КНИЖНАЯ 
ПОЛКА
Рассказы ленинградских-петербургских писателей. (Антология современного ленинградского-петербургского рассказа) / Составление, предисловие А. Скоков, редактор А. Белинский. – СПб.: Издательство «Дума», 2007.
Каждое поколение оставляет на скрижалях времени знаки, свидетельства своего опыта – всё то, что помогает упрочиться, духовно окрепнуть вослед идущим. Что же оставляет нынешнее поколение рубежа веков тем, кто выходит на запредельный виток технотронного столетия?
Поколение порубежья – дети солдат невиданно кровавой войны. Их отцы в сорок первом царапали на пороховой копоти бетона: «Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» В сорок пятом на колоннах Рейхстага предупреждали всех будущих «сверхчеловеков»: «Мы пришли к вам, чтобы вы к нам не ходили!» Великое братство простых людей, самопожертвование во имя будущей жизни, любовь к родной земле дали крепость одолеть смертельную силу зла. Это чувство братства, товарищеского плеча не могло не передаться их детям. Подросток из рассказа В. Конецкого «В шторм и штиль» вместе с бригадой грузит дрова из железнодорожных вагонов на трамвайные платформы, чтобы везти в порт. «Нева уже вскрылась, туман, дымная мгла, пакгаузы, баржи, ранний рассвет. И костёр у места выгрузки. Ощущение товарищества, общей работы, огонь костра, тихий плеск Невы и гудки паровозов, далёкий и гулкий лязг буферов. Ощущение товарищества, общей работы, огня костра». Не минутное настроение голодающего, растущего без отца подростка, а прикосновение к сердцевине бытия, к тому, что определяет смысл всей будущей жизни. Нерушимость мужской дружбы, товарищества отзовётся и в рассказах Н. Коняева «Щепки», Н. Тропаникова «Ночные деревья». Они уже о нашей, уценённой жизни.
Военное бесприютное детство, голодное, разорённое, вызывает в детских душах жажду справедливости, правды, сочувствия всему живому. Не может Павлик, приехавший в белорусскую деревню из города, видеть, как здоровенный парень кулаком и кнутом «учит» ходить в борозде лошадь Красотку, оставленную в колхозе проходившими недавно бойцами – вместо захромавшей взяли здоровую (И. Сабило, «Солдатка»). Выросшая на войне, возможно, ходившая только под седлом Красотка не может понять, чего от неё хотят. Силёнок у слабого Павлика маловато, чтобы остановить расправу, детская душа мучается от совершённого на его глазах зла. «Его тело под рубашкой горело так, словно это его, а не Красотку били свистящими кнутами».
В Закавказье, в толчее, неустройстве обездоленных войной людей находит мальчик друга, бездомного пса Дезика (И. Штемлер, «Праздник собак нашего двора»). Находит и теряет. И после мальчишеской мести торговке, уличённой в гибели Дезика, вместе с приятелем, спасаясь от разъярённой толпы, убегает на рынок, под защиту инвалидов войны. «Там уж нам никто не страшен, там нас не дадут в обиду».
В своё время В. Астафьев, хлебнувший лиха послевоенной жизни, умудрённый житейским опытом, писал, что тогда они, вернувшиеся с войны, истребившие столько зла, искренне верили в невозможность его появления вновь на земле. Природа зла не пресеклась, только обличье его стало другим; уголёк тлел, неприметно разгорался, пока не заполыхал пожаром новой великой беды, напрямую сопоставимой с минувшей войной.
За год семья российских народов убывает на миллион-полтора, тихий мор ежегодно в два раза превышает потери в Московской, Сталинградской битвах, вместе взятых. Без сообщений информ-агентств, траурных флагов, речей. Привычно, буднично, чудовищно. Писатель наделён тяжёлым даром предчувствия. Предвидение беды тонкой струной звенит в строках А. Битова («Полёт с героем»). «Солнце садилось, дул стылый морозный ветер, и какая-то опасная прозрачность наблюдалась в воздухе. В закатных лучах, на голубом фоне, отдельные, сахарные, стояли редкие заиндевевшие кубы домов, слепо и безжизненно отблёскивая гладкими окнами в закат».
Что может угрожать человеку в мирной жизни, когда вдоволь хлеба, есть одежда, кров?.. Опасность – и какая! – в нём самом. Юноша в очках, геолог, убивает на одном из северных озёр лебедя. Убивает просто так: «Подумаешь, одним лебедем меньше» (Г. Горышин, «Лебединая жизнь»). Охотник ещё не знает, что обрекает себя на холод бесчувствия. Холод пожизненной зимы. «Озёра сделались тусклы без солнца и без лебяжьего белого цвета».
Холод иной, не менее леденящей зимы сковывает сердца двух некогда любящих друг друга людей, разбивая собачье счастье преданной семье Джэн (М. Глинка, «Джэн»). «Для неё, овчарки, хозяева составляли одно существо». И когда спустя годы двое, точнее трое (с женщиной шёл подросший мальчик), случайно встречаются на аллее, Джэн не может понять, какая сила удерживает этих некогда близких людей вдали друг от друга. Её мука так велика, что, возвращаясь домой, она не идёт – ползёт за хозяином «по холодной оттаявшей земле».
Надвигающееся отчуждение матери и ребёнка в рассказе В. Насущенко «Артемида», утрата юношеской мечты героем рассказа Д. Каралиса «Катер», запоздалый приезд на родину повествователя из «Крёстной» Н. Шадрунова – главы одной повести о людской глухоте, чёрствости, недоверии, делающими невозможным не только счастье, но и простое взаимопонимание. «А ведь нужно лишь не быть заряженным злобой и неверием, уметь чувствовать «веяние воздуха» – и помощь почувствуешь очень скоро» (В. Попов, «Божья помощь»). Об этом же, пускай и запоздало, когда уже ничего не поправить, не склеить разбитое, размышляет Михаил из рассказа А. Белинского «Ночью»: «Когда же она будет, честность, среди людей? И если ты делаешь что-нибудь поганое, то почему у тебя не хватает совести отвечать за это?..»
Учительница литературы Елена Глебовна возвращается в поезде с похорон бывшего мужа (С. Носов, «Поездка в Америку»). В закутке видеосалона – билетов нет, едет зайцем – в воспоминаниях снова и снова возвращается в прошлую жизнь, где остались молодость, любовь, надежда, возвращается трудно, мучительно, возвращается к себе и наконец плачет слезами прощения. «Слёзы текли по щекам. Поезд не шёл никуда, он стоял. Он стоял среди российских полей, запорошенный снегом, в десяти вёрстах от Пыталова, в сорока девяти от Острова, ну а дальше, а дальше-то как».
Не только Елена Глебовна – многие из поколения порубежья задаются этим вопросом: дальше-то как? Ответ не совсем безнадёжен. Опора, крепость есть в каждой душе, если следовать голосу совести. Размышляет бессонной ночью о жизни своей некогда многочисленной родни Павел Сергеевич из рассказа Ю. Ломовцева «Стеклянный шар». Всякое было в той бедной послевоенной жизни. «Но ведь жили. И не теряли надежды. И помогали друг другу. И друг друга любили. Прощали грехи. Потому что умели любить и прощать». Слова обращены в прошлое, но больше – в будущее, к тем, кто идёт вослед.