На прошедшей недавно очередной Международной книжной ярмарке во Франкфурте-на-Майне, крупнейшем книжном форуме мира, в глаза бросалась одна мировая тенденция, явно побеждающая в художественной литературе, если уже не победившая окончательно.
Гуляя по бесконечным ангарам-павильонам Frankfurter Buchmesse, буквально слепнешь от изобилия мировой книжной продукции. Ежегодно во Франкфурт из более чем 100 стран привозится около полумиллиона книжных наименований, из которых более сотни тысяч совсем новые издания. Обнаружить простым взглядом в океане новых книг какую-то тенденцию практически невозможно. Собственно, для этого во Франкфурте и проводятся бесчисленные симпозиумы, диалоги, встречи и т.п.
И тем не менее одна тенденция бросалась в глаза.
Дело не только в том, что слухи о «конце романа», «смерти жанра» и т.д. оказались не просто сильно преувеличенными, но элементарно неверными. Его Величество РОМАН, этот, согласно М.М. Бахтину, вечно меняющийся и вечно обновляющийся жанр, продолжает царствовать во всём мировом книгоиздании. Слова «roman» и «novel» кричали о себе с ярмарочных стендов и афиш, портреты романистов украшали издательские секции всех стран. Впрочем, почему-то исключая наш, русский, сектор. Портреты Маканина и Аксёнова я видел на французских стендах, а на русских как-то не приметил. Но это – к слову.
И всё же дело даже не в этом. Дело в том, что внутри романного жанра сегодня доминирует именно женский роман. Портретов женщин-романистов я видел, пожалуй, даже больше, чем мужчин. А уж обложек свежих дамских романов было невиданное множество на немецких, французских, английских и американских стендах. И не думаю, что дело здесь только в окончательном торжестве эмансипации и грядущей окончательной победе феминизма.
Дело в самой природе романного жанра. Если оставить в стороне роман-эпопею, которая в строгом смысле романом не является, а является эпосом, использующим романный каркас (пример: love-story Аксиньи и Мелихова в качестве каркаса «Тихого Дона»), – то роман это, конечно же, удивительно «женский» жанр. Его натура капризна и изменчива, но при этом очень конкретна, не терпит метафизической расплывчатости. И вообще чрезмерной сложности. Конечно, возможны исключения, вроде «Волшебной горы» или «Улисса», но именно как исключения. «Петербург» Андрея Белого вообще не роман, а гениальное «разъятие», то есть разрушение классического романа. Но гениально ломать можно только один раз. Строить по канону можно бесконечно.
Недаром и наиболее благодарные читатели романа – это читательницы. Так повелось с XVIII века, так происходит и сегодня. Посмотрите в метро: кто больше всех читает романы? Женщины. Кто их читает на работе? В общем, понятно…
Трансформация романа в сериал (а я уверен, что нынешние сериалы – это новая трансформация вечно меняющегося романа) тоже работает в сторону женского интереса.
Наконец, бесчисленные «женские» серии во многих издательствах. Пишут под своими именами, пишут под псевдонимами, пишут «литературные негры» под женскими именами.
Зачем нужен этот шквал средней, если не совсем плохой литературы! – возмущается культурный читатель. Но его возмущение столь же риторично, сколь возмущение культурного читателя советских времён: кому нужен этот шквал средней, если не плохой идеологической литературы! Кому нужен, тому и нужен. Каждое время диктует свои законы и свой «формат».
«Женские» книжные сериалы – это всего лишь заданный временем «формат». Проблема серьёзного писателя (писательницы) – либо вписаться в этот «формат» и по мере сил его «раздвигать», либо отказаться от «формата». Но я напомню, что от «формата» времени мог позволить себе отказаться лишь Лев Толстой, да и то в позднем возрасте. А раньше? Думаете, не тяжело ему было «Анну Каренину» писать? Ох, как тяжело! Как он мучился, как ненавидел этот роман! Ему-то уже хотелось по-простому: о семье, о хозяйстве, о Боге. А проклятущий жанр навязывал ему историю про Анну и Вронского. И он тянул, и тянул.
Отказываться от «формата» – глубоко неверный стратегический ход. «Формат» надо побеждать изнутри. А издателя убеждать снаружи.
Одним из весьма удачных примеров внутренней победы над «форматом» я считаю последнюю книгу Ольги Новиковой «Гедонисты и сердечная» в серии «Красная линия» издательства «Центрполиграф». Не могу сказать, что я поклонник прозы Ольги Новиковой в целом. В целом она кажется мне слишком сумбурной, нервной, раздражающей не всегда по делу (впрочем, какого «дела» ждать от женского романа, если это только не «Унесённые ветром»). Но не могу не признать, что у прозы Ольги Новиковой своё лицо, свой характер, её ни с чем не спутаешь. А последний её роман я читал просто с удовольствием.
Это было и читательское, и филологическое удовольствие. С читательской точки зрения Ольга Новикова явно подхватила знамя, выпавшее из рук Владимира Маканина. Это острая, современная, социально-психологическая и предельно «городская» проза. То, чем когда-то славился Владимир Маканин, пока его не повело в сторону не понятной мне психосоматики. С филологической точки зрения Ольга Новикова прекрасно справилась с указанной выше задачей победы над «форматом» изнутри «формата».
«Формат» романа требует простоты. У Ольги Новиковой очень простой сюжет. Любовный… не треугольник, а четырёхугольник. Трое мужчин вожделеют к одной женщине, она любит одного из них, который любит её как раз меньше всех. Житейская история. Но дальше начинается самое интересное…
Сюжет романа завязан на двух сюжетных архетипах: одном – общемировом, втором – сугубо домашним. Первый архетип – евангельская притча о Марии и Марфе. Извечный спор: какая женщина права – верующая или хлопочущая. Второй архетип – «Душечка» Чехова. Понятно, что «Душечка» писалась уже с оглядкой на притчу о Марфе, но у Чехова он замечательно скорректирован: Душечка печётся не о «мнозем», а об одном-единственном мужчине, но именно том, который в данный момент находится под её заботливым крылом. Не беда, что мужчин в результате получилось много.
Ольга Новикова ужесточает чеховский архетип. Её героиня Марфа печётся тоже об одном мужчине, своём любовнике, капризном и знаменитом публицисте-экономисте, звезде телеэкранов и международных конференций. Но при этом есть человек, её муж, который сам готов стать для неё Марфой. Но ей это его желание глубоко противно.
Заботливая любовь мужа так же напрягает её, как её любовника напрягает её собственная чрезмерная страсть.
Можно спорить о том, насколько глубоко Ольга Новикова разыграла эту, в общем, довольно типичную современную ситуацию. Но нельзя не признать, что обыденный сюжет здесь начинает играть совсем иными красками и наполняться иными, более глубокими смыслами.
Это и значит: победить «формат» на его же поле.