Беседу вёл Александр Матусевич
7 августа празднует 80-летие заслуженный деятель искусств России, композитор, автор первой советской рок-оперы Александр Борисович Журбин. В грядущем сезоне знаменательной дате будет посвящён авторский музыкальный фестиваль, который пройдёт в разных городах России и не только. О дне сегодняшнем и о планах «ЛГ» поговорила с юбиляром.
– За прошедшие пять лет с вашего предыдущего юбилея мир кардинально изменился. Как вы их прожили, что нового сочинили?
– С 1990 года я живу в США и России попеременно, подолгу то тут, то там. Пандемия меня застала в Америке – с тех пор я в основном здесь, за океаном. Сочинил довольно много за это время. Но в основном в серьёзном жанре, то, что меня увлекало с раннего детства. Я написал четыре симфонии (с 7 й по 10 ю), они все очень разные, и они все впервые прозвучат на предстоящем фестивале. Седьмая прозвучит в Питере, а Восьмая, Девятая и Десятая будут исполнены в Большом зале Московской консерватории 12 сентября, в день открытия фестиваля. Проведёт этот концерт новый для меня дирижёр Константин Чудовский. Я его не раз видел и слышал, когда он работал в «Геликон-опере», и он всегда мне очень нравился. Посмотрим, как он проявит себя в моём концерте. Солист – прекрасный пианист Филипп Копачевский, его я тоже знаю много лет.
Перечислять всё, что я написал за это время, – займёт слишком много места. Это и балет, и камерная музыка, и сольная музыка для инструмента фадолина (это шестиструнный альт), и для баяна новой конструкции, и вокальная музыка на стихи хороших поэтов. Многое из этого прозвучит на фестивале. Будут многочисленные концерты в обеих наших столицах, на моей родине – в Ташкенте, а также в Париже. Евгений Писарев поставит моего «Биндюжника» в Петербурге, в Кремлёвском дворце съездов будет новая постановка «Орфея и Эвридики», много камерных вечеров пройдёт в Гнесинке, Доме композиторов, Доме актёра…
– Будет ли на фестивале звучать ваша академическая оперная музыка, которой вы столько сил отдавали в прошедшие годы? Ведь это, наверное, самое дорогое и сложное искусство, организовать постановку оперы всегда непросто…
– Да, я увлекался оперной музыкой. И написал в общей сложности десять опер – и больших, и камерных, и рок-опер. Все они были так или иначе поставлены в разных театрах. Но сейчас я немного изменил свой ракурс. Писать оперы – это очень долгий и сложный процесс. Многие спрашивают: а что сначала пишется – синопсис, или либретто, или музыка, или как-то всё вместе? А я привык к такому ответу: самое главное в опере – это контракт. Потому что это гигантский труд – пройти через стадию синопсиса, потом либретто, потом клавира, потом партитуры, потом работы с режиссёром – и вдруг всё это обрушивается... Потому что, например, нет денег на постановку. И всё, над чем композитор трудился два или три года, идёт насмарку. И это ужасный удар! Я несколько раз перенёс это и понял: сначала нужен контракт. Тогда дирекция (или продюсер) просто обязана как-то компенсировать твои убытки, если что-то срывается, и это уже не так обидно. А поскольку оперные театры почти не ставят сейчас новых опер, то я отклонился от этого направления. Хотя мои оперы шли и в Большом театре (на Камерной сцене имени Покровского), и в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, и несколько раз были концертные исполнения на разных сценах, включая Большой зал Московской консерватории. Но новых опер на этом фестивале не будет. Будут исполнены опу¬сы прежних лет в концертном варианте – опера «Альберт и Жизель» в Ташкенте, а также опера-триптих «Метаморфозы любви» в Петербурге. Но поскольку я суеверный, то разглашать всех тайн пока не буду.
– Насколько ваша музыка востребована? Вы как автор удовлетворены частотой её исполнения?
