Что объединяет первого космонавта Юрия Гагарина и разведчика Абеля, знаменосца Победы Мелитона Кантарию и Владимира Высоцкого, актёра Андрея Миронова и министра госбезопасности Лаврентия Берию? Наконец, руководителей СССР и России… Почти все они были влюблены в спорт – и стали героями книги известного журналиста «Московского комсомольца» Петра Спектора «Футбол на Красной площади» (М.: Просвещение-Союз; Просвещение, 2022. – 432 с.).
Эта книга открывает славные истории футбола, хоккея, гимнастики, шахмат и других видов спорта. Читателей ждёт калейдоскоп портретов, забавных случаев и триумфов отечественного – и не только – спорта, уникальные факты из жизни Эдуарда Стрельцова, Льва Яшина, Валерия Харламова, Николая Старостина, Рината Дасаева, Анатолия Карпова, Ольги Корбут…
А ещё рассказы о многолетней дружбе и работе с главредом «МК» Павлом Гусевым, о встречах с Эдуардом Хруцким, Олегом Ефремовым, Ильёй Глазуновым, другими известными деятелями искусства, медицины и политики.
Пётр Спектор
Как Ельцин решил располовинить «МК»
Любой мальчишка, кто хоть раз дотронулся до мяча, непременно мечтает сыграть в «Лужниках». Но, молитвенно провожая на базе в Тарасовке, где до сих пор живу по соседству, отправляющийся на матч спартаковский автобус с красно-белым ромбом на борту, я, конечно, не предполагал, что спустя годы и сам не раз буду выходить на это поле, пусть и не в команде мастеров.
Похожие чувства, по его словам, испытывал в начале девяностых и Павел Гусев, вставая в лужниковские ворота в матче правительства Москвы против правительства России – главный редактор «МК» в свое время занимался футболом на знаменитом спартаковском Ширяевом поле, но его мама, видя бесконечные синяки на теле у сына, упросила оставить этот вид спорта.
Кстати, в том матче Гусев отважно бросался в ноги нападающим – Сосковцу, Бурбулису; последний, между прочим, госсекретарь России, некогда играл за дубль ростовского «СКА».
Несколько лет подряд каждый мой рабочий день начинался со встречи с министром печати. Есть, конечно, в этих словах известная доля шутливого лукавства – я-то был далёк от правительственных коридоров, но с формальной точки зрения против истины не грешу, поскольку Павел Гусев значительный срок занимал высокий пост в московско-лужковской мэрии, не оставляя без присмотра кресло главного редактора «МК».
До сих пор теряюсь в догадках, как Павлу Николаевичу удавалось совмещать, казалось бы, несовместимое, не превратившись по-чиновничьи в противоположность самому себе, – газета и в те его министерские годы сохраняла бритвенную остроту публикаций, ни разу не сбившись на азимут Тверской, 13, где располагается руководство города. И уж точно Гусев обходился в общении без всякой значительной мины, свойственной некоторым тогдашним, да и сегодняшним коллегам по министерским должностям.
К тому времени я чувствовал себя в «МК» не просто как дома – уже ощущал некий налёт допустимой дембельской вальяжности и к традиционной шутке главного редактора при встрече в коридоре: «Ты у нас ещё работаешь?» – научился относиться вполне безмятежно, а ведь когда-то эти слова мастера розыгрышей Гусева вгоняли в ступор, впрочем, как и других молодых сотрудников.
Вообще, юмор в жизни Павла Николаевича мне видится спасительным плотом. Помню, в старом помещении редакции ночью случился пожар – то ли электропроводка загорелась, то ли кто-то из корреспондентов окурок не затушил.
Гусев, примчавшись, оглядел масштабы бедствия и философски заметил:
– Всё равно я хотел менять двери.
Хотя беспрецедентное давление власти на главного редактора, чтобы заткнуть газете рот, могло бы у любого человека отбить охоту шутить. Первый свой выговор Павел Николаевич получил в горкоме партии за публикацию о тогдашнем претенденте на шахматную корону Гарри Каспарове, где впервые прозвучала фамилия молодого гроссмейстера по отцу – Вайнштейн.
