Спросили, что я думаю о почти полном отсутствии катарсического переживания от чтения современной прозы. С чем «пропажа» катарсиса связана и всегда ли он должен быть?
В вопросе уже зашифрован житейский ответ. Психология говорит: из трёх модальностей – «хочу», «могу» и «должен» – работает только первая. В быту мы то и дело убеждаемся: человек, который что-то должен, как правило, это прощает. Катарсис точно кому-то чем-то обязан?
А сугубо литературно есть как минимум два взаимосвязанных ответа на этот вопрос.
Помню, мы на семинарах критики Совещания молодых писателей при Союзе писателей Москвы обсуждали статью Андрея Тимофеева «О современной органической критике» (не раз выходила в литературных изданиях). Текст интереснейший, но спорный. Автор искал самое важное в литературе – и приходил к выводу, что это художественный механизм передачи «сгущённой живой Правды». Для описания её воздействия на читателя Тимофеев предложил термин «удар» – другое название катарсиса. «Ударами» для него были «преображение Раскольникова, раскаяние Иудушки Головлёва, «чёрное солнце» Григория Мелехова.
Тимофеев рассуждал обстоятельно. И всё-таки в ходе дискуссии большинство с ним не согласилось. Невозможно подвести базу субъективных ощущений под объективную систему ценностей и построить иерархию произведений русской и мировой литературы на «ударах», которые всяк видит по-своему. В романах-хрониках вроде «Похождений бравого солдата Швейка» или «Поправки 22» «удара», подпадающего под описание Тимофеева, в принципе быть не может. Что не означает, будто бы эти книги оставляют читателя равнодушными. Аксиома, что у каждого свой катарсис?
Второй важный фактор – численный рост, если не доминирование в массиве современной прозы текстов, конструкция которых куда ближе к «Поправке 22», чем к «Преступлению и наказанию». Новое время – новые формы (весь ХХ век). Классическая схема литературного произведения с завязкой, развитием сюжета, кульминацией (где обычно и находят катарсис) и развязкой сегодня скорее антиквариат. Если она где и сохраняется, то в форматной прозе. В ней, кстати, и катарсисы на месте: убийца найден, влюблённые соединились. А для «боллитры» этого ничтожно мало.
В нашумевшей книге последнего времени «Моё частное бессмертие» Бориса Клетинича есть черты исторической эпопеи, авантюрного романа и романа-тайнописи, а написана она в виде сплетения дневниковых заметок разных людей, которые сами не ведают о своей взаимосвязи – в курсе неё только автор. По сути, это гигантская, уж не семейная, а родовая сага, основу которой отметила Галина Юзефович: «Адам был создан в единственном числе. И потому каждый из нас должен сказать себе: «Ради тебя был создан мир!» Ради человека был создан мир – ради описания постижения мира этим человеком (семьёй, родом) может быть создана и книга. В этом случае катарсисом служит само написание текста, а вовсе не отдельные его перипетии. Таковы и «Похороните меня за плинтусом» Санаева, и «Патологии» Прилепина, и его же «Некоторые не попадут в ад». А также проза Ильи Кочергина. И ещё сотни автобиографических и автопсихологических книг с не столь известными подписями. Если мэтрам можно, почему обывателям нельзя? Читатель же волен присоединяться или не присоединяться к писательскому катарсису.