Валерий БОСЕНКО
Воскресни вдруг приснопамятный Андрей Александрович Жданов и прочти он книгу Тамары Катаевой «Анти-Ахматова», он бы имел все основания заключить, что жизнь прожита недаром.
Когда спустя 60 лет, уже в XXI веке, читаешь сокровенное признание Тамары Катаевой: «Я пишу свою книгу для того, чтобы никто и никогда не учился у Анны Андреевны Ахматовой», – ловишь себя на мысли, что автор Жданову сродни. Девушка, так сказать, его идеологической мечты...
В знаменитом постановлении ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года
«О журналах «Звезда» и «Ленинград» было сказано весомей некуда: «Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной (так и далее в тексте! – В.Б.) поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, – «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодёжи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Целый абзац сталинского постановления 46-го года (а не 4 слова против Ахматовой, как утверждает Тамара Катаева на с. 94) стоил такого, что нашему современнику мало бы не показалось. По счастью, вас там, уважаемый автор, «не стояло» и чашу сию испить вам не пришлось. Как бы вы ни преуменьшали в своей книге последствия рокового постановления.
Нужно отдать должное А.А. Жданову, которого впрямую Тамара Катаева цитировать почему-то стесняется, но который в отличие от неё как-никак тщился говорить о поэзии: «Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограничен диапазон её поэзии, – поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельней... Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой...»
Но как бы то ни было, эстафета подхвачена – и кони понесли!
Для Тамары Катаевой поэзия Ахматовой, её художественная значимость абсолютно несущественны – они вынесены за скобки, куда-то на поля сюжета. Подумаешь, поэтесса...
Зато в соответствии с жэковскими заветами мужей Ахматовой Тамара Катаева называет любовниками, утверждает, что очередного своего сожителя она любила больше, чем собственного сына. Убеждает читателей, что в годы войны в ташкентской эвакуации Ахматова предавалась блуду и пьянству. А неуемное тщеславие, утробная трусость да сенильный эротизм были спутниками её жизни. Её привязанность к Йозефу Чапскому и Исайе Берлину, позднее к Иосифу Бродскому со товарищи – разве она не об этом свидетельствует? Чего чиниться с блудницей-то?!
С этой нехитрой целью перелопачивается вся огромная мемуарная ахматовиана, и с помощью литературного монтажа разнообразных и разнокалиберных цитат выстраивается пёстрый калейдоскоп свидетельств, призванных развенчать сложенный Ахматовой собственный имидж. Для методологического подкрепления авторской «концепции» Виктор Топоров пишет: «И смысл всего компендиума заключается не в том, что они (очевидцы и мемуаристы. – В.Б.) – порознь и вкупе – говорят, а в том, как они проговариваются».
Но проговаривается и сама Тамара Катаева, когда на с. 207 своей книги признаётся: «...А под выдуманную концепцию можно подогнать всё, что угодно, особенно разрозненные отрывки», разоблачая тем самым саму себя, «анти-ахматовку».
За последние пару десятков лет мы уже читали про воскрешение Маяковского, разоблачения Пастернака, про то, что Окуджава где только ни жил, но только не на воспетом им Арбате.
Да что там говорить! Сама Ахматова называла Надежду Мандельштам «мастером понижения», справедливо имея в виду образы современников в её «Воспоминаниях». Нынешних же авторов, подобных Катаевой, я бы аттестовал не иначе как «мастерами опускания». Их сверхзадача – опустить классика до себя, до собственного уровня.
По тексту книги щедро рассыпаны авторские наблюдения, сделанные походя – копытом туда, копытом сюда. Мол, религиозность Ахматовой – это как крест на груди у Челентано... Или вдруг пишет, что Бродский тут якобы отнимает хлеб у Акунина...
А чего стоит название главы в книге Катаевой – «Моя маленькая ах-мать-её-ниана»!!! Здесь явная отсылка к «Моей маленькой лениниане» Вен. Ерофеева, которому и посвящена целая часть книги с этой главой. Почему? Да потому, что тот как-то заявил про Ахматову: «Терпеть не могу эту бабу!» Такой вот расклад.
