Никто не обязан свидетельствовать против
себя самого, своего супруга и близких родственников,
круг которых определяется федеральным законом.
Статья 51 Конституции РФ
В октябре 2021 года юридическая общественность тихо, даже стыдливо, отметила 30-летие начала судебной реформы. Да, 24 октября 1991 года вышло постановление Верховного Совета РСФСР «О концепции судебной реформы в РСФСР». Там прямо декларировалось: «…В правовом государстве обеспечивается верховенство закона, незыблемость основных прав и свобод человека, охрана непротивоправных интересов личности, взаимная ответственность государства и граждан, защита общества от произвола властей…
Основное внимание должно уделяться уголовному правосудию как безальтернативному механизму защиты основных прав и законных интересов гражданина в экстремальной ситуации преступного правонарушения…»
Безусловно, хорошие идеи внесли в концепцию её авторы. Кстати, это был редчайший политико-правовой документ, где бы стояли подписи известных юристов Б.А. Золотухина, С.Е. Вицина, А.М. Ларина, И.Б. Михайловской, Т.Г. Морщаковой, Р.В. Назарова, С.А. Пашина, И.Л. Петрухина, Ю.И. Стецовского. Документ заслуживает кропотливого анализа их светлой мечты в духе «было – мечтали – делали – получилось…». Но пока хочу коснуться проблем, из-за неспособности решить которые мнение граждан о нашем правосудии опустилось… ниже некуда. Если перефразировать слова Маяковского, надо признать, что романтический корабль судебной реформы разбился о рифы реальных методов борьбы с преступностью.
Работа над новым Уголовно-процессуальным кодексом длилась десять лет. Ещё до её завершения, 12 декабря 1993-го, была принята Конституция РФ. Авторы документа (уже «безымянные») на фундаменте воцарившегося либерализма даже не задумывались над такой проблемой, как технология доказывания вины оступившегося человека, заложив в Основной закон «мину замедленного действия» – статью 51. Причиной стали в том числе отголоски репрессий 1936–1938 годов и последующих событий, когда реабилитировали более 600 тысяч осуждённых на основании именно собственных признаний. Почему-то ответственность свалили на бывшего в тот период Генпрокурором СССР А.Я. Вышинского, приписав ему авторство термина о признании вины как царице доказательств (на самом деле об этом можно прочесть в юридических учебниках 1889–1915 годов). Либеральная мина, по сути, взорвала уголовно-процессуальную систему борьбы с преступностью, исключив из доказательств показания не только обвиняемого, но также его родственников и свидетелей.
Через десять лет после выхода Концепции судебной реформы, в 2001-м, был принят «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации». В нём оказалось столько юридических дыр, что их латают по сей день: 187 поправок за 20 лет! В «самый передовой» (как его называли) кодекс внедрили и норму из ст. 51.
Тут требуется отступление – теоретическое. Авторы УПК рассматривали уголовно-правовую норму с формальных позиций, особо не задумываясь о технологии получения доказательств. Сами же действия по их выстраиванию строятся на применении информационных процессов познания, закономерностях процессуальных и криминалистических методов, средств и способов доказывания. Показания обвиняемого, как средство его защиты, имеют большое, а то и решающее значение. Сегодня мы в ментальной ловушке, когда не удалось реализовать планы по созданию идеального уголовного процесса. Неважно, в чём причина, но мы всё копаемся в прошлом и думаем: «А вот если бы…» Это непродуктивно. Чтобы выбраться из тупика, начать нужно с того, чтобы усвоить: расследование – одна из дорогостоящих форм государственной управленческой деятельности. Перед следствием всегда возникает уйма проблем, и принцип системного подхода к их решению означает воздействие на все элементы системы. Особая сложность или специфичность её в том, что не все элементы, особенно обвиняемый (если его так можно назвать), сориентированы ныне на достижение общей цели – доказывание состава преступления.
Что происходит? И почему упало доверие граждан к правосудию? А вот почему. Именно мина, заложенная в ст. 51 Конституции, не даёт полной возможности обеспечивать порядок достижения истины на основе получения необходимой информации. Ведь из цепи выброшен упомянутый важный источник доказательств. Творцы УПК, по сути, воздвигли на пути следователя барьер, узаконив право свидетеля «отказаться свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников». Создана уникальная система предварительного расследования без свидетельских показаний (о чём, кстати, не раз шла речь даже в кино, например, в сериале «След»)!
