В продолжение совместного проекта «Литературной газеты» и МГУ имени М.В. Ломоносова, посвящённого Году литературы, мы публикуем статью доктора филологических наук, профессора Натальи Михайловны Солнцевой. Материал посвящён проблеме, которая уже затрагивалась в рамках нашей рубрики, – это проблема современных научных изданий классики. Сегодняшняя статья расскажет читателям о новом полном собрании произведений В.В. Маяковского.
Маяковский В.В. Полное собрание произведений: В 20 томах.Т. 1, 2, 3. – М.: Наука, 2013, 2014.
20 мая 2015 г. в «Литературной газете» опубликована статья Г.В. Зыковой «Когда начальство ушло. О современном общественном статусе научных изданий русской классической литературы», в которой звучит горечь разочарования: при некотором постсоветском буме научно подготовленных изданий произведений классиков всё же много начатых проектов не реализовано, а некоторые появившиеся собрания сочинений недосягаемы из-за абсурдно маленьких тиражей. Полному собранию произведений Маяковского повезло (или пока повезло) – его всё-таки начали издавать. Но вышедшие в свет три тома купить невозможно. Найти их в интернете тоже нет никакой возможности.
Академическое собрание открывает специалисту-исследователю и просто читателю победы и драмы литературной судьбы поэта, интриги текстологического характера. Усилиями учёных ИМЛИ РАН мы, во-первых, получаем выявленный на сегодня полный свод произведений Маяковского, редакции, черновики, наброски, письма, записные книжки, даже тексты, чья принадлежность Маяковскому не вполне очевидна. Отметим, что перед нами не собрание сочинений. Издаётся собрание произведений, включающее плакаты, агитлубки, живопись, графику; то, что в предыдущих изданиях использовалось как иллюстрация, здесь – самоценное жанровое образование. И во-вторых, представлен обширный научный комментарий (общий объём в трёх томах – 462 страницы), непредвзятый, описывающий истинную историю русской литературы досоветского и советского периодов с её религиозно-философскими, политическими, стилевыми ориентирами, создающий картину критики, отражающий историю литературоведения. Научный аппарат издания не сводится к накопительной функции; помимо богатейшего фактического материала в нём ярко проявилась современная научная мысль.
Несомненно, учтён опыт прежних собраний сочинений поэта – десятитомного 1927–1932 гг., двенадцатитомного 1939–1949 гг., тринадцатитомного 1955–1961 гг. Новое издание, судя по первым трём томам, свободно от мифов, неизбежных в любой гуманитарной науке. Конечно, настоящее собрание опирается на канонические принципы текстологии. Перед составителями, комментаторами, редакционной коллегией, рецензентами стояли проблемы и лакун в истории текстов, и прежних ошибок. Необходимо было реконструировать работу Маяковского над произведением с учётом многих условий – от специфики почерка, биографического факта, творческой манеры до литературного контекста. Проделана колоссальная работа, сопоставлялись все изданные, рукописные, машинописные, фонографические варианты, учтены корректурные листы неизданных книг. К сожалению, далеко не все автографы – черновые и беловые – сохранились. Так, из 160 стихотворений, составивших первый том, в распоряжении учёных – около 70 рукописных источников.
Камень преткновения для издателей сочинений Есенина, Пильняка, Маяковского, Бабеля, Ремизова, даже Бунина и многих-многих других – правило последней авторской воли. Что сегодня считать последней волей и насколько ей отвечает последнее прижизненное издание? Как её отделить от подневольности и сомнений автора, вмешательств редакторов и публикаторов?.. Маяковский для перепечатки произведений порой обращался к тому, что было под рукой, – неправленому автографу, неправленой машинописи или напечатанному варианту, в который вносил изменения и не учитывал той правки, которую ранее сделал в этом же тексте. Приведу фрагмент комментария, сопровождающего стихотворение «9-е января» (1924): «Судя по ряду деталей, публикации в «Красной Татарии» и «Смене» не являлись перепечатками из «Известий», как считалось раньше, а восходили, вероятно, к каким-то авторским источникам. Однако их невозможно рассматривать в качестве основы, поскольку текст в обеих газетах воспроизведён с грубыми искажениями».
