Вячеслав Зайцев: юбилейные картинки
Сергей ЕСИН
Москва на лучших рекламных местах уже повесила плакаты – у знаменитого модельера Вячеслава Зайцева 50 лет творческой деятельности. Ну, трудовой-то деятельности, наверное, побольше, мы, дети военного поколения, вообще приучены к труду, а не к компьютерному времяпрепровождению. А Слава – буду его называть так, как обозначено на вывеске огромного дома на проспекте Мира и как привык, – а Слава из очень простой, я бы сказал, полунищей, обездоленной в Великую Отечественную семьи, из города Иванова. В каком-то смысле, когда мы говорим о неких «социальных лифтах», его карьера типично советская – по труду и таланту. Кстати, и его Дом моды – это не плоды «залоговых аукционов», а забота о народе и таланте всё той же, ныне проклинаемой в средствах массовой информации советской власти. Если человек первую свою, хотя и скандальную, коллекцию посвятил цветным телогрейкам и прозодежде, значит, он для народной власти был в какой-то мере своим.
Пятьдесят лет – срок большой, есть смысл подвести некоторые итоги.
Так стеклось, что свой рабочий юбилей Зайцеву пришлось начать раньше даты, зафиксированной в его трудовой книжке. Ещё в самом начале зимы на книжной ярмарке Нон-фикшен в одном из самых престижных залов огромного помещения состоялась презентация роскошной книги «Магистр», изданной в Санкт-Петербурге. У книжки есть подзаголовок: «Тайна восьми жизней Вячеслава Зайцева». Автор Татарникова-Карпенко определила жанр этой книги как роман. Но здесь она немного пересолила, так – ряд фантазий. В первом ряду на этой презентации с чтением отрывков из книги, а заодно и показа моделей, которые должны были всё это иллюстрировать, сидела наша Примадонна, Слава в своё время сшил ей первый её балахон. Примадонна и отрецензировала роман: «Мы это все прочтём позже, продолжайте показ!» Так иногда в сельских клубах, когда лектор, предваряя фильм, несколько увлекается, кричат: «Картинку давай!» Впрочем, фантазии, которые читала автор романа, были достаточно занятны – про египетских жрецов, индийских браминов. Здесь, конечно, очень подошла бы заезженная цитата из Ахматовой о цветах и жизненном соре, но у всего построения была и добрая цель – мальчик из Иванова вобрал в своё творчество все достижения мировой культуры. Это очевидно: и мировая слава, и профессорское звание даром не даются. Но имеет значение другое: каков же уровень признания, если за последние несколько лет сначала кинофильм, с тайным прототипом всё того же Зайцева, а теперь уже и роман!
Как обычно – я на подобных мероприятиях побывал несколько раз – накануне Старого Нового года уже на своей традиционной площадке, в Доме моды, Слава Зайцев устраивает очередной просмотр – это всегда отчёт за год, новая коллекция. На этот раз я сумел договориться с заместителем генерального директора дома – генеральный сам Зайцев – моим старым приятелем Николаем Головиным, что приеду что-то к пяти, мне покажут закулисье, суматоху «предпоказа», изнанку и кухню. Я даже, уже позже, когда всё закончилось, содрал и сохранил бумажку, висевшую прямо у подиума, в которой были расписаны все выходы. Сначала шли сгруппированные фамилии модных «эскадронов», мужских и женских. Названия тем показов были такие: «Женские пальто», «Мужские пальто», «Нарядные женские комплекты», «Меха», «Серые мужские костюмы», «Вечерние комплекты», «Нарядные костюмы», «Роскошный вечер», «Невеста». Потом шёл раздел ФИНАЛ. Это выглядело так – 1. «Толпа ребят в сером. Проходят толпой, назад по одному. 2. 4-ка ребят в вечерних костюмах. Вперёд и назад 4-кой. 3. 5-ка девочек. Идут вперёд клином, назад по одной! 4. 5-ка девочек. Идут вперёд клином, назад по одной. 5. Смена музыки. Выходит ручеёк наружу из остальных девочек и остаётся на сцене. Выходит Ромаха с шефом и идут вперёд. Девочки выстраиваются в коридор по парам. 6. Выходит 4-ка в нарядных костюмах по логотипу и в случае необходимости помогает шефу с цветами. Потом идёт самая фантастическая фраза: 7. Отвал через центр по одной!
Гора цветов, которыми завалили Зайцева, в моё описание не входит. В пункте шестом недаром написано, что может понадобиться помощь.
