Елизавета Натальина, Санкт-Петербург
«Шокирующие фото со съёмок DIY-короткометражки в Пензе», «Сверхсекретные материалы по делу Анны Морозовой», «Самый унылый постпанк-фестиваль в Москве», «Вся правда о заключённых китайских тюрем» – я зевнул и, как-то неестественно хрюкнув, отбросил телефон в сторону, перевернулся на живот и уткнулся носом в подушку. Шли вторые сутки моего путешествия. На часах было около половины десятого утра, в купе стояла духота, на мой взгляд, соизмеримая с адской, и пахло ненавистной мне с детства растворимой овсянкой. За дверью шумела очередь желающих почистить зубы, хоть немного разбавляя равномерный стук колёс, от которого я уже готов был свихнуться.
Если бы я был унылым постпанк-музыкантом, обязательно бы записал песню под звуки поезда и назвал её «Страдания, или Каша овсяная «Красная цена». Вообще, всё, связанное с романтикой железной дороги, с каждой минутой вызывало у меня всё большую ненависть. Я уже не был способен ни читать, ни смотреть фильмы, ни слушать музыку. Кроме того, я толком не говорил ни с кем последние сутки: братья по несчастью вызывали у меня скорее ужас, нежели интерес. Что вообще может заставить человека предпочесть двухдневный железнодорожный переезд двухчасовому перелёту? Деятельность рекламных агентов РЖД? Разница в цене в две-три тысячи рублей? Боязнь самолётов? Или, может, желание как можно дольше находиться в подвешенном состоянии?
Поезд неожиданно затормозил, стараясь сбросить меня с полки. Вероятно, очередная остановка. Я умело поборол силу инерции и даже предпринял попытку приподняться на руках, чтобы выглянуть в окно. Правда, на это стойкости мне уже не хватило, и я снова уткнулся лицом в постель, разглядывая появляющиеся перед глазами орнаменты. Я даже замурлыкал себе под нос какую-то сопливую песенку, но осёкся, ощутив в купе чьё-то присутствие. Сглотнув что-то похожее на чувство стыда, я перевернулся на спину.
На полке напротив сидела, увлечённо теребя подол нелепого, чуть ли не детского платья, худощавая девушка лет двадцати пяти. У неё были жидкие, плохо окрашенные рыжие волосы и огромных размеров шляпа. Девушка сильно сутулилась, вызывая ассоциацию с прячущейся в панцирь черепахой. Я чувствовал, что, разглядывая соседку, заставляю её чувствовать себя некомфортно, но снова поворачиваться вниз лицом не хотелось, поэтому я сел и заинтересованно начал пялиться в окно, раздумывая, как бы начать диалог.
На помощь мне пришёл проводник:
– Доброго утра и приятного пути! Чего-нибудь желаете?
– Мне кофе без молока, пожалуйста, – отвлеклась от подола своего платья девушка.
– А мне чаю, если не затруднит, – ввернул я.
Молодой человек кивнул и вышел.
– Дмитрий, – протянул я руку соседке.
– Полина, – подняла глаза девушка и уставилась на меня, не собираясь, кажется, принимать участие в рукопожатии.
– Очень приятно, – ответил я, опуская руку. Неловкость, кажется, только нарастала.
– А почему кофе без молока? – задал я, как мне показалось, самый идиотский из возможных вопросов, должных уничтожать последнюю надежду на обретение собеседника, но, к моему удивлению, вышло совсем иначе. Девушка так и просияла:
–У меня кровь с молоком! Это я только выгляжу так взросло. Вы мне, наверно, лет двадцать дали, может, даже больше, а мне тринадцать всего! (О, Господи! Да, детское платье, да, стеснительность… Но она никак не походила на подростка!) – Я к бабе Люде ездила, в деревню. Там красиво так, с ума сойти! Деревья большие-большие, а небо очень высоко. Гораздо выше, чем в Петербурге. (Ну, просто без комментариев!) У нас там куры свои были и козы. Однажды я даже коров сама пасла…
Последующие два часа были психологически невыносимыми. Кажется, последний раз такой неструктурированный поток бесполезных фактов на меня выливался классе в девятом, на уроке географии. Полина пересказала мне три первых сезона сериала «Волчонок» и 27 самых важных фактов из жизни Патрика Стампа, выцарапала моей ручкой на столе имя своего парня, напокупала шоколадных батончиков рублей на 500, два раза станцевала твист и уже собиралась обучать твисту меня.
К этому я просто не был готов, поэтому, сославшись на голод, позвал проводника, надеясь направить энергию своей спутницы в другое русло.
– Здравствуйте, – начал я. – Принесите мне, пожалуйста, доширак…
Вышло это настолько жалостливо, что проводник даже хмыкнул.
– Что-нибудь для вас? – обратился он к Полине.
– Мне кофе без молока, пожалуйста, – отчеканила она.
И тут проводник задал моей соседке вопрос, которого я никак не ожидал:
– Почему без молока?
Совпадение удивило меня, однако это событие по степени своей странности даже не шло в сравнение с тем, что произошло дальше.
Девушка моментально побледнела и нахмурилась. Некоторое время она молча шевелила губами, ломая руки, потом сделала глубокий вдох, поправила волосы и, задыхаясь, захлёбываясь и систематически теряя нить повествования, обрушила на нас поток сознания.