Сейчас бессмысленно пытаться объяснить весь кретинизм идеологических партийных начальников, посчитавших выступление газеты крамольным, когда любой дворник в СССР знал, что большинство шахматных чемпионов – евреи.
Но Гусев как-то по-боксёрски всегда держал удар – и когда на редакционную планёрку ворвались черносотенцы из «Памяти», и когда хозяину Москвы, члену Политбюро ЦК КПСС Льву Зайкову, вздумалось снять Павла Николаевича с работы, и когда в смутные времена августовского путча 1991 года приказал забаррикадировать входы-выходы в редакцию, выпуская газету подпольно.
В редакции боль за парней, ставших жертвами августовских событий, восприняли как собственное горе, не подозревая, что трагедия постигнет и коллектив «МК» – 17 октября 1994 года в кабинете отдела политики в руках военного корреспондента Дмитрия Холодова, публиковавшего сенсационные материалы о коррупции в Минобороны, взорвалась мина-ловушка, профессионально замаскированная в дипломате.
Незадолго до взрыва министр обороны Павел Грачёв в эфире у Познера назвал Холодова «главным военным преступником». Примерно в это же время Павлу Гусеву по телефону правительственной связи позвонил командующий ВДВ Подколзин, который матерно орал, что пришлёт батальон десантников и выгонит всех журналистов из газеты.
Гусев по-мужски послал командующего на три известные буквы. И тогда за дело взялись специалисты по диверсионным операциям – Дима Холодов погиб, а журналистка Екатерина Деева, сидевшая по соседству, выжила чудом. Пострадать могли десятки сотрудников, открой Дима кейс в дежурке или буфете, где обычно толпился народ. Негласный приказ министра обороны Павла Грачёва «Разберитесь с журналистом!» элитные десантники выполнили с особым цинизмом, выбрав мишенью гражданского человека с гражданской позицией.
Несмотря на признательные показания подсудимых на первом этапе следствия и громкий общественный резонанс, уголовное дело, за которым следила вся возмущённая Россия, по указанию властей в суде развалили, а председательствующий в процессе Валерий Сердюков из администрации президента вернулся в суд с генеральскими погонами.
Президент Ельцин после всего случившегося назвал Павла Грачёва «лучшим министром обороны». И главный редактор «МК» закаменел: Павел Гусев подписывал в номер зубодробительные материалы, разоблачавшие всю подноготную продажной власти, с которой не желал иметь ничего общего. Жёсткая, бескомпромиссная позиция по отношению к кремлёвскому окружению стала для него делом чести.
Может быть, именно стойкость бойца, передавшуюся на генетическом уровне от отца-фронтовика, чувствовали в Гусеве наши друзья-спортсмены, выцелив обострённой чемпионской интуицией родственную душу человека, способного посредством честной информации драться и с соперниками потяжелее, более весомых политических габаритов.
1994 год. Знаменитый главред в своём рабочем кабинете.
Пользуясь случаем, «ЛГ» поздравляет Павла Николаевича Гусева с днём рождения!
Газета, без которой нам не жить
Биография Гусева в контексте со страницами издаваемой им газеты (журналисты оперируют словом «полоса») вполне может служить летописью канувшей безвозвратно советской эпохи (а, может, она никуда и не делась?), а также всей новейшей российской истории.
Помню, в начале 1990-х бурную редакционную летучку, на которой решалась судьба названия газеты, – комсомола не стало, возникал животрепещущий вопрос: какой смысл в сохранении логотипа?
В пылу эмоций варианты возникали самые разные: оставить аббревиатуру «МК», обозвавшись «Московским курьером», и переродиться с белого листа в титульном заглавии?
Мне тогда (как, впрочем, и сегодня) ближе была спортивная тематика, и я рискнул предположить, что если историки откопают пятна на ореоле легендарного гладиатора Спартака, то вряд ли основатель знаменитого спортивного общества Николай Петрович Старостин переименует народную команду, назвав футбольный «Спартак» «Лучом» или «Вымпелом».