Все эти картинки, перед тем как добыть эту заветную бумажку, я наблюдал из зала, одновременно делая небольшие заметки в записной книжке. Что здесь главное – понять, конечно, нетрудно, но слово не очень помогает там, где нужно непосредственно видеть. Неимоверной красоты девушки, похожие на цветы, ребята спортивные и мужественные в костюмах, пальто, в свадебных смокингах. Как обычно, Зайцев фиксирует время и тенденцию в жизни, человеческий достаток, достижения промышленности. А что же выделить в зайцевских коллекциях, чем он отличается от многих? Откуда такая популярность в народе? Здесь надо сразу сказать, что по своей сути, по тому, как он видит человека, Зайцев абсолютно и подчёркнуто русский художник. Это чувствуется во внутренней скромности даже его самых экстравагантных женских нарядов. Зайцев никогда не раздевает женщину до того бесстыдства, которое можно оправдать только течением западной моды. Ах, недаром он всё-таки родился в Иванове! Но и как русский подлинный самородок, всё же выбился в самые верхние уровни жизни. Второе – это, конечно, его внутреннее видение. Он как художник, сосредоточен не на роскошном фойе Большого театра, позванивающего подлинной бижутерией, и не на зрительский зал модных концертов и эстрады. В первую очередь – дальше скажу парадоксальное – он ориентируется на городские окраины, на молодёжь, живущую в панельных домах. Всё очень ярко, красочно, но не из самых дорогих тканей и с очень простым покроем. Иногда мне кажется, что молодая энтузиастка сможет всё это сшить на швейной машинке. Я невольно сравниваю Зайцева с другим, так сказать, парадным и официально признанным модельером. Если бы всё же Зайцеву доверили одеть армию, то уж наверняка бы она не замерзала – вот и ещё один момент, связанный с происхождением и видением художника.
В творческих итогах зайцевского времени есть и ещё одна символическая деталь. Ну, мы, конечно, иногда по утрам видим замечательную передачу по Первому каналу «Модный приговор». Сейчас её ведёт историк моды Васильев. Я-то помню, как всё это лет пять или четыре назад начиналось. Именно тогда Николай Головин ещё только выбивал у телевидения график передач и какие-то для своего шефа деньги, – о деньгах чуть позже, хотя разговор о них не панское дело, – а Зайцев тем временем точил концепцию. Потом, когда я увидел эти первые передачи и восхитился многомерностью замысла, я внезапно встретился со своею старой знакомой и знатоком отечественной культуры, бывшим министром Натальей Дементьевой. Она тоже только что эти передачи видела. И, захлёбываясь, мы стали о них говорить. То-сё, сё-то, артистизм, точность вкуса и, наконец, о невероятном социальном смысле этого проекта. Это ведь не сшить балахон для звезды или скроить из обрезков ткани эстрадное платье для исполнения под фанеру. Научить развращённое модными глянцевыми журналами поколение одеваться достойно, задуматься над соответствием собственного облика и содержания. Показать, что не деньги здесь всё решают… Я опять почему-то вспомнил наших подмосковных и московских девочек с окраины. Милые, будьте красивыми!
Собственно, этим показом перед Старым Новым годом начинался юбилейный, 50-й год работы Зайцева в искусстве. И здесь приходится итожить всё и говорить о том, что Зайцев-модельер невольно затушёвывает другого Зайцева – художника. Мне ли не видеть то, что подпирает творчество великого, по крайней мере самого знаменитого модельера России! Мой дом тоже завален коробками с рукописями, папками с неразвёрнутыми мыслями и картотечными ящиками с выписками. Я отчётливо понимаю, на чём стоят моя романистика и публицистика, да и педагогика. Так вот, за, так сказать, ярким и нарядным зайцевским подиумом, за причудами вдохновения стоят невероятные и, похоже, ежедневные живописные зайцевские штудии. Здесь, как в прозе, попробуй ежедневно что-то не сочинять.
Видимо, тот очерк, который я написал для «ЛГ» четыре года назад, дал мне некоторое право заглянуть в зайцевские тайники и лаборатории. В огромном Доме моды несколько комнат заняты зайцевским живописным архивом. Шкафы и стеллажи костюмов – это особая статья. Ну, конечно, здесь есть и эскизы к спектаклям, и наброски ставшего потом классическим «имиджа» многих артистов и эстрадных групп. Первый балахон нашей, как любят выражаться на НТВ, Примадонны, как я уже написал, нарисовал и сшил Зайцев. Сценический облик артистов ещё молодой, никому тогда ещё не известной, но уже «революционной» «Машины времени» тоже хранится в тех же запасниках. Но там же ещё и две огромные коллекции живописных видений художника и серия его фотографической живописи. Не оговорка.