В силу бессвязности её речи я не берусь пересказать читателю монолог Полины. Если говорить кратко, без лишних сантиментов, девушка уже несколько лет страдала от расстройств пищевого поведения. Расстройство ломало её жизнь, вызывая лишь чувства апатии и раздражения ко всему происходящему. По словам Полины, самоубийство было лишь вопросом времени.
Несмотря на моё скептическое отношение к психическим расстройствам (нынче модно быть шизанутым), речь девушки меня растрогала. Мне хотелось сказать ей что-нибудь успокаивающее, но всё, что приходило в голову, казалось слишком нелепым даже для такой ситуации. Когда я всё-таки открыл рот, чтобы сморозить какую-нибудь очередную глупость, мне помешали: дверь открылась, и в купе вошла хорошо одетая дама лет тридцати с тканевой сумкой через плечо. Женщина попыталась оценить взглядом обстановку, по её лицу читалось, что она чувствует что-то неладное, но уже через мгновение она как ни в чём ни бывало произнесла:
– Добрый день. Анна.
Полина выпрямилась и заулыбалась:
– Здравствуйте, а я Надежда.
– Русской драмы! – выпалил я, обалдевший от очередного закидона моей спутницы. – А я Дмитрий, все ещё Дмитрий!
– А мы разве знакомы? – не поняла Анна.
– А я Юрий, проводник, чего-нибудь желаете?
– Нет, спасибо…
– А мне кофе без молока, пожалуйста, – требовательно, с расстановкой повторила Полина, или Надежда, или кто-то ещё, как бы её там ни звали.
Юрий удалился, а я за спиной новоприбывшей дамы начал активно кривляться, призывая свою спутницу к объяснению. Она довольно долго изображала непонимание, а потом кривенько так улыбнулась и подмигнула:
– Знаете, кстати, почему без молока? Я веган. Многие не понимают этого. Если отказ от мяса общество ещё более-менее может воспринять, отказ от других продуктов животного происхождения почти всегда вызывает диссонанс. А отдаёте ли вы себе отчёт в том, что дойная корова обречена на пожизненное страдание? Кстати, пастеризованное молоко, единственное предлагаемое РЖД, едва ли обладает какими-то полезными свойствами…
В таком духе она распространялась, наверное, с полчаса. На уровне самых примитивных веганских статеек, от которых меня уже давно тошнит. Кажется, Полина-Надежда или как там её ещё, просто разыгрывала меня и других пассажиров. Получалось у неё, надо отдать ей должное, весьма правдоподобно. Может, это социальный эксперимент такой? Или психологический?.. В общем, в конце концов я уснул под фоновую болтовню соседок.
Мне снились паровозы из детских мультиков, летние закаты над набережной Обводного канала, смешливая девушка, сбежавшая от меня в Адлере, баба Люда в халате в горошек с кастрюлей овсянки в руках, шумные русские курорты, дойные коровы и тощие тринадцатилетние девочки, кометы и кофейники. Я то и дело просыпался, словно боясь пропустить свою остановку, несмотря на то что Московский вокзал был конечной.
Когда меня разбудил проводник, в купе было уже пусто. Я наспех собрался и выскочил из вагона. А возле входа в метро я встретил свою экспериментаторшу, она стояла возле карты и, близоруко щурясь, что-то выискивала. Мой не до конца проснувшийся организм отреагировал на автомате:
– Привет!
Она подпрыгнула от неожиданности. Серьёзно, подпрыгнула, говорю без всякого преувеличения. Потом, как бы задумавшись о чём-то, внимательно посмотрела на меня и ответила:
– Привет.
– Не объяснишь, к чему весь этот розыгрыш в поезде?
– Кофе без молока?
– Ага.
Она засмеялась:
– Да ты не поверишь всё равно! Но расскажу, если хочешь. Я когда на Путиловском заводе ещё при товарище Ленине работала, тяжёлое было время, нам тогда молоко выдавать стали, с тех пор много воды утекло, работа у меня непыльная, делать ничего почти не приходится. Вот я и решила, что молока за вредность мне не полагается. Как гардеробщицей устроилась, так его и не пью совсем. Обещание себе дала.
Я понял, что посвящать меня в тайну своего эксперимента девушка не хочет, но почему-то всё равно посчитал нужным предложить:
– Я живу тут недалеко, ты устала с дороги, наверно. Не хочешь ко мне зайти кофе без молока выпить? Кофе и кофе, ничего личного, ничего молочного: целые сутки вместе провели, люди – не чужие уже.
– Нет, – снова захихикала девушка. – Мне домой надо. Я живу далеко. Мурманское шоссе, двенадцатый километр, можешь в гости заехать как-нибудь, если захочешь.
Мы попрощались, и я пошёл домой. А что ещё делать, если над тобой откровенно издеваются?
Железнодорожные приключения в скором времени перестали меня волновать. Я усерднее прежнего принялся за работу, начал бегать по утрам и даже учиться готовить. Жизнь шла своим чередом.
Однажды вечером я зашёл в Старбакс на Садовой.
– Добрый вечер. Мне кофе без молока, пожалуйста, – улыбнулся я девушке за стойкой.
– Добрый вечер! Американо, эспрессо?..
– Американо.
– Извините, у вас такое знакомое лицо… Вы…
– Сергей. Меня зовут Сергей.
Я пил кофе и тупо листал ленту новостей: «Полиция остановила митинг радикальных феминисток в Новосибирске», «Ржавые Вены Железных Дорог» взорвали постпанк-фестиваль в Москве», «Каннибализм в Барнауле: миф или реальность?», «В магазине IKEA на улице Дыбенко месяц жила патологическая врунья».