ГОСЕТ: политика и искусство. 1919–1928. – М.: Российская академия театрального искусства – ГИТИС, 2007. – 464 с.: ил.
«Ну и не любят же вас в управлении!» – воскликнул, если верить руководителю Государственного еврейского театра, некий тов. Юматов, ответственный работник, проводивший ревизию в данном учреждении культуры.
Сам же Алексей Грановский, «директор, режиссёр и создатель» (а ещё точнее, царь и бог) московского ГОСЕТа, был в том же 1925 году охарактеризован в европейской печати следующим, совершенно замечательным в своём роде образом: «Внешне он представляет собой смесь американца и юнкера. <…> Совершенно не трагичный, трезвый человек (не трагичный в том смысле, в котором был не трагичен Ленин)». И наконец, венчающая всё: «Он отличный парень».
Но вот эта своеобразная личность, «парень», в описании менее всего напоминающий истинного художника, ставит спектакль, вывозит его на гастроли в Германию, и критика – видавшая виды берлинская критика – «кричит от восторга». Выдавая, между прочим, сакраментальные сентенции такого, к примеру, рода: «Как раз неевреи и должны ходить в этот еврейский театр, здесь они получают более глубокое представление о народе-мессии».
Насыщающие это исследование документы – официальные бумаги: отношения, заключения, докладные записки, протоколы, письма, служебные и частные, а также статьи и заметки из газет восьмидесятилетней давности – вообще хочется цитировать много и обильно. И не только по причине их имеющей некоторый пряноватый, жгучий оттенок специфики: «еврейский вопрос», кто бы что ни говорил и как бы нарочито ни отрицал сам факт его существования, неизбывно обладает у нас особой, хотим мы того или нет, «пикантностью», стойким полузапретным ароматом. И даже не вследствие своей бесподобной колоритности так, кажется, и просятся быть продублированы многие из этих текстов, сполна передающие как воздух эпохи, так и дух нации, порой заставляющие вспомнить Ильфа и Петрова («смычка с мангеймовскими раввинами», которую Москва ставила в качестве одной из главных «политических ошибок», допущенных ГОСЕТом по ходу тех самых немецких гастролей), а порой – отсылающих прямиком к Шолом-Алейхему, его поэтике, его героям. Взять хотя бы эпопею с так и не состоявшейся в итоге поездке театра в Штаты, где главными фигурантами выступала пара горе- (как оказалось на поверку) организаторов – М. Элькин и Э. Релькин, благополучно заваливших всё дело. Но основная сила притягательности богатейшего свода использованных в книге источников заключена, по нашему ощущению, всё же в том, что они оказались извлечёнными на свет божий из-под тяжёлых архивных спудов, из многолетней архивной пыли едва ли не случайно, не будет сказать преувеличением, в нарушение всех законов.
Ну какого здравомыслящего человека, скажите на милость, заставишь сейчас перелопачивать горы единиц хранения в бумажном наследии организаций типа ЦБ Евсекций или Нацмен (не говоря уже о Наркомпросе, Наркомфине и Малом Совнаркоме) с целью выявления документов, имеющих касательство до давно закрытого театра, который никогда не будет возрождён и у которого нет духовных наследников? Кто станет заказывать переводы изрядного количества иноязычных рецензий, в том числе с языка, по сути, мёртвого? Ведь идиш, на котором в первой половине ХХ века изъяснялись миллионы, на котором играл свои спектакли Государственный еврейский театр, сегодня практически ушёл в небытие.
Зачем, кому всё это нужно, тем более что история ГОСЕТа худо-бедно (именно что так) изучена, узловые имена, названия и даты выявлены, обозначены и сданы всё в тот же архив. Люди, сколько-нибудь интересующиеся нашим театральным прошлым, да и условные «знатоки» из телевизора среагируют незамедлительно – был такой великий артист Соломон Михоэлс и вроде бы ещё один выдающийся – Вениамин Зускин. В «Короле Лире» они потрясли Москву…
Для того чтобы были подняты в полном смысле слова пласты крайне слабо изученного первого десятилетия существования ГОСЕТа, годы, когда во главе его стоял «формалист», а впоследствии эмигрант (со всеми вытекающими отсюда для него последствиями) Грановский, для того чтобы жизнь этого выдающегося коллектива была подробнейшим образом рассмотрена не только с эстетической «колокольни», но и в заземлённом политическом «разрезе», а ещё с горних высот национальных и межнациональных проблем – для всех этих «странных» занятий должен был отыскаться сверхувлечённый и кропотливый герой-одиночка. По фамилии, понятное дело... Иванов.
Завотделом ГИИ Владислав Иванов хорошо известен в узком кругу театроведов как автор целого ряда образцовых публикаций и исследований, посвящённых отечественной сцене начала прошлого столетия. На сей раз он создал не только «колумбову» во многом монографию, но и повествование, круто замешенное на таких понятиях, как историческая память, восстановление справедливости, нравственная ответственность. Да, возможно, автора здесь не назовёшь абсолютно беспристрастным: если использовать актёрскую терминологию, он выступает стопроцентным «адвокатом» предмета своего изучения и описания. А некоторой доли «прокурорской» строгости, наверное, не помешало бы: и по отношению к куда как непростой личности Грановского, и применительно к некоторым из «друзей» театра из числа тех же руководящих «евсеков», представлявших собой достаточно жутковатые фигуры, – так и тянет уподобить их гротескно-зловещим макабрическим евреям с госетовских подмостков...
Впрочем, всё это срывание всех и всяческих масок и отделение овец от козлищ (необходимое – при всей «тонкости» вопроса) – дело будущих исследователей. А они рано или поздно появятся, ступят на взрыхлённую Ивановым почву. И это будет не только правильно, но и необходимо. Потому что ГОСЕТ – одно из самых удивительных сценических феноменов 1920–1930-х годов является и нашим общим российским достоянием. И потому ещё, что в соответствии с открывающим книгу точным и афористичным наблюдением: «Это только для антисемитов евреев всегда слишком много. Для театра как культурного института евреев всегда слишком мало».