного странника», а не за Грушеньку «Братьев Карамазовых».) Что же до «Братьев» Смелкова, то место сего произведения – среди мюзиклов, но я об этом писал, читатели помнят.
Явного лидера в опере не было. «Пиковая дама» номинировалась работой дирижёра (Михаил Плетнёв), но по странному недоразумению в итоге осталась ни с чем. Надо думать, что дирижёр «Зазеркалья» Павел Бубельников раскрыл тему «Золушки» Россини куда как глубже, чем специалист по Чайковскому Плетнёв вчитался в партитуру «Пиковой». Бывает, конечно, но я здесь позволю себе иметь особое мнение.
У режиссёра «Майской ночи» Александра Тителя был достойный соперник – Георгий Исаакян («Орфей»). Он-то и назван лучшим. Условно, как я понимаю, ибо в чём-то «Майская» и «Орфей» так же близки, как была близка «Баядерка» «Красоте в движении». И в той же мере изысканность «Орфея» оказалась понятнее членам жюри, нежели грубоватая витальность «Майской ночи». Но общность, повторяю, есть.
Как Титель в «Майской ночи» неявно оперирует понятием «золотой век», опираясь на русско-советскую эстетику, фокусируя лучшее, что создал русский мир, включая колхозы, так и Исаакян ищет вдохновение в связи времён. Эпохи у него другие. Начинает режиссёр с крито-минойской «картинки» мифа об Орфее, затем распаковывает её в труппу артистов начала XVII века, времени написания оперы, чтобы во втором акте показать, что и в этих актёров играем мы, люди XXI века. Красиво, мне работа понравилась неимоверно, но, будем справедливы, увидеть золотой век в предельной серьёзности отношения к барокко гораздо проще, чем прозреть его в отношении соцреализма.
Впрочем, это мелочи рядом с опереточной частью. Начнём с того, что лучшей работой в конкурсе оперетта/мюзикл был провозглашён спектакль… драматического театра. А именно МХТ им. Чехова, угодившего сюда со своей сколь «мюзикальной», столь же и «драматической» версией ершовского «Конька-Горбунка» в изложении братьев Пресняковых.
Единственная, на мой взгляд, достойная работа – «Мария де Буэнос-Айрес» Астора Пьяццоллы – вообще осталась без всего. Между тем и «Театро ди Капуа», и Русский инженерный театр АХЕ (Санкт-Петербург) справились с задачей лучше, чем их конкуренты. Оркестр и певцы вполне адекватно исполняли танго, АХЕ показывали то, чего лишён театр со времён по меньшей мере (и недоброй в данном контексте памяти) К.С. Станиславского. АХЕ вернули слову «театр» тот дополнительный смысл, который у него имелся в Средние века, например, в словосочетании «анатомический театр».
Этот смысловой пласт гораздо важнее, чем кажется на первый взгляд, ибо придаёт сценическому искусству серьёзность. Инженерный театр, подобно анатомическому, не площадка лицедеев, которые «делают вид». Нет, в таком театре работают специалисты: инженеры, медики. Их труд – показ настоящего, а не воображаемого. Они не играют – демонстрируют. Пользуясь аналогией, можно сказать, что «перформансы» подобного театра – стендовые испытания, где процессы отличаются от реальных только масштабом, но никак не подлинностью.
Ладно, понять это легко только «искусствоведу в штатском», обычному – вряд ли. Но ведь был ещё совершенно ирреальный мир Буэнос-Айреса, будто созданный Борхесом… доведись тому сменить перо на кисть. Не увидели!
Зато две премии увезла «Гадюка» Колкера от Новосибирской музкомедии. Между тем это произведение должно подпадать под действие Женевской конвенции о запрещении особо бесчеловечных видов оружия, ибо пошлость его, на мой вкус, зашкаливает, а не попадать в число номинантов нацпремии. Я, простите, человек брезгливый и не люблю, когда на сцене педалируют физиологизмы.
Соглашусь с тем, что если творить зло, то лучше творить его красиво. Поэтому не возражаю о «гадюшной» премии в области режиссуры (Гали Абайдулов). Да и сомнительная музыка Колкера (это если ты не поклонник радио «Шансон») не стала хуже от «гадкого» исполнения (респект дирижёру Эхтибару Ахмедову), а это почти подвиг. Но в целом печально, налицо болезнь.
Хотя в том, что «Маска» в данном случае выступает в качестве диагноста, есть, наверное, и смысл, и оправдание.