В своё время первую свою премию я получил в тридцать с небольшим лет за фотографию. За неделю я, любитель, снял фотографический альбом о воюющем Вьетнаме. Это потом я понял, что писатель и фотограф – две разные профессии. Но понимание, как ставить свет и что такое тень, что такое мимолётное и мгновенно возникающее, осталось. Зайцев свои удивительные фотографические картины компонует из своих же с подиума моделей и аксессуаров своей профессии. Я здесь вспомнил Рембрандта, так любившего в счастливые годы своей профессии покупать дорогие восточные ткани, причудливые раковины и изысканные сосуды. Ближе всего эти фотографические полотна, в которых земные модели, так же как и в искусстве живописи, перевоплощены в символы, к недавно показанному у нас Караваджо. Зайцев, видимо, видел его много раньше нас.
Кажется, мне вообще невероятно в жизни повезло: сейчас в Бахрушинском музее открыта выставка, связанная с 85-летием Юрия Григоровича, – я о нём тоже писал, в том числе и статью в его юбилейный каталог, но вслед за этой выставкой там же будет открыта выставка работ Зайцева. В первую очередь это, конечно, театральные эскизы и костюмы. Я с некоторой грустью смотрел на огромную груду замечательных работ, из которых для выставки отобрана лишь маленькая толика. О, исконное наплевательское отношение к работающим рядом с нами гениям! А сколько пропало! Куда всё это денется позже? Я отчётливо вижу, как наследники довольно быстро ликвидируют мой большой архив, расчищая пространство для жизни. Что, интересно, сейчас не делают никаких движений музеи? Ну, наверное, в Ивановском художественном музее что-то хранится. В своё время Майя Плисецкая сумела передать свой архив в ЦГАЛИ, ей повезло. Но ведь и из государственных архивов пропадают документы, как пропали несколько страниц блоковского «Возмездия». В этом смысле у нас у всех грустные итоги. Но, здесь, пожалуй, стоит написать о подмосковном местечке Каблуково.
Это во времена Пастернака, с поразительной скрупулёзностью работающих архивов и государственных хранилищ, можно было почти кокетливо писать – «не надо заводить архивы, над рукописями трястись». В наше послеперестроечное время, кроме денег, никому ничего не надо. Горячка по утраченному начнётся потом, когда половина художественного наследия будет погублена, а вторая разойдётся по зарубежным музеям и коллекциям. Между прочим, пока мы согласовывали и раздумывали, сколько зайцевских работ уже были проданы с его зарубежных выставок и показов! Каждый настоящий художник отлично понимает значение своего творчества.
В 70 километрах от Москвы где-то в районе Щёлково... Это не только загородный дом и дом постоянного теперь проживания, но и «Творческий центр». Возможно, именно здесь и будет сохранено всё художественное наследие первого российского модельера. До этого места, чтобы порыться в художественных сокровищах, этого будущего зайцевского Абрамцева, я ещё не добрался. Но для меня до некоторой степени ироническое значение имеет факт создания этого центра. Землю дали щёлковские власти. Молодцы, понимали, что делали, это не Министерство культуры, а вот всё остальное, оказывается, цитирую мэтра: «Появлением творческого центра я обязан инициативе моих друзей из Парижа – госпоже Маргарет Карбоньер, которой принадлежит сама идея, и фирме L’Oreal, финансировавшей этот проект. Финансовой основой строительства музея-усадьбы стали гонорары за производство парфюмерной линии «Маруся» под именем «Слава Зайцев». Маруся – это чудная девушка, внучка Вячеслава Михайловича, которая заканчивала новогодний показ!
В конце января я опять созвонился с Зайцевым. Отчётливо представляю, как иногда надоедают журналисты, даже если они и притворяются писателями. Впрочем, не будем заниматься самоуничижением: каждый русский писатель – это всегда журналист. В этот момент я убивал двух, простите за невольный каламбур, зайцев: закулисье Малого театра и мэтр за работой – Зайцев как художник по костюмам оформляет «Пиковую даму» в постановке Житинкина. Боже мой, как это всё было интересно!
