Наш гость, Михаил Иосифович Веллер, – один из самых издаваемых сегодня русских некоммерческих писателей. Его книги выходили 140 раз общим тиражом около 8 миллионов экземпляров. Он родился в 1948 году, детство провёл в Сибири. Выпускник филологического факультета Ленинградского университета, работал лесорубом в тайге, охотником-промысловиком на Таймыре, скотогоном в Алтайских горах, журналистом, учителем – всего сменил около тридцати профессий. Первая книга рассказов М. Веллера «Хочу быть дворником» вышла в 1983 году. За ней последовали «Разбиватель сердец», «Технология рассказа», «Рандеву со знаменитостью», «Приключения майора Звягина», «Легенды Невского проспекта», «Ножик Серёжи Довлатова», «Гонец из Пизы», другие.
– Ещё раз позвольте от редакции «ЛГ» поздравить вас с прошедшим 60-летием. Накануне юбилея вы делились такими планами по его празднованию: выключить все три телефона, встать в семь часов утра, выпить водки, закусить варёной картошкой и не выходить из дома. Получилось задуманное?
– Как обычно, получилась только часть задуманного – правда, главная. Получилось выпить водки, закусить картошкой и не выходить из дому. Выключить три телефона не получилось, потому что среди звонков должны были быть важные и по делу. Таким образом, начиная с семи утра, день я провёл прекрасно. Я переходил из-за стола в кресло и обратно и разговаривал по трём телефонам. Понятно, что к концу дня я ничего не соображал, но общее состояние было совершенно положительное. В конце концов для разнообразия можно провести день рождения и так – с собственной семьёй и тремя телефонами.
– Ситуация для писателей в России в последние 10 лет представляется вам небывало комфортной. Так, во всяком случае, вы утверждали в одном из интервью. Понятно, что речь шла о свободе творчества. Но те же писатели могут вам возразить: а гонорары, а тиражи, а система книгораспространения? Какой уж тут комфорт? Особенно для писателей, живущих в регионах.
– Я всегда полагал, что литература и кормушка – это две принципиально разные категории. Если человек хочет писать и при этом хочет, чтобы его читали, то требуется ему только одно: чтобы никто ему не мешал писать так, как он хочет, и чтобы никто не мешал ему издать книгу в таком виде, в каком он хочет, за свой счёт, если не нашлось издателя. Когда сегодня я слышу о трудностях, я вспоминаю странные стихи советского-казахского акына, лауреата Сталинской премии Джамбула Джабаева:
Мы росли совсем не так,
Нас держали, как собак.
В течение многих лет моей главной мечтой было одно – возможность издать книгу за свой счёт и в таком виде, чтобы ни одна редакторская сволочь не смела к ней прикасаться. Вот то, что я написал, вот так, как я составил, вот так, как я сам сделал макет, и вот в таком количестве экземпляров, на сколько у меня хватило денег. И эти экземпляры я сам подарю тому, кому хочу. И если это чего-то стоит, то дальше начнёт везти. А если не начнёт, значит, нужно будет повторить эту попытку со второй книгой, а потом с третьей. И вот сегодня такая абсолютно честная возможность есть у каждого, эта возможность стоит всего остального. Очень легко найти маленькую типографию, где тебе за сравнительно небольшие деньги отшлёпают твой тираж, а несколько сотен долларов ты можешь заработать, одолжить, найти у спонсора да хоть украсть – это твои проблемы. А дальше уже, чего ты стоишь, так оно в конце концов и будет. Когда писатели говорят о тиражах и гонорарах, они хотели бы восстановить социалистическую систему хозяйствования в одном отдельно взятом секторе – в секторе книгоиздания, и в первую очередь для себя. А в остальном всё будет более или менее рыночно, только чтобы были деньги для этого рынка. Дело в том, что если писатель хочет быть коммерческим писателем и лудить детективы и любовные романы для денег, то вот насколько хорошо он сумеет это написать, настолько это издательство оторвут с руками, а дальше уже торгуйся о гонорарах. Потому что издатели охотятся за новыми авторами, на которых можно заработать.
Если писатель хочет писать о том, что представляется ему главным, ценным, новым, то более всего он должен ценить возможность это написать и издать, и чтобы никто не стоял над душой. Да, здесь будет маленький тираж, и здесь будет маленький гонорар, а если вы хотите, чтобы книги, трудные для чтения, скучные по содержанию и сомнительные по форме и непонятно для чего написанные, издавались большими тиражами, вот тогда вступайте в КПРФ, восстанавливайте советскую власть, реконструируйте Союз писателей СССР и пробивайтесь в секретари СП, и тогда ваша макулатура будет выходить тиражами в сотни тысяч, переводиться на языки возможных дружественных и зависимых народов. Вы будете получать гонорары, а книги будут уходить прямо с книжных полок в макулатуру. Мне представляется, что сейчас условия игры жестокие, но честные, когда предоставлен свой шанс, об этом я уже говорил.
Ещё одно, если для тебя главное написать и издать то, что ты хочешь, то, что для тебя является жизненно необходимым, ты сможешь это сделать, то деньги, тиражи, гонорары – это уже следствия, а если тебе нужно всё одновременно, то, как правило, ты не получишь ничего. Я думаю так. И более того, я ещё не встречал в своей жизни в новые времена хорошего писателя, который не мог бы издаться, как правило, я встречал плохих писателей, которых всё-таки издавали, и тем не менее они хотели больше. Это нормально, это естественно, так было и так будет, пряников никогда не хватает на всех. К сожалению, эту жизнь серпентария следует рассматривать как нормальный литературный процесс.
