Салимьян Бадретдинов
Родился в 1950 году в деревне Идрисово Кигинского района Башкирской АССР. Член Союза писателей РФ и РБ, кандидат филологических наук, заслуженный работник культуры Республики Башкортостан. Работал директором сельской школы, корреспондентом газеты «Башкортостан», главным редактором издательства «Китап», заместителем главного редактора журнала «Ватандаш». Автор около двух десятков книг.
* * *
Словно впервые увидев летнюю красоту окружающей природы, Назгуль остановилась в изумлении и радости: лоно Уральских гор так величаво, безмятежно и прекрасно! На плавном, размеренном ветру качаются душистые травы, цветы. Среди них краснеют поспевшие ягоды земляники. Бабочки, пчёлы садятся на цветы, шмели гудят, на стебли и ветки взбираются жучки и гусеницы, муравьи куда-то спешат по своим делам, из устроенных прямо на земле, в траве гнёздышек вспархивают птички… Как будто сделав для себя какое-то открытие, Назгуль размышляла: «В этом бренном мире помимо вечно занятых ежедневной суетой людей, оказывается, есть и другой мир – мир живой природы. И обитатели этого мира заняты своими заботами. Просто мы не видим, не очень хорошо знаем и понимаем этот мир. Больше того, этому удивительному, чудесному, изысканному миру даже не умеем быть благодарными, не делаем добро. Сколько же тайн хранит этот мир, сколько тайн...»
Из этих раздумий Назгуль вывел несущий от раскинувшегося в ложбине серебристо журчащего родника воду её муж Кабил:
– От чего это ты так пришла в изумление?
– Посмотри, как прекрасен мир, в котором мы живём! Вон вдали озёра Ускуль, Узункуль, наша деревня, места, где мы собираем вишню, ягоды, наш далеко раскинувшийся Урал. Мне хочется подняться в небо, хочется полететь!
– А что же я буду делать, если ты поднимешься в небо и полетишь? Спустись на землю, дорогая. Ты всех милее на свете, слаще вишни, слаще хурмы.
Кабил обнял взятую только этой весной в жёны Назгуль и ласково произнёс:
– Сейчас не время любоваться природой. Давай повесим казан, положим варить мясо и пройдёмся косами по лугу несколько кругов до обеда. Ладно?!
– Сейчас, Кабил, сейчас…
Назгуль росла с бабушкой, под её присмотром и воспитанием. Свою любимую внучку бабушка всегда брала с собой в поле, в лес. Некоторые люди, односельчане, называли бабушку странной, немного тронутой – она разговаривала, как бы беседовала с пчёлами, жучками, птицами, травами, цветами, деревьями.
– Как поживаешь, мой райский уголок?! Здоров ли? – говорила она бывало. – Ты по-прежнему прекрасный, душевный. Мы только состарились. Слава Всевышнему, вот опять пришли к тебе. Разреши уж, пожалуйста, нам с внучкой собрать твоих ягод…
Собрав туесок крупных, с большой палец, ягод, спустились к роднику. Держа свою чашку, бабушка обратилась к роднику:
– Холодный родничок, в жаркий день во рту у нас пересохло, пожалуйста, позволь нам утолить жажду… Ах, как свежа, как вкусна твоя вода, телу – исцеление, душе – наслаждение.
Всё это очень интересно и удивительно. То ли это опьянение от чувств и эмоций, то ли искренность, душевность, желание, а может быть, неведомая другим тайна, загадка, секрет? Желая разгадать эту тайну, Назгуль спросила свою бабушку:
– Олясэй, почему ты разговариваешь с птицами, лугами-тугаями, речками-родниками, зачем спрашиваешь у них разрешения?
– Ко всему сущему на земле нужно быть милосердным, участливым, доченька. Даже вон к той пригревшейся на камне змее.
– Вот к этой омерзительной невзрачной твари? Ну-ка запущу сейчас в неё камнем.