Принципиальным стало выявление именно творческой авторской воли. Так, в ряде ранних изданий поэзии Маяковского нет нормативной пунктуации, что характерно для текстов авангардистов, будь то футуристы, имажинисты или обэриуты. Но она появилась в изданиях сочинений Маяковского советского времени. Или ещё пример: известно 14 источников «Необыкновенного приключения, бывшего с Владимиром Маяковским летом на даче», в которых достаточно разночтений – от заглавия, содержания строк до пунктуации. На чём остановиться – «Стихов и света кутерьма» или «Лучей и света кутерьма»? «Я крикнул солнцу», «Я рявкнул солнцу» или «Реву я солнцу»? В текстологической работе внимания требует даже написание иноязычных слов, воспринятых Маяковским на слух. Если унификация такого слова ущемляла звуковой, ритмический строй строки, сохраняли «Волстрит», «Массачузэт» и проч.
В комментариях мы находим материал, касающийся происхождения образа – импульсивного, контекстного или искусственно сотворённого. Вот несколько примеров. Во время визита к М. Горькому в 1915 г. Маяковский спрашивает М.Ф. Андрееву, не боится ли она, что он украдёт у них серебряные ложки, а в 1916 г. появляется «Анафема» со строкой «я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!». Строка «Вошёл к парикмахеру, сказал – спокойный» из «Ничего не понимаю» (1913) коррелирует с сюжетами картин М. Ларионова. Сквозной мотив стихотворения «Шумики, шумы, шумищи» (1913) ассоциируется с мотивами изобразительного искусства и музыкой авангарда, с манифестом Л. Руссоло «Искусство шумов» (1913). Снижение традиционно высоких образов в «Адище города» (1913) рассматривается как результат усвоения приёмов поэзии Д. Бурлюка, ориентировавшегося на поэтику французов – «проклятых поэтов».
Чтение научного аппарата открывает широчайшие научные перспективы и является увлекательным занятием – многие комментарии строятся на филологической интриге. Так, в первом томе представлены версии появления строки «Я сошью себе штаны из бархата голоса моего» («Кофта фата», 1914). Читателя отсылают к «Египетским ночам» А.С. Пушкина, к «Альманаху каламбуров», составленному в 1771 г. маркизом де Бьевром, к появившимся в 1916 г. строкам В. Шершеневича «Из Ваших поцелуев и из ласк протёртых / Я в полоску сошью себе огромный плащ» («Так ползите ко мне по зигзагистым переулкам мозга…»). Известная фраза Маяковского «Вы у меня украли штаны!», брошенная Шершеневичу, не могла не породить вопроса о плагиате. Представленный в комментариях материал не аксиоматичен, скорее он отражает поиск истины. Уже после выпуска в свет первого тома появилась монография В.А. Дроздкова «Dum spiro spero: О Вадиме Шершеневиче, и не только: Статьи. Разыскания. Публикации» (2014), в которой, конечно, прозвучал вопрос о том, кто у кого украл штаны: реконструируя последовательность набора текстов Маяковского и Шершеневича, автор полагает, что первоначальный, 1914 г., вариант строки Шершеневича «Из Ваших поцелуев и из ласк протёртых / Я в полоску сошью себе огромные штаны» разрушает версию о Шершеневиче-плагиаторе; примечательна и отсылка к более раннему стихотворению Саши Чёрного «В редакции толстого журнала» (1909).
В комментариях есть зёрна диссертаций и романов. Например, Маяковский заявил о своём разрыве с редакцией «Стрельца», поскольку под одной обложкой с «Анафемой» была опубликована статья В.В. Розанова «Из последних страниц истории русской критики», в которой содержались антисемитские выпады. По сути, издатели привлекают наше внимание к интереснейшей теме «Розанов и Маяковский». К слову, в 1921 г. была публикация литератора и издателя В. Ховина «В.В. Розанов и Владимир Маяковский», в которой говорилось о том, насколько они «существа разных измерений» и, в то же время, насколько Маяковский – «неожиданное исполнение одного из мечтаний» Розанова. Текстологическая информация, обрастая фактами контекстного характера, разворачивается в полноценную статью с чередой мотивировок и соответствующим объёмом. Так, история стихотворений «Юбилейное» (1924) и «Сергею Есенину» (1926) – это рассказ о творческом антагонизме и точках взаимного притяжения поэтов. Или в связи со стихотворением «Венера Милосская и Вячеслав Полонский» (1927) излагаются сложные отношения поэта с талантливым критиком В.П. Полонским.
