Поэма
1
Мои осенние поля.
Как пусто в них: ни журавля,
Ни аиста в холодном небе,
Ни даже вздоха там о хлебе,
Давно сошедшем в закрома.
И где-то там уже зима
Готовит белую угрозу.
И дни одной щекой к морозу
Идут, снижая облака…
И вот уж с вешалки рука
Снимает плащ, и чья-то воля
Из одного в другое поле
Ведёт меня.
Зачем? Куда?
Какая странная звезда
Сокрыта там, в седом тумане?
И не видать её, а манит,
Как донный вздох из камыша…
И вот уже щемит душа
Вот тут, в груди, и там, во поле,
Как боль сама, как эхо боли,
Чужая чья-то и своя –
Зовёт, и я иду в поля.
2
Иду в осенние поля,
Не рву рывком с плеча ружья,
Не целюсь в бедного зайчишку:
Пускай себе живёт, трусишка,
Пускай бежит за горизонт
И всё, что поле даст, грызёт.
А я,
Где пахотой, где пожней,
Иду
И в ранний час, и в поздний
В литых отцовских сапогах,
Не тороплю усталый шаг,
Души своей не тороплю
И говорю себе: люблю.
До слёз люблю такую пору,
Когда я сам, под стать простору,
Раскидан весь и окрылён,
Как взрыв, и тут же взят в полон
Тоской полей остро и хватко
До узелка…
Но вот загадка:
Куда иду? И почему?
Пожал бы руку – но кому?
Сказал бы слово – но о чём?
Плечо бы чьё своим плечом
Доукрепил… Да только жаль,
Во все концы немая даль
Крестом лежит сквозно и мглисто,
И никого – ни тракториста,
Ни конюха,
Ни овчара,
Лишь я один, как и вчера.
Один.
Но мне не одиноко, –
Во мне самом идёт дорога
Особой меты и длины –
И в сторону того омёта,
Что словно кто открыл ворота
Из августа в предзимний день:
Стоит и отрицает тень.
3
И я иду в его зарю
И, подойдя, благодарю
За приглашенье в летний полдень,
За свет, которым он наполнен,
За то, что он жилой такой…
И я прилёг, прильнув щекой
К нему, как к печке русской дома…
И слышу вдруг, как через дрёму
Совет мне кто-то подаёт:
Мол, встань и постучись в омёт.
И я не пренебрёг советом –
Встаю,
Стучусь,
Как будто это
И в самом деле чей-то дом.
А раз есть дом,
То в доме том
Должны же быть и домочадцы,
Чего бы к ним не постучаться?
Стучусь.
И сам глазам не верю:
Передо мною – настежь двери,
Мол, раз уж надо – заходи
И всё, что хочешь, огляди.
4
И я вошёл в омёт.
Да только
Где тут хоромы? Где светёлки?
Таких тут и в помине нет,
Один – сощурься – свет на свет.
Но свет не то чтобы всевышний,
Как белый наш,
А летописный,
Бестеневой,
Упавший ниц,
Как тот, с пергаментных страниц.
И не такой уж чтобы светлый.
В нём что-то есть не то от пепла,
Не то от праха что-то есть –
Такой он запредельный весь.
5
Ну а вокруг всё то же поле,
Но в нём – другое время, что ли? –
Не те косилки, трактора…
В разгаре страдная пора
Косьбы и сенозаготовки:
Там грабли вон, а тут литовки
Вонзились в жаркие валки…
А бабы где?
Где мужики?
И сразу стало сердцу трудно:
Покос в степи, а так безлюдно.
Такого, нет, не может быть.
Кому-то ж надо подсобить?
И я невольно озираюсь,
Тревожным взглядом упираюсь
То вон в ходки,
То в хомуты,
То в ту вон полную воды
Дубовую сырую кадку…
Ну что за чёрт – и тут загадка,
Хоть самого себя казни!
И вдруг –
Ах, вон где все они! –
Увидел их, и сердце радо:
В лесопосадке всей бригадой
Они сидят, здоровяки.
Зерновы,
Шпаки,
Рудяки,
Чинилины и Ивановы,
Кондрашины и Острецовы,
Безусые, но не юнцы,
Плечом и статью молодцы,
И все едят сливную кашу,
И все молчат. А что тут скажешь?
Обед, брат, он и есть обед.
Но почему здесь женщин нет?
Красавиц, в ком души не чаю?
Меня такое удручает.
Ни кротких нет, ни озорных…
Ну а какой покос без них?
Без них покоса не бывает,
Без них охота убывает
Валки валить до той межи.
А целоваться с кем, скажи?
Но факт есть факт.
А в чём причина? –
Об этом лучше знать мужчинам,
Но те сидят себе, молчат
Про жён своих и про девчат.
Вдруг обожгла меня забота:
В их лицах что-то есть от фото
Тех давних довоенных лет.
Какой-то запредельный свет.
Но я беспечным быть стараюсь,
К ним подхожу и улыбаюсь
Им, знатным землякам своим,
И – здрасте! – говорю всем им.
А Рудяку привет особый:
– Как поживаешь дядя Стёпа? –
И отдаю ему поклон,
Как старшему из всех, а он…
А он, как эхо из окопа:
– Какой тебе я дядя Стёпа?
По возрасту – ты дядя мне.
А по своей по седине
Уже сойдёшь и за папашу.
Ты лет на сорок всех нас старше.
Не веришь? Зеркало бы дал,
Да бабой я ещё не стал.
Так и сказал, как подытожил.
А у меня мороз по коже
От слов, не ясных мне вполне.
– А что сказать твоей жене,
Такой хорошей тёте Нюре?
– А то скажи, что вот покурим,
Докосим клевер и – придём…
6
В лицо ударило дождём.
И я открыл глаза, опомнясь.
Была уже сырая полночь.
Шёл туч растрёпанный свинец…
И только тут я наконец
Пришёл в себя и сердцем понял,
Какой же верою наполнен
В том, что они ещё живут –
Докосят клевер – и придут.
Придут в конце моей строки –
Всем похоронкам вопреки.