– Чу, детка! Не порть свою карму, – остановила её бабушка и принялась читать молитвы:
– О Создатель! Храни нас от внезапного исчезновения нашего благосостояния, данного тобой богатства, здоровья, счастья, уюта и удачи, от нежданных бед и мучений, других несчастий! – затем, успокоившись, сказала:
– У всего живого на земле, хорошее оно или плохое, есть свой уклад, свой образ жизни. Змея, если её не тронешь, никогда не ужалит тебя. Она же не может, как мы, защитить себя. Нельзя убивать змею, которая не приносит никому вреда. Особенно белую змею, царя змей.
– А если убьёшь, что будет?
– На тебя упадёт её проклятие, удача от тебя отвернётся, не будет счастья, жизнь станет невмоготу…
Любуясь волнующимся на размеренном ветру разнотравьем широкого луга, Назгуль нежно обратилась к нему:
– Эй, хозяин этого блаженного места, разреши, пожалуйста, косить твою траву! Нашей скотинушке на зиму нужно сено. Коровушка наша пусть будет справной, сытой, пусть даёт нам целебной пищи!
– Никак и ты, как твоя олясэй, умом тронулась, – рассмеялся Кабил на весь луг.
Не обращая внимания на подтрунивания мужа, Назгуль принялась косить.
Пройдя ещё один покос, выйдя на новый, Кабил кинул взгляд в сторону своей Назгуль. При каждом взмахе косы соблазнительно покачивается её талия. Ветер треплет её лёгкое летнее цветастое платье. Словно у райской девушки, её стройный стан как будто просвечивается под ярко сияющим солнцем, пробуждая тайные желания. Не в силах сдержать эти желания, Кабил устремился к жене, обнял её за тонкую талию и начал целовать её шею, руки. Обуреваемый чувствами и желаниями, парень положил жену на пышную, словно подушка, источающую ароматы скошенную траву. И в ту же минуту Назгуль, вздрогнув, истошно завопила: «Змея! Змея!» Кабил обернулся и в самом деле увидел ползущую змею. Может, лежала как раз в том месте, куда он повалил свою Назгуль? Разозлённый парень быстро схватил косу и задней стороной лезвия сильно стукнул змею по голове. Змея стала извиваться, затем перевернулась на спину и затихла. Совсем рядом с ней в земле две норы, но змея не успела уползти в одну из них… Назгуль совсем расстроилась… Не дойдя до конца покоса, остановилась и пошагала в сторону костра, её охватила какая-то неизвестная, тёмная тревога. Без особого желания Назгуль начала готовить обеденную трапезу… Молча пообедали. Назгуль собрала посуду, помыла её, расстелила коврик и прилегла отдохнуть. Тело отяжелело, глаза сами собой закрываются. Стоило ей опустить голову на охапку травы, как тут же провалилась в сон…
Высунув из норы своё длинное тело, змей-отец оглядел округу, оставаясь некоторое время в застывшем положении, качнулся и зло зашипел. Подруга его с разбитой головой, раздавленная, лежит рядом... Он подполз к мёртвой змее-матери и, как бы прощаясь с ней, начал извиваться, крутиться вокруг неё, затем, схватив её за хвост, потащил к муравейнику. Через некоторое время несчастную тварь облепили суетливые муравьи.
Змей медленно пополз в сторону спавших косарей. Уверенный в том, что только он является хозяином окружающей природы, животного мира, творящий всё, что захочет, представитель рода человеческого безмятежно растянулся на земле. Качнув головой, змей издалека уставился на человека: «Если волью в него свой яд, он умрёт быстро и легко, ничего не почувствовав. Нет, за своё злодеяние он не должен слишком просто уйти из этого светлого мира в тёмный, пусть он горит, страдает, мучается. Отомщу тем, что нанесу вред самому дорогому, любимому его существу, тем самым ввергну его в тоску, печаль и мучительные страдания».