Не уверен, что Павел Николаевич прислушался к моей наивной аргументации, но после долгих споров решительно отбросил условности 1990-х, требовавших кардинальных перемен во всём, и комсомольское название газеты не изменил.
Редакция до развала Союза официально числилась за горкомом и обкомом комсомола – так значилось не только в выходных данных газеты, но и в тиснённой позолотой табличке у входа в «МК», ставшей камнем преткновения, когда в издательский комплекс на улице 1905 года прибыл с инспекцией новый хозяин Москвы Борис Ельцин, назначенный первым секретарём горкома партии.
Доска попалась ему на глаза. Ельцин возмутился и красноречиво рубанул ладонью воздух.
– Безобразие! Газета должна быть только городской! Немедленно располовинить! – скомандовал он, кивая на злосчастную вывеску.
Свита дисциплинированно взяла под козырёк, застрочив в блокнотах указание руководства. В газете взбудоражились – большей частью-то подобрались «бессребреники», но слухи о невероятных гонорарах несуществующей областной «молодёжки» упорно бродили по редакционных закоулкам. Гусев спокойно охладил пыл наиболее ретивых одним словом: «кампанейщина».
Так и случилось – Ельцина вскоре увлекли другие дела, потом началось противостояние с Лигачёвым, произнёсшим историческую фразу на пленуме: «Борис, ты не прав!» – и газета продолжила выходить в привычном ритме вплоть до августовского путча 1991 года, а потом не стало ни горкомов, ни обкомов.
Я бы не взялся утверждать, что мы испытывали какое-то чрезмерное давление со стороны комсомольских начальников. Но допускаю, что идеологические догмы просто обходили меня, спортивного обозревателя, стороной в то время, как Павел Николаевич, внешне подчиняясь партийной дисциплине, принимал на себя удары за всегдашнее журналистское вольнодумство.
Хотя с комсомольскими руководителями Гусев довольно легко находил общий язык, поскольку в своё время сам возглавлял Краснопресненский райком – именно лидеру завтрашнего дня посвятил нашумевшую повесть «ЧП районного масштаба» молодой писатель Юрий Поляков, фильм с одноимённым названием появился и на экранах страны.
Помню, как подставил плечо мне друг Гусева, комсомольский вожак союзного масштаба Вячеслав Копьёв, узнавший о проблемах с командировкой на чемпионат мира и Европы по хоккею в Финляндии. Вячеслав Всеволодович точно по волшебству отыскал в финансовых закромах ЦК ВЛКСМ необходимую валюту, чтобы поездка на первенство не сорвалась и читатели-болельщики получали свежие репортажи.
Гусева по моём возвращении позабавил рассказ, как мы с отцом капитана советской сборной Александром Максимовичем Фетисовым от отчаяния заселились в гостиницу женского монастыря, иначе ночевать пришлось бы прямо на улице – отели в финском Турку были забиты под завязку. Монашки бессловесно шмыгали по коридорам, как мышки, и жались к стенам, поглубже натягивая клобуки, при встречах с могучим Максимычем или не уступавшим папе Фетисова по габаритам знаменитым спартаковцем Анатолием Сеглиным, составившим нам компанию.
В столовой сёстры с явным беспокойством наблюдали за растущим аппетитом постояльцев, гадая, останется ли что-нибудь на перекус или придётся поститься. Но в общем мы вели себя довольно по-божески, исключая моменты, когда после матчей захлёстывали эмоции по поводу судейства: тогда в сонную тишину монастырских стен вторгались наши энергичные комментарии – отнюдь не для монашеских ушей. К счастью, служащие святой обители изучали латынь, а не русский, поэтому деликатно сетовали только на шум.
Позже мы частенько отправлялись вместе с Гусевым на выходные в Финляндию, где он облюбовал местечко для любимой рыбалки на одном из бесконечных живописных озёр. Садились на Ленинградском вокзале в ночной поезд «Лев Толстой», брали фирменную соляночку, вели неспешные дорожные разговоры.