– Конечно, не удовлетворён... Я думаю, любой современный композитор скажет вам то же самое. Даже Филип Гласс или Джон Адамс будут недовольны «частотой» – хотя их произведения играют довольно часто. Но всё равно чаще всех звучат всё те же три «Б»: Бах, Бетховен, Брамс. Или четыре «Ш»: Шуберт, Шуман, Шопен и Штраус... Конечно, их немного больше, но никак не больше 25 имён. И это уже навсегда «запечатанный» список. У нынешних композиторов нет ни малейшего шанса к ним приблизиться... Неважно, кто они – модернисты, авангардисты, или традиционалисты, классицисты, или попсовики-эстрадники. Всё равно их забудут через пару лет их физической жизни. Когда ты это поймёшь – жить становится легче и спокойнее...
– По моим ощущениям, в России более всего востребованы ваши мюзиклы. А что более всего исполняется вне родины?
– Да, мои мюзиклы довольно активно исполняются в России и некоторых других странах бывшего СССР. И на фестивале будет несколько названий: «Биндюжник и король», «Мышеловка», «Щелкунчик», «Куртизанка». Все эти сочинения уже давно ставятся, но публика ходит, и театры их не закрывают. Будут и новинки, но пока промолчу – опять же чтобы не сглазить. Что касается исполнения за рубежом, то это всегда очень долгая история. У меня шёл один мюзикл в Филадельфии, сейчас в двух американских городах собираются поставить два моих сочинения. Но в США никто никуда не торопится, всё делается долго, главный вопрос: а где взять деньги? Поскольку сейчас цена постановки мюзикла на Бродвее подымается до двадцати, а то и тридцати миллионов долларов, то, понятное дело, новых мюзиклов всё меньше: никто не хочет рисковать такими огромными суммами. Да и спектакль на офф-Бродвее стал очень дорогим. И бедные русскоязычные театры, которых сейчас много и в Нью-Йорке, и в других городах Америки, как правило, существуют два-три года и сгорают, не выдерживая давления Города жёлтого дьявола. Хотя многие русскоязычные артисты, музыканты, литераторы делают туры по городам Америки. И ваш покорный слуга вместе с женой Ириной Гинзбург-Журбиной тоже иногда выступает в разных русскоязычных «комьюнити». И не скрою, это приятно греет душу.
– Отмечаете ли вы для себя кого-то из молодых композиторов России, Америки или мира? Кто-то близок вам эстетически, в ком-то вы, может быть, видите продолжателя именно вашей линии творчества?
– Вы знаете, нет, никого назвать не могу. Мюзиклы сегодняшние почти все неинтересны, песни, джаз, рок тоже удивительно банальны и стандартны. Рэп, хип-хоп и прочая белиберда меня вообще не интересует. Хотя внуки наши этим увлечены, но это возрастное, я уверен. И в классической музыке нового почти нет. Хотя некоторые исполнители классической музыки тянутся к современным композиторам. Но в лучшем случае на бис звучит что-то быстрое и забавное. И всё.
– У вас очень творческая семья. Какие свершения и планы сейчас у ваших близких?
– Спасибо за этот вопрос. Да, действительно, у нас в семье много талантливых людей. Моя жена Ирина Гинзбург-Журбина – талантливый поэт, переводчик, писатель. В последнее время много поёт, и её пение завораживает публику. Наш сын, Лёва Журбин, удивительный музыкант, композитор, аранжировщик, альтист, играющий на фадолине. Он является одним из аранжировщиков Густаво Дудамеля, который с этого сезона становится главным дирижёром Нью-Йоркской филармонии. Моя покойная кузина, Ира Вальдрон, замечательная художница, оставившая множество прекрасных работ. Мой брат, Юрий Гандельсман, альтист, дирижёр, преподаватель. Мой племянник Джонни Гандельсман, скрипач, руководитель квартета «Бруклинский наездник», недавно получил премию Мак-Артура, так называемую Премию гениев. Мой кузен Володя Гандельсман – поэт, переводчик, эссеист. О каждом из упомянутых можно написать книгу. Или диссертацию. Или книгу-диссертацию. Но пусть этим займётся кто-то другой...