А вот как та же разорванная цепь в процессе «Расследование» ударила по обычным обвиняемым. Многие из них полагают, что под зонтиком ст. 51, отказавшись от дачи показаний, они обретают защиту. Сплошь и рядом такую линию поведения им навязывают адвокаты, обрекая на отказ от самозащиты. Именно такая позиция даёт возможность недобросовестному следователю «лепить» дело на основании своих фантазий. Ему это даже выгодно – не надо проверять показания обвиняемого о его невиновности! С психологической стороны такое поведение подозреваемого или обвиняемого стало расцениваться следователями и судом как косвенное признание вины. Помните присказку «молчание – знак согласия»? Именно тот случай. Попытки создать побольше барьеров на пути получения следователем информации от обвиняемого (подозреваемого) вступили в противоречие с желанием раскрыть преступление и с требованием УПК во что бы то ни стало получить признание обвиняемого в его виновности. Так, в соответствии со ст. 173 УПК РФ, в начале допроса следователь выясняет у обвиняемого, признает ли тот себя виновным, готов ли дать показания по существу обвинения и на каком языке... Если обвиняемый отказывается от дачи показаний, то повторный допрос может проходить только по просьбе его самого. В жизни же часто видим: предъявив обвинение, нередко основанное на предположениях, и получив от обвиняемого отказ от дачи показаний, его… арестовывают. И следователь зачастую надолго «забывает» о человеке, который продолжает сидеть под арестом «просто так» – лишь потому, что следователь указал как основание для заключения под стражу ссылку на тяжесть преступления. Кроме того, авторы нормы упустили из виду, во-первых, что на основе ст. 49 Конституции РФ виновным человека может признать только суд, и, во-вторых, что признание обвиняемым вины при предъявлении обвинения подразумевает его согласие с квалификацией совершённых им действий, сформулированной следователем. При этом практика показывает, что именно вопросы квалификации действий обвиняемых на предварительном следствии становятся предметом самых острых споров со следствием уже в суде и часто заканчиваются переквалификацией.
Повторюсь: как бы иные теоретики ни критиковали стремление следователей к получению признательных показаний, нельзя отрицать, что лучше самого преступника никто не знает всех обстоятельств совершённого им деяния.
Попытка уравновесить законность отказа обвиняемого от дачи показаний с требованием доказать любой ценой его вину подталкивает правоохранителей к использованию в оперативно-следственной работе таких отвратительных вещей, как незаконное привлечение людей к уголовной ответственности путём искусственного создания доказательств в виде подброшенных улик (наркотиков, патронов, оружия), применения пыток, организации различных провокаций. Не изжито необоснованное «засекречивание» свидетелей, применение досудебных соглашений для получения ложных доносов, давление на адвокатов, чтобы не допустить разоблачения незаконных методов расследования. Есть и ещё немало подобных «мелочей».
По сути, интересы следствия в установлении истины вошли в клинч с нормами УПК, обеспечивающими интересы обвиняемого. И судья в уголовном процессе, в отличие от рефери на ринге, одной командой «брек» исправить ситуацию не в силах. Он выбирает версию обвинения и обычно оценивает отказ обвиняемого от показаний как признание им своей вины. А потом осуждённые удивляются, почему столь огромен срок, если они не признавали себя виновными. Да, не признавали, но, отказавшись от дачи показаний, люди, как правило, лишают себя возможности реальной защиты. Так законодатели своими либеральными воззрениями в пользу обвиняемого на самом деле загнали его в «ловушку 51». Ни обвиняемым, ни следствию это положение закона пользы не приносит. Уверен, нашим законодателям стоит задуматься о кардинальном изменении ситуации. Статья 51 должна быть пересмотрена. Ведь речь идёт о судьбах тысяч и тысяч людей.
Если хотите обратиться к Евгению Николаевичу Мысловскому с вопросом, пожеланием или предложением, направляйте их на почту: litgazeta@lgz.ru с пометкой «Для Е.Н. Мысловского».