Рассказ
Тогда на Западе была мода на русскую чернуху. Западные гуманисты не могли допустить даже мысли о том, что в тоталитарном государстве сохраняются хоть какие-то нравственные ценности. И любые подтверждения звероподобия ценились высоко. Как они думали дальше жить с русскими на одной планете при этой убеждённости, непонятно.
А ещё они запустили в обиход хлёсткую поговорку, как бы даже афоризм или аксиому: если ты такой умный, то почему такой бедный? А в ответ один русский барин, сибарит-вегетарианец, заявил: а если ты такой честный, почему такой богатый? Американец, впервые услышав ответ на своё национальное изречение, сначала захохотал, а потом оскорбился и ушёл, не попрощавшись, навсегда. И бог с ним.
Фотограф Лёня работал в «Вечёрке» по блату. Он школу окончил с трудом и неохотой, мама устроила его подручным одного репортёра. Мама работала в ТЮЗе актрисой в штате и с сыном была в трогательных отношениях. Лёня называл её Мамусик и считал полной дурочкой. Мама Лёню называла Леоном и тоже считала младенцем. Но они жили в коммуналке на Загородном и очень порадовались перестройке. Они целыми вечерами сидели, выключив телевизор, и обсуждали разные варианты обогащения.
Постепенно, месяца через два, их наполеоновские планы сузились до размера носового платка. Они нащупали единственное возможное для себя предприятие, где могли развернуться во весь рост. Негласно они исходили из того, что Лёня – бездарь, а Мамусик – так себе актриса. Это им здорово помогло. То есть Лёня сам себя мог считать Плотниковым, а Мамусик – Ирой Соколовой. Но в интересах дела они были реалистами. Поэтому всё у них начало получаться сразу, с первого же снимка. Лёня снял Мамусика у родной помойки, на коммунальной кухне и с тряпкой над общим унитазом.
Затем они нащупали самых антисоветских журналистов. Они очень осторожно вели своё дело. Поэтому американец, француз и японец долгое время не подозревали о том, что питаются с одних и тех же плёнок.
Вообще на этом поприще совершенно неожиданно они стали проявлять если не таланты, то незаурядные способности. Мамусик брала в театральном гардеробе костюмы прошлого века, всевозможные зонтики, сумочки, корзинки.
На Разъезжей она намекала на Достоевского, на Мойке – на Пушкина.
Но везде была омерзительно растрёпана, чулки висели, на брюхе сохла манная каша.
С христианской точки зрения многолетний пристальный интерес Запада к картинам разрухи и распада на Востоке необъясним. Как будто самый средний обыватель раз за разом должен был убеждаться в том, что Восток бездарен, дремуч, слаб. И, уже убеждённый в собственном непоколебимом превосходстве, средний обыватель вдруг вспоминал ракеты, атомные подлодки, космос, балет, хоккей, затем почему-то Чехова и снова требовал подтверждений упадка и близкого апокалипсиса на Востоке.
Такая гонка временами приедалась, но ракеты никуда не исчезали, и Лёне с Мамусиком была бы обеспечена приличная жизнь на долгие годы, если бы не человеческая жадность. Лёня пару раз был схвачен Мамусиком за руку в попытках нагреть её при расчёте. Дело в том, что Лёня через знакомую иногда беззаконно вторгался на американский континент и утаивал гонорары, заработанные на двоих.
Однажды Мамусик смотрела репортаж из Нью-Йорка и услышала о премии, которую давно уже вручили вместе с денежным эквивалентом кому, скажете?.. Конечно же, её дурачку за цикл о трущобах Петербурга. Такое предательство!
Лёня запираться не стал, но деньгами делиться не захотел. Сказал, что премия чисто престижная, безденежная. А Мамусик узнала совершенно точно через театрального режиссёра, который ездил в Сан-Диего на постановки русских пьес о голубых (тема также интересная, но об этом как-нибудь после), и этот режиссёр совершенно определённо, с привлечением Интернета, доказал Мамусику Лёнино коварство. Зачем он так старался – непонятно.
Мамусик ситуацию проплакала, потом продумала и выяснила самой себе, что не нужна Лёне. Лёня с его японской техникой вполне может снимать в студии голых лесбиянок. Зачем ему Мамусик с манкой на пузе? Зачем ему вообще эта говённая Расея, если мода кончается?
Короче говоря, один член творческого сообщества начал оплавляться. Правда, Мамусик зря так уж уверилась в подлости сына. Не было у Лёни никаких планов на будущее, кроме общих. Потому что Лёня был плоть от плоти русский человек, хотя и негодяй. Он был ленив умом. И те денежки, которые он утаивал от Мамусика, совсем не свидетельствовали о Лёниной предприимчивости.
Однако Мамусик оплавлялась и оплавлялась, как провод в слабом контакте. Она уже не называла Лёню Леоном и говорила ему «вы». Так и сказала в день происшествия:
– Вы пойдёте меня снимать в последний раз в баке среди пищевых отходов.
В голосе актрисы был такой трагизм, что Лёня затосковал. А может, она что-нибудь и чувствовала. Они вышли во двор, Мамусик взобралась в бак, и тут её и прихватило. Она натуральным образом провалилась сквозь отбросы по шею, как будто к её ногам привязали гирю.
– Леон, – растерянно сказала актриса. – Я, кажется, вросла. При… Приварилась…
– Спокойно, спокойно, – сказал Леня и, щёлкая фотоаппаратом, стал обходить бак по кругу. – Больше трагизма на лице! Больше!
…О тюзовской актрисе, живущей в баке под навесом лаборатории института сплавов, все давно забыли: собес выделил пенсию по инвалидности и махнул на пострадавшую рукой; учёные никак не могут разгадать феномен сращивания живого и неживого, а может, и не хотят; сын после создания сенсационного репортажа о вросшей в бак родительнице канул. И только сторож института иногда просыпается ночами от жуткого женского воя и торопливо пишет очередное заявление с просьбой прибавить зарплату за страх и ужас на объекте, но зарплату не прибавляют… Хотя ему действительно страшно.
ПРОЗА
Александр ОБРАЗЦОВ