Германн, Графиня, Елецкий, Томский, Лиза, Нарумов и мошенник Чекалинский – эскизы их костюмов лежали на огромном портновском столе. К приходу мэтра всё уже было отксерокопировано, и отпечатано на цветном принтере. Сам Зайцев по обыкновению одет, как французский вельможа времён Людовика ХIV, в собственного пошива сюртук из тяжёлой тафты с разводами. Сюртук – чуть напоминавший кафтан, сходство подчёркивали рубашка с высоким воротом и крупный галстук, вернее, что-то среднее между галстуком и шейным платком. Жаль, что этого не видел Петроний, прозванный современниками «арбитром элегантности», ему бы понравилось.
В руках у шефа остро отточенный карандаш. Свита, ну какой же мэтр без свиты, записывает. Зайцев на бумаге, прямо по рисунку карандашом определяет вытачки, складки. Тут же огромное количество образцов тканей. От соответствующего образца отрезается кусочек. Шеф бестрепетной, чуть припухлой рукой, привыкшей к ножницам и иголке, пришпиливает эталонный кусочек к этюду. А ещё пуговицы, ещё галуны, ещё тесьма. Всё поднято до уровня космических решений. Как, например, «строить» застёжку на брюках? А кто-нибудь может себе представить, что в мастерских Малого театра только одних лекал для кроя воротника у мужских рубашек около двух десятков! Но это ещё только мужской цех. Я представляю, что позже будет происходить в женском! Здесь же в цеху, где работает с дюжину мастериц, стоят ещё три старинных зеркала. В этом отношении театр не разграблен, как многие другие объекты культуры, а ведь в этих зеркалах ещё, может быть, живут тени Щепкина, Остужева и Садовского. С жилетами, панталонами, исторически выверенными покроями мундиров и фраков покончено.
Мимо женских нарядов мэтр пока прошёл мимо. После панталон, шейных платков и жилетов Зайцев занимается обувью. Чему здесь больше удивляться – невероятному количеству колодок, которые хранятся в обувной мастерской, или своеобразию фасонов первой трети ХIХ века? Ах, эта лёгонькая туфелька, с розовыми или голубыми ленточкам вокруг лодыжки! В таких туфельках обычно щеголяют Наташа Ростова и Соня. Не всё так просто, друзья, оказывается, внутри верхней окантовки туфельки вшит ещё твёрдый шнурок. А обязательные «ушки» на моделях мужских сапожек! Я не могу рассказать всех тайн, о которых узнал, пока мэтр, похожий, как я уже писал, на вельможу Людовика ХIV, плясал карандашом по цветным наброскам. Здесь были выкрики: «Шевро, только шевро!» Несут шевро! Или: «Быстрицкая носит только высокий каблук!» Здесь я умолкаю, это уже тайны похлеще разборов полётов ракеты «Булава».
В своих записях на предновогоднем показе я нашёл: «Труднее всего мне будет написать финал». Это так понятно, на чём, собственно, остановиться? Я выбрал форму искреннего удивления и начал корить себя. Столько лет, старый балбес, ты занимаешься искусством, а оказывается... Когда ты смотрел «Безумный день, или Женитьба Фигаро» в Театре Сатиры с Андреем Мироновым, то это были костюмы Зайцева. И «Странная миссис Сэвидж» в Театре Моссовета с Орловой, Марецкой и Раневской – это тоже ивановский мальчик, и «Кто боится Вирджинии Вульф» и «Вишнёвый сад» в «Современнике» – это опять мэтр с ножницами. Но самое большое удивление вызвал у меня список, так любезно присланный мне из Дома моды. Это счастливые «жертвы» зайцевского эстетизма. Небольшая выборочка из 110 имён. Всё по алфавиту. Буква «А» начинается с Беллы Ахмадулиной, «Б» – с Марии Бабановой, «В» – с Галины Волчек. На «Г» – Илья Глазунов, на «Д» – Татьяна Доронина, на «Ж» – Жириновский Владимир Вольфович. Сколько же, оказывается, может вместить в себя 50 лет постоянного, как на каторге, труда! Но пора возвращаться в Малый театр, где в этот момент обсуждался каблук народной артистки СССР. Каблук выбран, оригиналы этюдов в портфеле, Зайцев торопится. В лифте он мне признаётся – сегодня ещё 21 примерка. Коллектив большой, денег не хватает, а зарплату платить надо, часто приходится «докладывать» из своих. Ну, зайцевскую примерку я проходил. Это когда, прищурившись, мастер на три сантиметра опускает пуговицу на пиджаке, а в зеркале ты уже видишь другую фигуру.