Лежит Пол Ведёркин в больнице, лечится. И мечтает: «Чем я хуже Гиппократа – может, и мне какая-нибудь прелесть в белом халате даст клятву?» А тут как раз медсестра красивая. Халатики у медсестёр короткие – это чтобы длинные полы не мешали им в случае чего на помощь к больному бежать. Коленки у медсестёр круглые и мягкие – это чтобы удобно было, если надо, всю ночь у кровати больного на коленях простоять. Вырез на груди у медсестёр глубокий. Больные привыкают, что вырез – это хорошо, и легче ложатся на стол к хирургу.
Одним словом, понравилась она Ведёркину. По ночам не спит, от лекарств отказывается. Мол, поздно меня лечить. В смысле, приходите лечить меня поздно. Это он ей хотел намекнуть, но не решался. Во-первых, потому что скромный. Во-вторых, потому что они виделись, только когда она ему уколы делала. То есть, поймите эту Ведёркина трудность, общался он с ней не лицом.
Но и в таком положении старался как мог. Сначала вспомнил, что женщины любят в мужчинах мужественность. И вот лежит на животе, ждёт её. Наконец, появляется медсестра. Он этот момент не упустил, сразу сделал мужественное выражение. Жалко, отец порол мало и не от души – шрамов, которые украшают, совсем не осталось. Но Ведёркин мускулы напряг, играет ими. Тут слышит, медсестра хлопает, вроде как аплодирует. Хорошая примета, если они так друг другу с первого взгляда нравятся. А медсестра хлопает Ведёркина по этому месту и говорит: «Расслабьтесь, мужчина, чего это вы так сильно окаменели, от страха, что ли?»
Ведёркин расслабился и понял, что она смелых любит. На следующий день стратегию изменил: повёл себя смело. Плюс татуировку нарисовал шариковой ручкой – меч там, змея, и подпись крупным почерком: «Смелость города берёт». Лежит, ждёт. Входит медсестра. «Ну, – говорит, – что-то вы слишком смело штаны спустили. Нельзя так. И рисовать, я смотрю, вам не на чем – попросили бы у кого-нибудь бумажку. Смешной какой…»
Ведёркин расстроился, руки опустил, но только чтобы штаны натянуть, и догадался – ей, оказывается, смешные нравятся.
Всю ночь напролёт тренировался. Утром она приходит, укол делает, а сама смеётся. «Здорово, – говорит, – улыбаетесь, но беззубо. Хотите, я вас на 5-й этаж к ортодонту отведу? Он у нас кудесник мирового масштаба – вставит вам протезы туда. Будете дожёвывать, что ртом не успели».
Ещё на неделю хватило Ведёркина. И умным показывался, и подмигивал, и даже исполнить что-нибудь музыкальное попытался. Потом иссяк. А она вдруг приходит, склоняется над ним и говорит: «Всё, это последний укол. Выписывают вас сегодня». Ведёркин вздохнул от сознания собственной невезучести. А она: «Привыкла я к вам. Прикололась. Может быть, встретимся?» У Ведёркина прямо дыхание спёрло. Хотел даже поцеловать её, но она временно воспротивилась – не надо, мол, так высоко поднимать к лицу, укол делать неудобно.
Одним словом, через месяц сыграли они свадьбу. И живут с тех пор душа в душу себе и детишкам на радость.
Наверное, потому что у белого халата нет чёрной полосы.