При одном упоминания термина «восточная миниатюра» сразу вспоминается Омар Хайям с его блестящим рубайятом. А дальше? Дальше, пожалуй, ни у одного восточного лирика миниатюра не представлена в творчестве так полно и всепобеждающе. Но это не значит, что сама миниатюра как стихотворный жанр не развивалась, не искала новых путей совершенствования в форме, тематике и образности.
Мудреца привечай, приближая, откровеньям его внимай –
добродетели научаясь, к делу жизни её применяй!
– читаем в безымянном стихотворении древнего тюрка IX века из Южной Сибири.
Но, кроме назидательной, издревле к нам идёт традиция любовной лирики (IX век, автор неизвестен):
Днём и ночью плачу я: страсть душою завладела.
Но любимая ушла – и душа осиротела.
Как привязанное, вслед за любовью полетело
сердце, – вот и в горе я, вот и плачу то и дело.
Эти две традиции долгое время не выпускали из своего поэтического плена миниатюру, и только к XX веку она, как мне кажется, вырвалась на простор иной тематики, иных интонаций, иного жанрового бытия.
Представленная подборка восточных миниатюр XX века, в основном принадлежащих перу сибирских лириков, позволяет судить о том, как сильно с древнейших времён изменился этот жанр.
Например, у Михаила Кильчичакова сохраняется форма традиционного хакасского тахпаха, а у Габдуллы Тукая, этого страстного обличителя общественных несовершенств, миниатюра приобретает не свойственный ей пафос, хотя сберегает строфику (бейт). У других лириков в традиционную форму вливается новое содержание, современные реалии быта, даже лексика и неологизмы, присущие своему времени.
Восточная миниатюра предстаёт здесь в пристрастном отборе переводчика как живая форма поэтического мышления, которая развивалась, не теряя своей исконной афористичности, юмора, остроты. Этим, наверное, она дорога не только поэту или переводчику, но и читателю – любителю точного слова и неизбитой мысли. А как много можно вместить иногда в традиционные для миниатюры восемь строк!
Отчаяние
Бесчестие, лживость и грязь –
это в нас не сейчас поселилось.
Порочность – вот общая суть,
что в словах и в делах проявилась.
Нас радует всё, что блестит,
но мы ценим не цвет, а оттенок,
святыни спешим распродать и – увы! –
как всегда, за бесценок.
Одежды и души – в грязи,
совестливость и доблесть – в забвенье.
Мы в банях отмоем тела,
но где же для душ омовенье?
(с татарского)
Шахматы
Жизнь шахматами кажется порой:
то светлое, то тёмное пятно.
Неверный ход – уйди с доски долой,
а выигрыша вечно – не дано.
На шахматной доске – рывок, шажок –
и жизнь пройдёт, то зла, а то добра,
но вот судьба поставит мат в свой срок,
фигуры соберёт, и кончена игра.
(с киргизского)
О жизни и смерти
Когда о жизни размышляю я –
смерть рядом чую: чувствую, что злится.
Когда о смерти размышляю я –
жизнь на меня обидчиво косится.
Давайте, люди, трезво рассуждать:
и жизнь и смерть – всевластные царицы;
живые, жизнь не будем обижать,
а смерть пускай на нас до смерти злится.
(с туркменского)
Петушок
Немало кур перетоптал,
бывало, до небес взлетал
мой золотисто-красный петушок.
Но остарел и не летит,
и сам, как курица, сидит
на яйцах мой несчастный петушок.
(с хакасского)
Плохое слово
Плохого никому не надо говорить,
плохое слово – грех: им можно затворить
уста и сердце; друг в обиде может
тебя обидой встречной обварить.
(с узбекского)
Вершина
Что ж, небеса мои ещё чисты,
и горы мне подвластны, хоть круты.
Достиг вершины я, но опасаюсь,
услышат ли меня с той высоты?
(с казахского)
Два взгляда
Один следит за ходом солнца, ждёт,
что лето кончится, листва с дерев спадёт,
и весь в печали он, мол, вот зима наступит,
а там и жизнь пройдёт, как мимолётный год.
Другому же года нисколько не страшны,
он видит мир с иной, с весёлой стороны:
всё небо в тучах, снег валом валит на крыши, –
не за горами, значит, дни весны.
(с казахского)
В глуби тайги
Проснулся утром я в глуби тайги,
проснулся с солнцем, чтобы прикоснуться
к величью жизни на моей земле,
где птичьи стаи вольно в небе вьются.
Проснулся утром я в глуби тайги,
пронзило грудь мне гулкое веселье,
как будто я из космоса пришёл,
как странник, что обрёл родную землю.
(с алтайского)
Сравнение
Иной наездник своего коня
так изукрасит, что под сбруей тяжкой
едва-едва волочится бедняжка,
к земле понуро голову клоня.
Иной поэт так украшает стих,
так лихо все законы нарушает,
так образами строки нагружает,
что мысли не оставит места в них.
(с бурятского)
Пока был жив
Пока был жив – они с тобой
как с тряпкой половой,
погиб – как флаг тебя возносят над толпой.
Под камнем спишь – как одинок тот камень
над тобой!
(с тувинского)
Запас
Пусть враг враждует, клеветник клевещет, –
тебе, Любовь, видна вся их игра.
Коль пламя над костром любви трепещет,
то, значит, спичка не была сыра.
(с якутского)
Мимоходом, мимоходом
я руки твоей коснулся
и прошёл, и обернулся –
вижу, ты горишь огнём
и кричишь мне: «Эй, прохожий,
ну зачем ты прикоснулся,
и зачем ты обернулся? –
ты ведь весь горишь огнём?!»
(с якутского)
Жизнь моя
Жизнь моя подобна дому,
дом сродни судьбе моей:
дверь распахнута любому.
Что-то долго жду гостей.
(с якутского)
Перевод А. Преловского