Продолжаем обсуждение произведений, вошедших в шорт-лист «Большой книги»
Большая книга перемен. – М.: АСТ, 2011. – 640 с. – 5000 экз.
Глухоманная Санта-Барбара
Жизнь в провинциальном городе Сарынске по своему социальному устройству напоминает трёхпалубный корабль: «Нижняя заплёванная и грязная палуба маргиналов, асоциальных элементов, бездельников, людей пассивных, бедных. Верхняя – с бассейнами, дорогими ресторанами и номерами-люкс – власть, политики, богачи-бизнесмены, но в плюс к ним и крупные учёные, деятели искусства. Элита. А между ними – вторая, средняя палуба, в которой довольно вольготно обитает средний класс». Пассажиры разных палуб старательно изолированы друг от друга, и всё же столкновения между ними неизбежны.
Так, однажды журналист-краевед местной газеты Илья Немчинов получает необычный заказ – написать книгу о влиятельном в округе политике и бизнесмене Павле Костякове. Роскошное иллюстрированное издание, восхваляющее деятельность успешного предпринимателя, его семью и окружение, – именно такой подарок к дню рождения Павла задумывают его младшие братья – родной, Максим, и двоюродный, Пётр (оба опять-таки не последние люди в Сарынске). Немчинов соглашается, несмотря на то что уверен: братья Костяковы – мошенники, воры, а то и убийцы, готовые пойти на всё ради денег и власти.
Одновременно с этим развивается история молодой девушки Даши, в которую, как в Елену Прекрасную, влюбляются все, кто только на неё посмотрит: школьные друзья Немчинова (Валера Сторожев и Коля Иванчук), один из которых (Иванчук) оказывается её отчимом (то есть наоборот – отчим по ходу действия оказывается влюблённым в свою падчерицу); юный фотограф Вова; уже упомянутый выше бизнесмен Павел Костяков и даже сын бизнесмена – драматург Егор. Все перечисленные герои помимо общей любви к Даше связаны между собой и другими сюжетными линиями и знакомы – в крайнем случае через одно рукопожатие.
Такая подчас угловатая мозаика из десятков, а то и сотен мелких фрагментов (скрупулёзные биографии даже незначительных персонажей, переходящие из уст в уста городские слухи, легенды, истории, рассказанные кем-то в прошлом, бытовые зарисовки), с трудом прилегающих друг другу и постоянно норовящих где-то облупиться, выцвести, иссохнуть, а то и вовсе обвалиться. То ли вся эта мешанина – одна из многочисленных аллегорий провинциального города, – мол, развернуться негде, все друг друга знают; то ли композиционная особенность, изначально задуманная писателем; то ли издержки чересчур активной его работы на отечественном телевидении (для тех, кто не знает: Слаповский – автор сценариев таких нашумевших телевизионных сериалов, как «Остановка по требованию» и «Участок»).
Сам же прозаик-сценарист в одном из своих интервью, описывая идею и героев «Большой книги перемен», выражается предельно конкретно: «Наверное, главное – любовь. Девушка полюбила богатого разбойника. Такое бывает. Он очень успешный человек с сомнительным прошлым. Прошлое раскапывает один из персонажей… То есть отчасти получается такое расследование. Хотя не менее важно, что книга о трёх товарищах. И о трёх братьях…»
Бытовая драма имперских масштабов
Сюжет романа заключён в непроницаемо жёсткие скобки его места действия. Город Сарынск – географически размытая, но тем не менее почти опознанная читателями (не то Саратов, не то Саранск) провинция, безликая в своей обыденности и в то же время легко узнаваемая, вобравшая в себя расхожие стереотипы и столь любимые нашими прозаиками «характерные черты». Такой своего рода индустриальный город N, на площадях и в переулках которого звенит отголосками эхо современной России.
И звон этот, надо признаться, довольно навязчив.
Собственно, обобщение – именно тот приём, что делает прозу Слаповского такой увесистой, значимой и одновременно такой художественно неприглядной. Осознанно расширяя границы литературного замысла, экспериментируя с масштабами смыслов и образов (то в одном персонаже – характер целого поколения, то в диалогах о судьбе родины – лишь авторская позиция), Слаповский, видимо, забывает о том, что фабула всё-таки «не резиновая» и что, громоздя её и дальше подобным образом, рискуешь в качестве ответа на вопрос: «Так о чём же книга?» – услышать недоумённое молчание.
Принцип «обобщённости» как способ особого выражения авторской мысли у Слаповского в «Большой книге перемен» преобладает буквально во всём. Потому и выходит, что персонажи все сплошь одинаковые, словно спички в коробке, события предсказуемы, а мысль вроде бы и есть, и вертится на языке, но так и забывается, не вспомнившись. Всё где-то рядом, вокруг да около, при том что автор не ставит себе цели запутать читателя, не подменяет реальные значения символами («говорящие» фамилии не в счёт), по большей части не усложняет текст, а изъясняется прямо и открыто, как и подобает народному писателю (о том, насколько Слаповский – народный, речь пойдёт ниже). Герои и события романа «склеиваются» между собой и получают оценку всегда лишь по критериям того дуалистичного, чёрно-белого мира, в котором существуют по воле автора. Братья Костяковы явно нечисты на руку, но умны и рассудительны, не лишены человеческих качеств; Даша – естественна, благородна, но на самом деле эгоистична, мелочна и фальшива, хотя в первую очередь обманывает саму себя; Немчинов в кульминационной сцене хочет восстановить справедливость, но в итоге сам становится виновником нелепого убийства; Шура стреляет в Немчинова, а попадает в Дашу. Кто виноват? Непонятно, да и в контексте не так уж важно. Таким образом выстраивается внутренний мир романа. «У каждого своя правда» – осознание героями этой нетривиальной истины и есть, пожалуй, главная перемена в меню «Большой книги перемен».
Народная мыльная опера
Что касается «народности»… Я считаю, что народность – это прежде всего для народа и только во вторую очередь – о народе. Жаль только, что современный русский народ так слабо нуждается в высокой литературе. В этом отношении Слаповский – безусловно народный писатель. Он не только реалистично описывает проблемы сложившегося общества, его «палубного» устроения, его природной, исторически укоренившейся неоднородности, контрастности, его сложного и противоречивого характера, но и блестяще умудряется воссоздать на бумаге ту форму повествования, которая бы больше всего этот народ заинтересовала, – форму захватывающей мыльной оперы, телевизионного сериала. Художественность здесь отступает под наплывом многочисленных перипетий, неоправданных сюжетных коллизий и словесно безликих образов, которые создавались с расчётом на последующую визуализацию. Так масскультура неотступно и целенаправленно подминает под себя отечественную прозу.
В «Большой книге перемен» Слаповский развивает сразу и подчас параллельно целый ряд вопросов, большинство из которых остаются риторическими и абстрактными. Цель заключается не в поиске окончательного ответа, не в конкретном решении той или иной задачи, а в самой вопросительной интонации, в силе и броскости авторского жеста. Подчас в науке тот, кто выдвинул гипотезу, становится более известным, чем тот, кто её развил и доказал. Так же в последнее время получается и в литературе: чем ярче демонстрирует автор степень своей «наболевшести», чем больше вопросов задаёт, тем лучше принимает его литобщественность. И пусть его возгласы истеричны, вопросы безответны, а желание расставить точки над «i» не всегда вызывает доверие, зато престижная премия практически обеспечена. И хитроумное название к тому располагает.