Выпучившись, змей уставился на Назгуль. «Как она прекрасна! Виднеющиеся из приоткрытого разреза платья изящные груди, покачиваясь при каждом вздохе, будоражат рассудок, зовут приласкать их. Изогнутые дугой брови, рассыпавшиеся от лёгкого ветра волосы делают её ещё более таинственной, прекрасной». Не решившись свести на нет такую красоту, жаждущий крови потянулся к мужчине: «Поражу злодея самого, и всё. Собаке – собачья смерть. Фуф-фуф, кошма, одежда его пропахли лошадиным потом». В отвращении змей повернул голову: «Я же всё-таки из мужского племени, лучше стану хозяином этого прекрасного существа». С этими намерениями змей завилял своим гибким телом и вновь уставился на Назгуль. Разморённая змеиным заклинанием, от его силы и мощи Назгуль погрузилась в ещё более глубокий сон, губы её раскрылись, словно бутон цветка. И в этот миг громко заржал конь. Кабил, вздрогнув, проснулся и заметил, как в рот его жены заползает змея. Поражённый увиденным, он сидел в оцепенении, как будто его сковал паралич. Это что за дела? Сон или явь? Нет, не сон, это реальность. Он собственными глазами видел, как в его жену вползла змея! «Мерзкая тварь внутри жены, её жизнь на волоске, вот-вот может оборваться». От этой мысли у Кабила внутри всё похолодело, потом бросило в жар.
– Назгуль, Назгуль, – взмолился Кабил. – Вставай, просыпайся.
Словно испытывая удушье от злого духа, Назгуль долго не могла проснуться, наконец открыла глаза, пришла в себя.
– Приснилось, будто устала сильно, во рту пересохло, как будто всё пью и пью из родника холодную воду. И внутри у меня какой-то холод. Неужели, пока спала, от холодной земли простудилась?
– Кажется, и на мои суставы холодный айран подействовал. Что-то всё тело знобит, голова разболелась, – схитрил Кабил. – Айда, поехали домой, баню затопим, пропаримся. У твоей олясэй баня целебная…
– Солнечные лучи ещё не остыли, небо ясное, ни облачка. Весь народ в поле, на сенокосе, а вы домой вернулись. И что бы не покосить до позднего вечера? Вот ветрогоны, – с таким недовольным ворчанием встретила их олясэй.
– Нездоровится что-то, почему-то всё время в сон клонит, сроду такого не было. Не ругай уж нас, олясэй, завтра поднимемся рано и будем косить от росы до росы, – оправдывалась Назгуль.
– Ну, раз так, поди полежи в дальней комнате, а мы с зятем баньку затопим.
Оставшись наедине с Кабилом, олясэй, будто ясновидящая, почувствовала неладное и спросила:
– Что случилось с Назгуль? Говори, ничего не тая.
– В Назгуль… В живот Назгуль заползла змея.
– Господи! Боже мой! В чём вина чистого сердцем ребёнка? Чьё проклятие пало на неё?..
– Я… Я… Змею убил на покосе. Наверное, это её месть…
– Злость, недобрые и необдуманные дела ни к чему хорошему не приводят… Не стой торчком, как дубина стоеросовая, будем выводить змею, дадим Назгуль выпить молочной сыворотки – эркет…
Разбудили Назгуль и повели её в баню. На полку в бане Назгуль стала засыпать. Затихли в ожидании, лишь сердца стучат в тишине: тук-тук-тук… Вдруг резко показалась змея. Кабил схватил её щипцами, сунул в мешок и выскочил на улицу. Во дворе, недолго думая, бросил сверху, на мешок, неподъёмно тяжёлый плоский камень.
Зайдя в баню, Кабил укрыл спокойно спящую на полку Назгуль льняным покрывалом, поднял и понёс её домой, положив там на устланную мягкой периной кровать. Так и не сумевший добиться своего на покосе, сейчас Кабил, вновь охваченный неудержимым желанием, погрузился в нежность и блаженство. Через некоторое время, обретя силы и уняв возбуждение, забыв даже сказать Назгуль ласковые слова, он погрузился в сон.