Пришлось прибегнуть к особому типу комментария в третьем томе, куда включены стихи Маяковского-газетчика. Причём ряд стихотворений 1927–1928 гг. не вошёл в прижизненные книжные издания. Кроме того, комментаторы зафиксировали неизвестные прижизненные перепечатки текстов Маяковского. Обновлён и дополнен раздел «Варианты». Во-первых, газетный стиховой массив нуждался в общественно-политическом контексте, потому в комментариях приведены данные о содержании подборок, цитаты из соответствующих статей. Во-вторых, сделан акцент на связи этих стихотворений с поэзией предшествующих лет.
Полемический характер комментариев – ещё одно свидетельство живой жизни академической науки. Почему то или иное произведение не было опубликовано при жизни поэта? В основной корпус текстов включена «Балалайка» («Балалайка / скрипка бала / оборвала / бала / лайка»), по версии В.А. Арутчева и Н.И. Харджиева, незаконченная. В собрании произведений высказан ряд иных возможных причин; в частности, допускается, что Маяковский мог посчитать публикацию «Балалайки» в «Дохлой луне» (1913) избыточной рядом с «Исчерпывающей картиной весны» («Листочки. / После строчек лис – / точки»), решающей те же творческие задачи. Или подвергается сомнению точка зрения, согласно которой стихотворение «Киев» (1924) написано до смерти Ленина. Или оспаривается текстологическая версия стихотворения «На учёт каждая мелочишка» (1924), высказанная М.Л. Гаспаровым.
Особый вопрос – о специфике заглавий, которые, как правило, имеют сильную семантическую позицию. Остроумно сказал А. Эткинд («Поэтика заглавий»): «Заглавие связано с текстом, как имя с вещью». Оказывается, в поэтической практике Маяковского – не всегда. Стихотворение «Ничего не понимаю» (1913) в «Рыкающем Парнасе» (янв.1914) публиковалось под заглавием «Пробиваясь кулаками». Благодарю автора комментария за следующее разъяснение: оба заглавия не имеют явной связи с сюжетом и «носят метатекстовой характер, отражая взаимоотношения ранней поэзии Маяковского (и поэзии русских футуристов в целом) с господствующими литературными вкусами». По-видимому, не всегда заглавие обусловлено сутью произведения или эстетической установкой автора. Мы не найдём в перечне произведений названия «Ко всему», хорошо известное стихотворение опубликовано как «Анафема». В сборнике футуристов «Стрелец» (1916), в книгах «Всё сочинённое Владимиром Маяковским» (1919), «13 лет работы» (1922) оно и печаталось как «Анафема», но в десятитомном собрании сочинений названо «Ко всему». «Анафема» и «Ко всему» никак не коррелируют между собой. Здесь, несомненно, есть интрига вокруг авторского волеизъявления. Комментаторы наверняка всё об этом знают, мы можем лишь догадываться. Напомню начало: «Нет. / Это неправда. / Нет! / И ты? / Любимая, / за что, / за что же?!»
Очевидную ценность комментариев составили и фрагменты, касающиеся поэтики Маяковского (суггестивная аллитерированность стиха, «переходящая» рифмовка и проч.)
Последовательность произведений выполнена по жанрово-хронологическому принципу; если дата создания текста не установлена, он расположен в соответствии с предполагаемой датой написания или датой первой публикации. Исключением стала публикация поэтических циклов, при этом определяющее значение получило время написания основной части. В состав первого тома вошла статья «О структуре и основных текстологических принципах издания». Каждый том снабжён разъяснением специфики его состава, разделом «Варианты», иллюстрациями, перечнем условных сокращений, алфавитным указателем стихотворений.