В целом книга Катаевой, лишённая композиции, хребта, напоминает липкое месиво, квашню из цитат различного замеса, сдобренных нелепыми «умозаключениями». Так бабы на завалинках злобно шипят на товарок, лузгая семечки... Им дорог и важен сам процесс.
Собственно, коллизия книги сводится к тому, что Тамара Катаева неустанно ищет в мемуарных и биографических источниках об Ахматовой разного рода зазоры между биографией поэта и устоявшимися образами её поэзии. Иными словами, несовпадения между Ахматовой-автором и её лирической героиней. Можно было бы сослаться в этой связи на тыняновскую концепцию поэтического творчества. Поэт волен и вправе для создания поэтического образа трактовать и перетолковывать – и нередко с точностью до наоборот – картины окружающего его мира. Его собственный универсум и личный образ здесь не являются исключением, а выступают на первый план как некая точка отсчёта. И это применимо не только к поэзии. Так, Феллини полемически утверждал, что он соперничает с Богом в создании мира.
Видимо, эти аксиомы неведомы Тамаре Катаевой.
Заигравшись со своим тенденциозным цитатничеством и вдоволь изглумившись над героиней, Тамара Катаева в подглавке «Слабость здоровья» («Это главка так – для забавы...», с. 216) цитирует ахматовские дневники начала ноября 65-го года: «..Я на несколько дней потеряла сознание и после двух приступов боли начала задыхаться. [<...>] В больницу была доставлена в безнадёжном состоянии. (Слова врача.)...»
При этом Катаева намеренно опускает начало этой ахматовской записи: «...А ночью на 9 ноября начался четвёртый инфаркт...», – издевательски комментируя усечённую цитату: «Она знает, что её словам веры нету, в 76 лет она не уверена, что ей поверят. Поэтому – «слова врача»...»
Вынужден сослаться на свою публикацию «Последний приют Ахматовой» («ЛГ» , ‹ 10, 7–13 марта 2001 г.), в которой я приводил беседу с лечащим врачом Ахматовой Маргаритой Юзиковной Ваганьянц в нынешнем санатории «Подмосковье». Впервые увидев Ахматову спустя три месяца после выше приведённой дневниковой записи, Ваганьянц с точностью помнила события давних лет, с возмущением о них рассказывая: «Как могли отправить больную в санаторий из больницы так рано!.. Нужно было продолжать лечить и лечить, а в санаторий отправлять было рано... Я же видела, насколько она была тяжела!..»
Это свидетельство врача-профессионала, которая вела Ахматову в последние два дня её жизни – с 3-го по 5 марта 66-го года.
...В последние годы своей жизни бывший калужский учитель Булат Окуджава, снискав, как и Ахматова, мировую славу, не стеснялся учительствовать в поэзии. Его поздние стихи частенько оказывались верным лакмусом для определения, скажем так, состава крови соотечественников:
Осудите сначала
себя самого,
Научитесь
искусству такому,
А уж после судите
врага своего
И соседа
по шару земному.
P.S.23 июня 1953 года в Президиуме Союза советских писателей рассматривался вопрос о восстановлении исключённого после постановления М.М. Зощенко в членах писательского союза. Уже приказал долго жить Жданов, почил в бозе сам хозяин, через пару дней арестуют Берию... А литераторы из Министерства Союза писателей спорили меж собой, восстанавливать Зощенко или принимать его в cоюз по новой. Принять заново значило засвидетельствовать свою лояльность, косвенно признав былое исключение законным. «Новичок»-то, глядишь, за семилетку перековался, перестроился... Если же восстановить – значит признать неправым само исключение. И как на это ещё посмотрят в верхах... Короче, с какого конца разбивать яйцо – с тупого или с острого... Мудрее всех оказалась Мариэтта Шагинян: «Давайте обратимся с нашим решением в ЦК, может, он санкционирует наше решение <...> Был прецедент: Ахматову мы восстановили. Слабый, чуждый нам поэт...»
Куда как короче, чем без малого на 600 страницах книги Тамары Катаевой!