Имя классика на вагонных табличках как-то навеяло по-юношески наивную мысль, и я высказал сожаление, что не родились мы, скажем, в XIX веке, где, как следует из произведений нашего бессмертного вагоновожатого, отношения между людьми носили более возвышенный характер.
– Я, конечно, разделяю твоё отношение к романтическим временам, – кивнул Павел Николаевич, писавший в Литературном институте диплом по творчеству повествователя русской природы Михаила Пришвина. – Но должен тебе заметить, Петя, что в таком случае мы бы давно умерли.
Я-то не рыбак – самому себе не доверил бы даже мотыля, но откушивал гусевский богатый улов, им же деликатесно приготовленный на уровне мишленовских пяти звёзд, с огромным удовольствием.
– Хорошо живёте, – как-то обратился обожающий готовить Павел Николаевич к нашей дружной компании, с волчьим аппетитом поглощающей жареную щуку, прыгнувшую на сковородку прямо из озера. – Даже повара себе подыскали с двумя высшими образованиями.
По первой специальности Гусев окончил геологоразведочный институт – профессия романтиков; побывал на практике на урановых рудниках, о которых в советское время гуляла молва, что приговорённых к высшей мере не расстреливают, а по секретному постановлению партии ссылают на ядовитые объекты.
Так к чему редактору прогрессивной газеты, ещё в студенчестве бесстрашно отправившемуся на урановые разработки, в своей дальнейшей рисковой журналистской деятельности было пасовать перед разного рода цензорами? Он и отстаивает интересы газеты, а значит, читателей, вот уже десятилетиями с неизбывным упорством.
В одном из застолий, когда кто-то поморщился от непривычной крепости градуса, Павел Николаевич педагогически припомнил, как на рудниках то ли матёрые геологи, то ли свыкшиеся с облучением местные жители обучали студентов таёжному рецепту: запивать чистый спирт водкой. Перебивая друг друга, все стали живо интересоваться: проделывал ли этот смертельный номер сам рассказчик?
– А как же! – неподдельно удивился Гусев. – Без этого под Читой было не выжить!
Обмолвившись про Литинститут, уместно вспомнить о Гусеве как о драматурге; на сцене Театра Гоголя много лет с успехом шла его пьеса по мотивам Александра Дюма «Я люблю вас, Констанс» в постановке Сергея Яшина, где главные роли исполняли актёр Алексей Гуськов, полюбившийся зрителям в сериале «Граница», и актриса Лариса Борушко – жена нашего товарища Евгения Меньшова, ведущего «Песни года».
На шумном банкете после премьеры, когда столы накрыли прямо в театральном фойе, я обратил внимание, что и в новой, неожиданной для себя роли автора пьесы Павел Николаевич вёл себя столь же естественно, как и на утренних планёрках в газете, не бледнея или краснея, что свойственно дебютантам, внимательно и с достоинством выслушивая суждения мэтров искусства о своей смелой трактовке классического романа.
На эту отличительную черту характера Гусева – держаться со всеми абсолютно ровно, от официантов до руководителей государства – я обратил внимание давно. Помню, в редакцию на ланч приехали режиссёр с мировым именем Люк Бессон с женой Милой Йовович, актрисой, добившейся голливудской славы.
Предполагалось, что в формате непринуждённой атмосферы лёгкого перекусона наш журналист будет задавать именитым гостям вопросы, но корреспондент отнёсся к своим обязанностям халатно – культовый режиссёр, вспыхнув, раздражённо заметил, что репортёр плохо подготовился.
Гусев не стал устраивать подчинённому разнос при посторонних, усугубляя напряжённую ситуацию, а, говоря спортивным языком, взял игру на себя, выступив в роли опытного интервьюера, что режиссёру с актрисой ещё и польстило – статус беседы сразу возрос.
И прощались с Люком Бессоном и Милой Йовович по-дружески, довольные друг другом.
Окончание в следующем номере