Мо Янь. Страна вина /пер. с китайского И. Егорова.
– М.: Эксмо, 2022. – 448 с. – 3000 экз.
Роман современного китайского прозаика, лауреата Нобелевской премии Мо Яня (род. 1955) написан в соответствии со всеми рецептами книги, рассчитанной на читательский успех. Он увлекателен, живописен, фантасмагоричен, многослоен, причудлив по своей архитектонике.
Впрочем, завязка и основной ход событий довольно просты и незамысловаты: следователь Дин Гоуэр отправляется в провинцию Цзюго (судя по всему, вымышленную), чтобы разобраться с происходящими там событиями, – оттуда поступают сигналы о том, что местные чиновники и прочая знать занимаются каннибализмом, а именно: употребляют в пищу специально отобранных и откормленных детей. Дознание по этой душераздирающей информации составляет основную нарративную канву романа.
Но сюжет сюжетом, а по ходу повествования вся эта история обрастает огромным количеством наслоений, на линейной основе надстраивается немало этажей.
Второй ведущей темой романа является винопитие (Цзюго по-китайски – страна вина) и чревоугодие, причём в неумеренных количествах. Эти обстоятельства влияют на то, что во многом текст состоит из видений, галлюцинаций и прочей мистики. На страницах в качестве действующего лица появляется сам Мо Янь, хотя его образ существенно отличается от фигуры писателя. Литератор и сценарист тоже отправляется в эту провинцию нехороших излишеств, чтобы доработать свою книгу о связи вина с культурой. Называется его роман, о котором мы говорим, тоже «Страна вина». Таким образом, Мо Янь оказывается персонажем книги, над которой работает. Сказывается конструктивный принцип матрёшки – не такая уж новость для современной культуры.
Повествование последовательно ведётся несколькими рассказчиками: самим автором, молодым кандидатом виноведения (и тоже начинающим и амбициозным писателем) Ли Идоу, некоторыми его персонажами. При этом нередко сначала даётся литературная версия, а затем следует само событие. Всё это, с одной стороны, несколько запутывает читателя, а с другой – позволяет инструментовать тему в разных, зачастую парадоксальных регистрах.
Местная знать старается как можно помпезнее принять следователя. В его честь закатывают грандиозный пир, кульминацией которого становится коронное блюдо: зажаренный мальчик. У гостя не выдерживают нервы, он хватается за пистолет и судорожно палит в голову ребёнка. Однако принимающая сторона насмехается над ним, утверждая, что малыш был ненастоящий, а искусно приготовлен кулинарами из сладостей и корней лотоса…
Надо сказать, что опытный оперативник и в других случаях ведёт себя странновато: то безрассудно флиртует с таинственной шоферицей, то напивается, как сволочь, то впадает в транс, то идёт на сближение с воротилой подпольного бизнеса зловещим карликом Юй Ичи…
Язык романа пластически выразителен, ярок и экспрессивен, порой вплоть до натурализма: «Я слышу, как дети жалобно плачут, когда их готовят на пару и когда жарят в масле. Они плачут на разделочной доске, в соли, в соевом соусе, уксусе, сахаре, фенхеле, в сычуанском перце, корице, зелёном имбире, рисовом вине. Плач детей несётся из ваших желудков и кишечников, из туалетов и канализации, из рек и отстойников для нечистот. Их плач раздаётся в брюхе рыб и на крестьянских полях; в чреве китов, акул, угрей, рыб-сабель и других морских обитателей; в остях пшеницы, в зёрнах риса, в молодых стручках сои, во вьющихся побегах батата, в стеблях гаоляна, в пыльце чумизы. Этот невыносимый, душераздирающий плач слышен из яблок, груш и винограда, из персиков, абрикосов и орехов».
Не буду приоткрывать заинтересовавшимся потенциальным читателям завесу тайны: насколько реальны были каннибалистские поползновения бонз из Цзюго, как сложится судьба самого дознавателя, что ждёт других героев романа, – пусть это узнает тот, кто пожелает прочесть книгу самостоятельно и до конца. Но надо отметить, что этот текст каллиграфически вписан в систему китайской классики от Ван Вэя и Бо Цзюйи до Лу Синя и Го Можо.
Нередко в ироническом ключе звучат здесь и цитаты председателя Мао, да и некоторые параллели с повестью Лао Шэ «Записки о кошачьем городе» обнаружить нетрудно. Внимательный читатель заметит, что Мо Янь старается избегать прямых сатирических аллюзий, касающихся времён правления Дэн Сяопина. Нет также упоминаний о северном соседе. А что вы хотите: время работы над романом и действия в нём относятся к рубежу 80–90-х годов ХХ века, когда мы и сами во многом не отдавали себе отчёта в том, что с нами происходит.
Сергей Казначеев