– Помнится, отвечая на вопрос, что бы сделали вы, если бы были президентом РФ, вы перечислили два пункта. Первое – вернул бы в российскую экономику деньги. А второе – соотечественников. А для писателей что-нибудь сделали бы?
– Безусловно, я отменил бы все налоги на книгоиздание и книготорговлю, это существенно подняло бы рентабельность книжного бизнеса, и таким образом книг выходило бы больше, стоить они, учитывая конкуренцию издательств, стали бы дешевле, на гонорар писателю оставалось бы больше, а тиражи бы подросли. Это было бы полезное дело. Второе, я бы отменил всяческие запреты на торговлю книгами, где бы то ни было, чтобы книжные лотки, и не только лотки, вернулись на улицы, на площади, на вокзалы, в торговые залы, куда угодно. Потому что когда мы кричим о бездуховности, о том, что люди меньше читают, а сами в то же время зажимаем книготорговлю, то это, конечно, просто помесь глупости и лицемерия. И последнее, я бы назначил большие, достойные, приличного мирового уровня пенсии старым звёздам нашей литературы, дабы их бедность не позорила бы нашу страну и нашу культуру. Потому что такие люди, как Евтушенко, Вознесенский, Аксёнов, не должны думать о заработке. Это те, чьи имена уже в истории литературы, те, кто создавал язык для поколений. Если бы страна выплачивала им, допустим, сто тысяч долларов в год, то не обеднела бы, на какой-нибудь лимон меньше вращалось бы в американской ипотечной системе.
– Вы, и наверное справедливо, считаете, что не только в России, но и во всём цивилизованном мире продолжаются ослабление и распад системообразующих ценностей. Могут ли этому противостоять те же писатели?
– Да, безусловно. Как справедливо написали Стругацкие сорок лет назад в «Гадких лебедях»: «Писатель является стихийным и объективным идеологом общества. Литература одновременно волей-неволей становится идеологией, и от того, каких ценностей придерживается писатель для себя в своей книге, от того, какие ценности в книге выступают как привлекательные, а какие – как антипатичные, пусть косвенным образом, но весьма зависит состояние общества». Да, в течение двадцатого века, начиная с самой Первой мировой войны, её следствий, нам объясняли, что вехами являются Кафка, Марсель Пруст, Камю. Но на самом деле это было разрушение идеологии и разрушение собственной цивилизации. Первая мировая война и идеологический кризис, последовавший за ней, разразились не в 1914 году, а гораздо раньше, тогда, когда в Англии кумир, великий английский поэт Киплинг, вышел из моды и перестал быть востребованным. Жёсткие, имперские, системообразующие взгляды Киплинга были отвергнуты всем культурным слоем тогдашней Англии. А разруха, как известно, начинается в головах. Вот тогда всё и пошло, когда в качестве вех были введены писатели, которые не предлагали никакого позитива, но, грубо говоря, говорили, что всё не имеет смысла, люди сволочи, а жизнь дерьмо, вот тогда наша цивилизация стала сливаться в унитаз. Вот приблизительно и всё. Когда Генри Миллер был объявлен знаменитым писателем, то о серьёзной литературе перестала идти речь. А одновременно перестала идти речь о том, что называлось традиционными ценностями. Если сейчас мы, например, вспомним, что слова «честь», «достоинство», «мораль», «разврат», «целомудрие» в принципе вышли из употребления и в словарях, может быть, стоят с пометкой арх. – архаичное, то нам многое становится яснее. Начинается это всё с литературы, потому что работающий со словом писатель подобен кошке, которая чует землетрясение раньше, чем его чувствуют люди. И вот эта кошка издаёт какие-то звуки, не понимая, почему она их издаёт, но, предвосхищая всю ту волну грохота и разрушения, которые следуют. Точно так же проповедуемые писателем ценности, будь то положительные или антиценности, предвосхищают то, что происходит со всей общественной моралью. А одновременно частично формируют эту самую мораль или антимораль. Писатель, оказавший наибольшее воздействие на несколько поколений советской молодёжи, которая подросла и стала взрослой, был писатель не советский. Это был американский писатель Джек Лондон, чемпион по тиражам среди писателей, не входивших в школьную программу. Это были жёсткие и однозначные позитивные ценности. Если человек вырос на Джеке Лондоне, то потом никакого Генри Миллера в него не вобьёшь.
– Знаю, что вы любите старую пословицу: если хочешь рассмешить Господа, расскажи о своих планах. Поэтому о планах не спрашиваю. Но, может быть, поделитесь с нашими читателями секретами писательской успешности?
– В июне у меня вышел двухтомник, в котором я собрал всё, что связано с писательской работой и связанными с этим обстоятельствами. Том первый называется «Слово и профессия», а второй – «Слово и судьба». Всё это имеет чисто условные подзаголовки «Как стать писателем». Конечно, к нему не стоит относиться слишком серьёзно. Вот там сказано всё, что я могу сказать по этому поводу. Разумеется, никого нельзя научить писать, но можно предостеречь от типовых ошибок или порекомендовать типовые идеи, к которым самостоятельно человек будет приходить долго.
Беседу вёл