«Молись о бриге в бурном море...»

Познакомить читателей «ЛГ» с поэтами, так долго пребывавшими в изоляции, – наша прямая обязанность. Это очень разные авторы, у каждого своя поэтика, кому-то ближе философская лирика, а кто-то придерживается бардовских канонов. Но именно подобное разнообразие и представляет интерес для читателей. Каждый любитель поэзии найдёт в этой подборке что-то для себя, а значит, работа проделана не зря.

Любовь ВАСИЛЕНКО,

Керчь

***

Война, довлея опытом
вылущиванья глаз,
в расход серпов и молотовых
списывала нас.

Нечаянность пацанчиков
чужой виною пасть,
из гаубиц и танчиков
иссучиваясь всласть,

фривольно мины сеяла,
рвала за пядью пядь.
А смерть ждала и верила
бесславнейшею стать,

в славянские угодия
вгрызаясь, как в своё.
За верность БогоРодине,
от мира не сего.

Бараков-баррикадушек
барокко-рококо...
Братишек-обознатушек
забвенье глубоко.

Там, где-то на окраине,
над пропастью во лжи,
точат-точат сакральные
булатные ножи,

кипят котлы кипучие,
горят, горят огни...
А ты же не по случаю
надежду сохрани

для Авеля и Каина,
спасенья ради, для
прощенья и раскаянья
в безбожье бытия.

Балаклавская ночь

Хамелеон залива –
шпагоглотатель солнц –
смолянеет лениво
млечнейшим из обжорств…
Недообедав небом, –
пропадом,
как метро, –
звёздного хвостоеда
ящерное нутро
где-то протяжно дышит,
огненно чешуясь…
И чем бездонней,
тем выше
светопаденья час…
И чем страшней,
тем краше
древности оселки:
крылья отвесных башен
выветренно легки…

Галина СКВОРЦОВА,

Симферополь

***

Печень – ворону,
Сердце – ворогу,
А тебе – мой мятежный пыл,
Крым мой ласковый,
Во все стороны
Разметавший тревогу крыл.
Болью всполота,
Кровью полита
Красота ненаглядной земли.
Крым мой солнечный,
Твоё золото –
Разноликие дети твои.
Я крупиною,
Золотиною,
Малой толикой жарких щедрот
Остаюсь с тобой,
Неделимый мой,
Присягнувший на крымство, народ.

Я возвращаюсь

Я возвращаюсь к старой-старой двери,
Всё возвращается, когда приходит срок,
В речное русло – мартовский комок
Из мест зимовий: птицы, рыбы, звери,
Планеты, звёзды, творческие рвенья –
В края неисчерпаемых мерил…
И это крошево из наивысших сил –
Для роста Древа Жизни удобренье.
В нём всё имеет свой секретный код –
Все теоремы, детские считалки,
Вожди эпох, дворцы, трущобы, свалки
И времени неистребимый ход.
Итак, в стремленье – правда: света к мгле,
Поэта – к внутренней свободе слова,
В стремленье сложного на поиски простого,
Деревьев – к небу, а дождя – к земле,
Заката солнца – к новому восходу…
И вот явленья исключают тайный смысл.
Трава в тумане, белом, как кумыс,
И голый мальчик, прыгающий в воду,
И на воде – сигнальные круги…
То позывные космосу навстречу,
То знаки из далёкого далече
О приближении космической пурги…

***

Когда была жива Мечта,
Ходили с нею мы на равных:
Мы птиц ловили своенравных,
Чтоб выпустить в своём саду,
Вплетали в косы лебеду,
Мы лешего в пруду искали,
Моря – по-новому назвали,
Впрягали в сани облака
И пили млечный сок, слегка
Впитавший вкус победной стали.

Михаил МИТЬКО,

Симферополь

***

Под небом декабря
Следы дурной зимы:
Промокшие поля,
Озлобленные мы.

До неба только шаг,
Но тучи – как забор.
И утомляет враг,
И без добычи вор –

Ведь счастье не украсть,
А песни глохнут здесь,
И раздражает власть,
И хочется поесть.

Но вижу я вдали
Сквозь дождь и облака
Из лета корабли
И замки из песка.

***

Рокочут грозовые облака,
Откинуты небесные засовы,
Летит на землю буйная река –
Смывает грязь и омывает кровы.
Чтоб после, вдруг, в звенящей чистоте
Расслышалось звучавшее когда-то:
«Вернитесь со щитом – иль на щите!»
И тихо: «Я молюсь за вас, ребята...»

***

Моя зелёная тоска,
Дразня меня, скрутила дулю,
Но я восстал! И из виска
Рванул отравленную пулю!
Загнал её обратно в ствол,
Сказал, насмешлив и отчаян:
«Ну что, дружок, садись за стол,
Поговорим. И выпьем чаю».
Но осторожная тоска
Вдали стояла чутким зайцем,
Смотрела зло. И у виска
Крутила пальцем.