В середине ночи Кабилу приснилось страшное видение. Откуда-то неожиданно возникли змеи. Их много, ползут с шумом, злобным шипением. Кабилу стало страшно, он испугался и побежал. Будто бы и те две змеи, убитые им на покосе и дома, тоже ожили. Одна колесом катится по траве, другая, подняв голову, скачет на хвосте. Истошно закричав, Кабил улетел в тартарары. Проснувшись, он обнаружил себя на голом полу…
Взметнув свои длинные ресницы, Назгуль проснулась. В комнату льётся спокойный, уютный свет, легкий ветерок ласкает лицо через открытое окно… Назгуль поднялась. Увидела сидящего на крыльце с бледным, как полотно, лицом Кабила. Как будто всю ночь с чертями-дьяволами бесился, проглотил мёртвую воду, лишившую его задора, жизненной энергии, силы и духа… Попив чаю, Кабил нехотя стал собираться на сенокос. Всё у него сегодня не ладилось, шло наперекосяк: порезал руку о косу, хомут надел не с той стороны, кобыла никак не хотела заходить между оглоблями, тяжки арбы соскочили, а потом верёвка хомута оборвалась… Когда прибыли на сенокосное поле, Кабил распряг лошадь, стреножил её и пустил пастись. Кое-как отбив и поточив косу, стал косить. Теперь уже в его взмахах нет задора, нет желания показать свою удаль и силу. Пройдёт один покос и сидит, пройдёт ещё один и опять садится. Как будто кто-то вытянул из него все жилы и соки, разрушил всю его жизненную энергию, иссушил все желания. Ближе к обеду сели попить чаю.
– Лошадь твоя не щиплет траву, опустила голову и стоит, смотри-ка, смотри, – сказала Назгуль.
В самом деле, кобыла не пасётся, беспрестанно шумно ухает, тяжело дышит. Морда сильно опухла.
– Никак в морду её оса ужалила?..
Опухоль на морде становилась всё больше и больше, а через какое-то время кобыла уже не могла дышать и на глазах у хозяев испустила дух.
– Не оса, а змея её ужалила, змея, – горько и пронзительно расплакалась Назгуль. – Проклятие змеи преследует нас, проклятие змеи.
Как в воду глядела Назгуль – одна беда за другой стали приходить: дающая много молока корова улетела с яра, почти уже построенный Кабилом новый дом сгорел, превратившись в угли и золу, даже все куриные цыплята подохли, на дворе совсем не осталось живности. А сам Кабил ушёл в запой, исхудал – кожа да кости остались…
В деревне стали готовиться к свадьбе. Сестрёнка Кабила выходила замуж. И девушка, и парень – оба счастливые, жизни свои соединяют по любви, как два лебедя, так красиво смотрятся. Все ими любуются. У Кабила тоже настроение поднялось, захотелось ему для сестрёнки что-то хорошее сделать. «Сестричка, – обратился он к ней ласково, – прежде чем увезут тебя в другие края, хочу прокатиться с тобой по родным местам, чтобы ты попрощалась с ними. Айда, поехали!» Взял старенькую грузовую машину соседа, посадил сестрёнку и поехал в поле, за деревню. На гору Хыукбил поднялись. Невеста в знак прощания повязала на зелёную сосенку алую ленту, из глаз у неё полились слёзы. Когда спускались к деревне по длинной горной дороге, машина быстро понеслась вниз. Кабил нажал на тормоз, но скорость не убавилась.
– Тормоз, тормоз не держит! – закричал Кабил что есть мочи. – Прыгай, сестрёнка! Прыгай! Сейчас перевернёмся!
И сам тоже выпрыгнул из кабины. В мгновение машина, несколько раз перевернувшись, искорёжившись, улетела под откос, в овраг. В ужасе Кабил бросился к сестрёнке. Она без движения лежит на гребнистых камнях, из виска стекает алая кровь…
– Я мерзавец! Я подлец, негодяй! Нет мне прощения! – этот скорбный, душераздирающий крик, прокатившись эхом в горах, потряс людей.
– Прощай, сестрёнка! – сказал Кабил и с этими словами бросился в глубокую реку, но, поскольку умел плавать, не утонул. Выбрался на берег, стараясь не попасть на глаза людям, пошёл к конюшне и, найдя там верёвку, скрылся в лесу…
Неожиданно сердце у Назгуль начало отрывисто пульсировать, и в этот миг она почувствовала, что внутри у неё зашевелилась живая душа…
Перевод Алика Шакирова