Евгения БАРАНОВА,

Севастополь

***

Моё кольцо ко мне вернулось.
У ивы кожица срослась.
Моя мучительная юность,
Моя решительная страсть.

Из бронзы профилем кошачьим –
на километры затаясь –
между чужим и настоящим
идёт невидимая связь.

Идёт – сквозь времени портьеры.
Идёт – контроллеры круша.
Как неопознанная вера,
идёт на цыпочках душа.

Как снег! как выдох осторожный!
как ждёт охотника фазан!
Между живым и невозможным
Его глаза.
Мои глаза.

***

Съешь этих мягких французских булок.
Съешь, успокойся да выпей чаю.
Видишь – горит подо мной проулок.
Видишь ли, кот по тебе скучает.

С Миллером Генри почти сроднились.
Булочник Пётр грозит кредитом.
Каждое утро макаю в известь
чувства мещанского пережиток.

Чёрт подери – или даже Бог с ним.
Чёрт бы побрал – да все души гладки.
Вечер. Кофейник. Седая осень.
Зимнее солнце в сухом остатке.

***

Завтра будут дожди и дожди
и на кошках простывшие блохи.
Если долго куда-то идти,
то приходишь к началу эпохи.

Если долго рассматривать дверь,
всё равно не пойдёшь на прогулку.
Телефон, как приручённый зверь,
вытирает хвостом штукатурку.
Тянет лапу рекламный медведь.
Вот и август пройдёт. И полгода.
Ничего никому не хотеть,
кроме чаю и взлётной погоды.
Догорает – последний фитиль,
добивает – последнее слово.
А поэзия, как ни крути, –
только дудочка для крысолова.

Павел МАНГУПСКИЙ,

Симферополь

ПОБЕГ

Когда у поднебесий потолка
Часы остановились на «двенадцать»,
Ушёл я. Уходя, не предлагал
На всякий случай попрощаться.
Я просто лихорадочно бежал
Туда, где равновесие душевно,
Туда, где невозможно на ножах
Ни драться и ни жить …ну совершенно.
Туда, где нет асфальтовых дорог,
Где лишних не пускают за порог,
Легко распознавая по манерам,
Где я, давно причисленный к «своим»,
Заочно узнаваем и любим
(За мизерную плату и без меры).

СПОКОЙСТВИЕ

Спокойствие.
Ни шума, ни страстей –
Всё лишнее фильтрует тишина.
Лишь образы непрошеных гостей
Приводит умозрительно она:
То входят, то выходят не спеша,
Однако исключительно не те,
Которые смогли бы помешать
Хоть чем-нибудь в беззвучной темноте.
Пусть ветер облаками шелестит
Плывущими, как чёрные тела.
Ещё далековато до шести,
И звёзды догорели не дотла.
И кажется, что в мире ты один,
И в то же время лишь один из всех …
А на' небе сияет лунный блин
Во всей своей космической красе.

НЕЗАМЕЧЕННОЕ

Нам все улыбались навстречу,
Когда мы, совсем обессилив,
На грешную землю в тот вечер
По лунной тропинке спустились.
Нам звёзды горели так ярко,
Что больно глазам даже было.
И было немножечко жарко,
А небо, напротив, – остыло.

Ника БАТХЕН,

Феодосия

Розница

Чёрный дуб. Корявый корень
Непреклонен, непокорен.
Речка – чёрная волна.
Лён и пламя. Пей до дна
Дух полынный, дух тимьянный –
Стихнет ветер, станешь пьяный,
Скажешь правду – что в Крыму
Неуместно одному.
Виноград, кизил, черешня –
Каждый парный, каждый грешный,
Даже яблоки – смотри –
На ветвях по два, по три.
Даже горы встали рядом
В белых облачных нарядах
Даже маки всей земли
В одночасье зацвели.

...Карадаг чернеет грозно –
Только люди ходят розно.

Коктебельная колыбельная

Коктебелит – были, байки,
Сладкий крымский сон.
Сняли шлёпанцы и майки,
Кончился сезон.

Опустевшие прилавки
Ветер тормошит,
Бликом солнечной булавки
Старый мол прошит.

Бродят кошки, просят рыбы,
Мяса, молока.
Трут о каменные глыбы
Тощие бока.

Кошкам свой кусок положен –
Схватят и в подвал.
Говорят, старик Волошин
Их нарисовал.

Спят в пыли от крыш до спален
Домики, дворцы.
Продаёт шальной татарин
Сласти-леденцы.

Ни фрегатов, ни баркасов...
Наберу в ладонь
Горсть зелёных мокрых трассов,
Серый халцедон.

Увезу с собой в кармашке
И среди зимы
Вспомню: белые барашки,
Отмель, море. Мы.

Сергей САВИНОВ,

Симферополь

В ночи

В ночи мы смотрим разлучённо
В огранке правильных витрин.
В четверг пречистый здесь копчёно,
Здесь клином вышибают клин.

На этих фресках полустёртых
Не видно чувств – едва лишь вздох
Да гнев с уныньем, а в-четвёртых –
Надежды трепетный листок.

Молись о бриге в бурном море,
Разбитом в щепы меж валов.
Я различу в надмирном хоре
Твой голос – этот тайный зов.

Вели немыслимо прижаться
К деревьям, так, чтоб вышла грязь.
Пришла пора Великой Жатвы.
Мы свиделись в последний раз.

***

Ливень. Твой смех у дверей.
Молния в медных литаврах.
В тесной каморке моей
Сырость почиет на лаврах.

Всё, чем вчера дорожил, –
В луже: сонеты и стансы…
Ты покружись, покружи, –
Высвети комнату в танце.

Капель в углу перепляс,
Гром за стеною в падучей…
Если научишься прясть
Нити из нежных созвучий, –

Звёзды, в дожде преломясь,
В радуге дивно воспрянут.
Если научишься прясть,
Пальцы твои не завянут.

Ты покружись, покружи…
Слишком светлы миражи.

Юлия КОТЛЕР,

Керчь

* * *
Искать – важнее, чем остыть.
Важнее – шаткие весы.
Полупрозрачные мосты
Шершавят крылышком осы.
Купая ступни в небесах,
Не снизошедших до росы,
Качнётся время на весах
Осенним крылышком осы.
Искать – важнее, чем спасти
Ноябрьского мотылька.
Из рос небесных возвести
Подвески остроступных скал.
Искать – острейшая игла,
Мост уронивши на весы,
Я невесомо обрела
Слепые крылышки осы.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ОСЕНИ

Всегда она. Всегда она.
Внезапно и континентально.
Проводит по небу канат,
Пуанты посыпает тальком…
Дождливой хвори сонный сип
В муслиновой одышке лета.
Сильна привычка моросить.
Чернильный жар, бумажный лекарь.
Коронный триптих – ликов лоск:
Лжемалахит, сусаль и прочернь.
Листвой разлапистой слилось
Под зеркалом пятно пророчеств.
Сейчас июль. Часы спешат
В горячке шумной и фатальной.
Но до неё всего лишь шаг –
Внезапный и континентальный.

Марина МАТВЕЕВА,

Симферополь

***

Судьба пошла наискосок, и линий
с твоих ладоней не смотать в клубок,
чтоб стали руки плоскими, как синий
небесный потолок, за коим Бог
скрывает их немыслимые ярды –
клубков таких, чтоб вышивать миры.
Они что шарики на том бильярде,
на коем и планеты – как шары.

Мы встретимся – и спутает котёнок,
ручной бесёнок, два клубка – и так,
что потолок небесный брызнет тёмным,
а солнце звякнет оземь, как пятак.
И эти перепутанные нити,
двуцветные, двусущностные, но
одноживые Бог нашьёт на китель
себе для форсу перед Сатаной –

там, где другие смертные жизнишки
и жизневольных смертечек значки
в доверчивых ладонях, как по книжке,
прочитаны и смотаны в клубки.

***

И снова, как в душную сказку, войду домой,
где ждёт меня мой суровый сепаратист.
Не нравится «ангел мой» – будешь «чёрт немой».
И выключи новости – будь хоть минуту чист…

Я чёртова женщина, я не могу смотреть
всечасно: убили, сожгли, разбомбили дом…
Я плакала, помнишь? И будет со мною впредь.
Сначала увижу тебя, а потом – потом.

Ты хочешь быть там. Я хочу, чтобы ты был здесь.
Пусть это смешно, но убьют тебя – я умру.
Тебя не берут, потому что уже не весь,
уже не мальчишка – не сможешь ты, как в игру,

играть в эту правду, раскрашивать в бело-синь
с подстрочником красного чёрный, лохматый свет.
Ты слишком серьёзен, покинутый асассин.
Ты ждёшь лишь приказа. Не нужен тебе ответ

на сотни вопросов сведённого бытия,
и несть философии, Бога тем паче несть.
Ты мыслишь иначе, чем полусвятая я,
чем те, у кого перебитое сердце есть.

Меня отучают писать о себе, своё:
о том, как мне больно и страшно, – не полусловь.
Иначе – «слабачка». Но им невдомёк: даёт
мне силы моя незастреленная любовь.
Чем новости слушать, пойду испеку пирог.
Занятье рукам – полусладок его бальзам.
Не нужно мне видеть: ты снова – как за порог –
туда, где нет места ни Господу, ни слезам.